Что могло быть естественнее, чем посоветоваться с Гэвином? Да, конечно, при этом следовало соблюдать осторожность, чтобы даже случайной обмолвкой не выдать Элен; ну так, значит, я буду осторожен.
Я кликнул в скайпе по нику Гэвина и позвонил ему — якобы просто ища сочувствия по поводу необходимости опять переделывать статью во имя религиозных взглядов редактора. Мой друг тут же поведал мне о своем новом конфликте с Рюдигером: Гэвин прислал ему заметку о раннем этапе эволюционной науки, и тот попросил его уделить большее внимание «совершенно справедливому» суждению Эйзы Грея, американского друга Дарвина, утверждавшего, что слепой случай не может привести к появлению новых признаков, если те не были ранее заложены в Исходный Проект. «Ну да, Грей, используя научные доводы девятнадцатого века, пытался возражать Дарвину в таком вот духе, но я спрашиваю Рюдигера: «Так что же, вы рекомендуете мне и сейчас присоединиться к мнению, будто эволюция регулируется Высшей Волей?» — «Вы знаете мой ответ!» — изрек он!». После чего Дарвин, то есть Гэвин, прекратил спор и опубликовал это «редакторское мнение» на своей домашней страничке.
Это был хороший повод, чтобы заговорить о коэволюции человека и микроорганизмов, о нашей с ними совместной «пришлифовке», — после чего я как бы невзначай заметил: «Может быть, сейчас Грей сказал бы примерно следующее: «Эволюцией Homo sapiens правит не слепой случай, а инфекционные заболевания. Они-то и являются подлинно Высшей Волей!».
Гэвин хихикнул, как школьница:
— По-твоему выходит, что бог — вирус?
Мы еще немного поговорили о том о сем, но у меня не создалось впечатления, что Гэвин хоть краем уха слышал о пандемии.
Или, может быть, он тоже осторожничал? По тем же причинам, что и я?
«Самое худшее, что с тобой может случиться — это легкое повышение температуры…»
Я вспомнил эти слова Элен, когда термометр показал 37,8. Отнюдь не жар — так что залихорадило меня просто от страха.
Да, я вульгарно испугался за свою жизнь. Все ли они учли, коллеги Элен, разрабатывавшие эту вакцину? А как обстоят дела с теми из них, кто сам согласился стать подопытным кроликом, опробовав ее на себе? Несколько лет назад был случай, во время клинических тестов в Англии инициаторы эксперимента чуть не протянули ноги…
Я лежал на диване, литрами поглощал воду с тоником (все равно хинин запивать!) и в мрачном настроении смотрел телевизор. Впрочем, от смеси новостей и ток-шоу мне сделалось только хуже. Элен приносила мне влажные салфетки и холодный чай лечебного состава, горький, как больничная микстура. Она была в маске и медицинских перчатках, обтягивающих руки, как матовая кожа неведомого существа.
Почему Элен здесь, со мной, а не в институте? Он прекратил свою деятельность? Или начальство дозналось, что Элен сделала инъекцию не себе, а мне, — и теперь она уволена?
Кажется, я спросил это вслух, но Элен не ответила. Наклонилась ко мне вплотную; было видно, что от ее самообладания уже почти ничего не осталось.
— Мне так жаль… — прошептала она. — Я вела себя настолько эгоистично и глупо… Нельзя было полагаться на результаты, полученные во время экспериментов над шимпанзе. Мой коллега Хеффнер… у него сейчас температура выше, чем у тебя: за 40. Шеф говорит, что наша попытка проверить вакцину на себе провалилась. Он… он знает, что я потратила свой шприц на тебя, — и приказал мне оставаться дома, с тобой. Не наблюдать, а помогать. А вопрос о моей виновности будет поднят потом, когда кризис минует…
Она взяла у меня кровь для анализа — и, противореча самой себе, сказала, что сейчас отнесет эту пробу в институт. Ее надо исследовать там, а не на дому. Если же шеф будет против — что ж, пусть увольняет!
Мне было велено лежать и терпеть. Но если температура поднимется выше 39 — звонить немедленно: Элен бросит все и тут же прибежит!
Мысленно высказавшись по поводу всего этого гораздо резче, чем, наверно, сделал бы даже шеф Элен, я придвинул к себе компьютер и раз такое дело решил продолжить работу. Первое, с чего начал, — отправил очень резкое письмо Рюдигеру. Он что, действительно думает, что читателям сейчас есть дело до квантовой пены, черных дыр и времени жизни Вселенной, когда наступает не метафорический, а реальный конец света? Террористы взрывают поезда метро, вдохновенные борцы за свободу превращают детей в солдат-смертников, в Центральной Азии этнические группы, названия которых я даже не могу выговорить, с упоением режут друг другу горло, в США активисты, защищающие права нерожденных, убивают врачей, делающих аборты; а читателей, оказывается, интересует квантовая пена как доказательство божьей воли — подумать только! Плюс, словно этого всего мало, еще и пандемия, которую старательно замалчивает ВОЗ и национальные медицинские организации… Пандемия, от которой нет никакой защиты — кроме вакцины, изготовленной с нарушениями всех и всяческих норм законодательства… причем даже эта вакцина никого и ни от чего не защищает…
Голова кружилась, мир перед глазами проворачивался с каким-то скрипом, словно на ржавых шестеренках, и когда градусник показывал уже 37,9, я в полубреду задумался о том, что, возможно, сторонники «теории заговора» не так уж ошибаются. Эти мысли немедленно приняли антисемитский характер: первые проявления болезни были зафиксированы на Ближнем Востоке, от Сирии до Синая, — а что, если за этим стоит Израиль, как американские тайные лаборатории за эпидемией СПИДа? Конечно, так и есть: израильтяне разработали этническое оружие… ведь они не выступили с официальным опровержением этой теории! Они хотят, чтобы мозги палестинцев растеклись, как болотная жижа…
Но для этого им первым делом надо защитить самих себя. Значит, они сумели создать вакцину. Но ни с кем ею не поделились. Или, может быть, поделились только с американцами. Или…
Элен сидела рядом со мной. Сегодня она сильно задержалась на работе, на два часа дольше обычного.
