èse!»[9].
Сказать, что я был поражен — ничего не сказать. Может быть, все-таки правы те, кто говорит, что человечество чокнулось — просто у разных людей это проявляется не одинаковым образом? Вот и Рюдигер не только превратился в свою собственную противоположность, но и ухитрился забыть, чего он требовал от меня ранее.
Я поделился этой мыслью с Гэвином, но он скептически хмыкнул: единичный факт не может служить доказательством. Впрочем, его собственная мать, недавно бывшая «почти фанатичной христианкой», тоже что-то перестала молиться после прихода Лихорадки; однако и двух фактов тоже маловато для подтверждения гипотезы.
— А может быть, профессор Пфайфер был прав? — предположил я. — Если «божий локус» действительно представляет некий участок человеческого мозга, то вирус, воздействуя на этот «центр веры»…
— «Божий локус» — чистейшей воды домысел, — ответил Гэвин. — Недавно я читал интервью с профессором, и там он признается, что не имеет ни бесспорных доказательств своей концепции, ни подтверждения того, произошли ли после пандемии в этой части мозга вообще хоть какие-то изменения. Давай все-таки придерживаться установленных фактов.
— Понимаешь, мне кажется, что изменения произошли в мозге каждого человека — за исключением моего! А мне сейчас кажется, что… что мы пережили нейронный аналог потопа. Если бы я верил в бога, то впору предположить: ОН решил, что нам будет лучше без веры. То, что раньше мы поклонялись ему, было всего лишь данью его тщеславию. А вот теперь он раскаялся в этой своей ошибке — и исправил ее. Может быть, ему удобнее проделывать такие манипуляции не лично, а при помощи эволюции или…
— Друг Аркадий, — улыбнулся Гэвин, — тебе не нужно бояться того, что ты чокнешься. Ты уже чокнулся…
Вечером мы вышли с Элен на прогулку. Она была еще слаба и держалась за мою руку.
Все выглядело так же, как до пандемии. Люди покупали в киосках сосиски с карри и кетчупом, ездили туда-сюда на велосипедах, гуляли с детьми. Сидели в кафе. Ели мороженое. Со всех ног спешили куда-то, нервничая и опаздывая, но даже нервничали совсем не так, как в те дни, когда пандемия нависла над миром.
И это было хорошо. Жизнь брала свое.
Мы остановились возле церкви, красивого здания из красного кирпича. Сам не зная зачем, я шагнул к двери, нажал на тяжелую створку… Она открылась. Внутри был приятный полумрак.
Наши шаги гулко звучали под сводами неоготического собора. Кроме нас с Элен, тут сейчас никого не было.
Что я искал здесь? Подтверждение того, что ОН все-таки не существует, раз уж отведенный ЕМУ дом пуст?
— Здесь прохладно даже в жару… — промямлил я, пытаясь подыскать для Элен рациональное объяснение. И снова протянул руку к двери.
— Ну что, не видишь на ней прибитых тезисов?[10] — Элен ни на миг не обманула моя попытка, — «Уважаемые прихожане, просим вашей помощи в переоборудовании церкви в культурный центр» — и подпись священника? Нет? Ну, значит, все остается по-прежнему.
Мы вышли из храма.
Каким он будет, мир без веры? Исчезнет фанатизм. Не станет молодых безумцев, рвущихся взорвать себя в толпе и стать мучениками. Не найдется и тех, кто готов посылать на такие деяния своих юных сестер с «поясами шахидок» на животе. А от тех, кто решит продолжать читать евангельские проповеди, будут держаться подальше — возможно, на таком же расстоянии, которое требуется, чтобы оценить религиозное подвижничество Гауди[11]. Политики перестанут приносить присягу на Библии: просто потому, что избиратели не будут от них этого ждать. Но… не распространится ли отказ от веры и на другие основы человеческой цивилизации, не связанные с религией?
Допустим, возросший скептицизм приведет к отказу верить в гороскопы. А будут ли доверять предвыборным обещаниям? Люди, обладающие иммунитетом против экстремизма и против необоснованных надежд, на которых держатся азартные игры и лотерея, — не откажутся ли они заодно от столь же маловероятных надежд на выздоровление при тяжелой болезни?
Эта мысль сразу заставила меня вспомнить о матери Элен.
— Постой, разве сегодня ты не должна…
— Да, конечно, — она догадалась обо всем раньше, чем я договорил, — Мне бы надлежало посетить мать. Однако в этом ведь нет никакого смысла: она меня давно уже не узнает и не помнит.
— Но ты ведь всегда говорила: «Это же моя мама!»…
Элен только пожала плечами.
Этой ночью впервые после болезни мы опять легли в постель вместе. Я обнял ее — нежно, исполненный желания, как в лучшие наши ночи, — и вдруг ощутил какое-то странное неудобство. Чего-то не хватало, едва заметного, но привычного, кажущегося необходимым.
— Где твой амулет?
— А, этот камень на цепочке… Я его выбросила. Только лишняя тяжесть на шее. Без него гораздо лучше!