— Что, шеф был очень свиреп? — спросил я, ощущая, что ее бьет мелкая дрожь.
Элен улыбнулась. Не боясь заразиться, потянулась к моей бутылке с тоником, сделала глоток прямо из горлышка:
— Есть две новости, хорошая и плохая. Хорошая — анализ твоей крови показал, что вируса в ней нет.
— А плохая?
— Плохая в том, что все наши, кто не сделал себе прививки, уже подхватили вирус. Несмотря на то что у нас сейчас действует даже не второй, а третий уровень биологической защиты! Спохватись мы на несколько дней раньше… — она не договорила, — Впрочем, пустое. В настоящее время возбудитель уже добрался до Южной Америки. Много сообщений о «нестандартной реакции на самый обычный грипп». Зафиксированы первые смерти — причем их наконец удалось связать с нашим вирусом точно, а не предположительно. Сингапур проинформировал международную общественность о «возобновлении эпидемии птичьего гриппа». Что ж, теперь можно открыто носить медицинские маски. Инкубационный период, как выяснилось, очень короткий…
Элен коснулась рукой моего лба. Ее ладонь была теплее, чем моя кожа. Неожиданное ощущение… И еще было что-то странное, но я не сразу понял, что именно. Вдруг у меня как пелена спала с глаз: Элен была без перчаток и без маски.
Что она сказала: «Все наши, кто не сделал себе прививки, уже подхватили вирус»? Но ведь это значит…
Через несколько часов Элен ощутила резкое повышение температуры. Тут, наверно, дело было не только в сроках заражения: она растратила слишком много сил и нервов, в результате сопротивляемость организма резко понизилась.
— Как ты себя чувствуешь? — Я сидел рядом и держал ее за руку.
— Тут-то никакого вируса нет. Он вот здесь… — через силу улыбнулась она и указала себе на голову, — Надеюсь, в конце концов он все-таки оставит мне хоть немного от прежней меня…
— Конечно же, успокойся.
— Да как сказать… Изменения уже видны на МРТ. Ты знаешь, что это означает.
Я встал. Сделал несколько шагов по комнате: на ватных ногах, но уже не шатаясь. Голова все еще кружилась, температура тоже не полностью ушла, но какое это имело значение теперь, когда Элен нужна моя помощь!
Она заслонила меня собой, спасла меня — но сделала это ценой своего здоровья… если не…
МРТ, магнитно-резонансная томография, — метод высокой чувствительности. Однако изменения, вызванные вирусной инфекцией, он может определить лишь тогда, когда эти изменения уже значительны. И многочисленны.
Миллионы, многие миллионы нейронов мозга Элен поражены сейчас вирусом…
Ничего и никогда я не желал так, как ее спасения. Если бы для этого можно было пожертвовать своей жизнью — сделал бы это без малейших колебаний.
— Все будет в порядке, — произнес я бодрым голосом, успокаивая Элен и себя самого. — Ты говоришь, что есть отдельные жертвы, но на самом-то деле это значит, что почти никто не умирает. Главная опасность — паника, страх перед неизвестным, ну так это наше эволюционное наследие. Что до возбудителя пандемии, то он, по всем признакам, один из самых безобидных вирусов. Разве что полихорадит от него, немного и не сильно. Скоро ты будешь здорова. А теперь ляг, поспи.
Я раздвинул диван, помог Элен раздеться и лечь. Температура у нее была 38,7. Элен, как всегда, опережала меня — во всем, включая скорость, с которой прогрессирует болезнь.
Я спрятал термометр. Вслух не сказал ни о чем, но подумал о болезни не Альцгеймера или Паркинсона, а Крейтцфельда-Якоба, она же «коровье бешенство». Может, существовали и иные примеры, однако на это моих медицинских знаний уже не хватало. Не вирус, а прион, сам лишенный ДНК, но, возможно, порожденный мутацией одного из локусов ДНК… причем это перерождение случается уже во взрослом организме… Передающийся от животного к человеку, превращающий мозг в губчатую массу… Тогда паника, наверно, как раз и помогла взять ситуацию под контроль: массовый забой скота остановил эпидемию.
Сидя рядом с Элен, я поил ее горьким лечебным чаем. Она фантазировала —