Элен страстно прижалась ко мне — но мое желание уже исчезло.
Тот, кого не существует, спас ее для меня. Но… это была уже не она.
Это была не моя Элен-с-амулетом…
© Angela und Karlheinz Steinmuller.
Gott und das Virus. 2010.
Печатается с разрешения авторов.
© Григорий Панченко, перевод, 2015
© Lumbricus, илл., 2015
ШТАЙНМЮЛЛЕР Ангела (STEINMULLER Angela),
ШТАЙНМЮЛЛЕР Карлхайнц (STEINMULLER Karlheinz)
____________________________
Немецкие писатели-фантасты, супруги. Ангела родилась в 1941 году в Шмалькальдене, окончила математический факультет Университета им. Гумбольдта в Берлине. Карлхайнц родился в 1950-м в Клингентале, учился в Техническом институте Карл-Маркс-Штадта и получил диплом физика. Оба начали писать в конце 1970-х, а первое совместное произведение, роман «Эндимион», выпустили в 1982 году. В 1977–1982 годах, будучи сотрудником Центрального института кибернетики и информационных процессов Академии наук ГДР, Карлхайнц Штайнмюллер занимался моделированием экосистем и популяционной динамики. Позже стал научным руководителем фабрики мысли Z_punkt. Среди романов супружеской четы выделяются «Пуластер» (1986), «Мастер сновидений» (1990), «Время потепления» (1991). Произведения соавторов переведены на многие языки мира. Помимо литературных работ Карлхайнц Штайнмюллер выступаете прогностическими статьями и книгами, является одним из ведущих футурологов Германии.
В 1988 году творческий дуэт получил премию европейской ассоциации фантастов Prix Européen de la Science-Fiction. Позже в номинации «Рассказ» трижды завоевывали высшую награду, вручаемую германоязычным фантастам, — премию им. Курда Лассвица.
КУРСОР
Скандальный Хьюго
Всемирный конвент любителей фантастики WorldCon прошел в этом году в Спокейне, штат Вашингтон, с 19 по 23 августа. А 22 августа состоялась церемония вручения знаменитых премий «Хьюго» — лауреатов в несколько этапов выбирают сами многочисленные участники конвента. Однако в этом году событие привлекло внимание скорее не номинантами, а скандалами. Голосование по премиям выявляет не только лучших из лучших в фантастике, но и определяет наиболее популярные направления в жанре. Ностальгируя по «старой доброй научной фантастике», группа участников конвента объединилась в боевые отряды «грустных щеночков» (sad puppies) и «бешеных щеночков» (rabid puppies). Они ставили одни и те же цели — голосовать за «твердую НФ». Узнав об этом, приверженцы новой фантастики (мейнстрима) прибыли на конвент в таком количестве, что в этом году WorldCon собрал в два раза больше участников, чем в прошлом. Все кандидаты от «щеночков» попали в шортлисты. Но противники оказались еще хитрее и целеустремленнее. В бюллетенях финального голосования они массово проголосовали за графу «Никому не присуждать» в тех номинациях, где могли победить избранники «щеночков». В итоге в номинации «Лучший роман» неожиданно победил китайский автор Цы-синь Лю (с книгой «Три проблемы с телом», переведенной известным американским фантастом Кеном Лю). А за лучшую короткую повесть («День, когда мир перевернулся») приз получил голландец Томас Олд Хьювелт. Впервые лауреатами премии стали не англоязычные авторы. В остальных базовых номинациях «Повесть», «Рассказ», «Нехудожественное произведение» принцип «да не доставайся же ты никому» сработал еще жестче: премии не были вручены.
Памятник великому фантасту
Жюлю Верну (первый в России!) открылся в Нижнем Новгороде на набережной Федоровского в конце сентября. Писатель предстал в образе путешественника на воздушном шаре с подзорной трубой в руках. Автор памятника — скульптор Фаниль Валиуллин — создал свое творение с использованием самых современных технологий: фигура из пластической массы покрыта бронзой, что придает произведению монументальность. Представил памятник публике посол Франции в России Жан-Морис Рипер.
В России
тоже прошел ряд фантастических конвентов, где определяются приоритеты литературных процессов.
29 августа в Москве состоялись XVI Ежегодные чтения памяти братьев Стругацких. Как всегда, они сопровождались вручением литературной премии «Филигрань». Эта премия единственная в своем роде в России — она вручается по результатам голосования профессиональных критиков-фантастоведов. В итоге премии получили: в номинации «Рассказ» — «Звездная болезнь» Николая Калиниченко; «Повесть» — «Горячее лето 83-го» Ярослава Верова; «Роман» — «Черное знамя»» Дмитрия Казакова.
Не менее заметное событие — «Фантассамблея» — произошло под Санкт-Петербургом с 14 по 17 августа. В основном этот конвент рассчитан на молодых писателей, в его рамках проводятся семинары и обсуждения романов и малой формы в кругу профессионалов. Почетным гостем ассамблеи стал британский писатель Аластер Рейнольдс, один из столпов современной космооперы. В рамках ассамблеи состоялась презентация журнала «Если».