«Если», 2015 № 04 — страница 35 из 40

Следя за электронным следом на мониторе сердечного ритма, Феличия вспоминала первую, длившуюся неделю изоляцию — один из психотестов, которыми бомбардировало их Агентство. Семь кандидатов в громоздких костюмах стояли в тесной, почти не освещенной комнатке и слушали инструкции экспертов, скрытых за камерами и вещавших измененными голосами.

— Сядьте, — приказали невидимые инструкторы, и они, как дети, играющие в «музыкальные стулья», ринулись к холодным тяжелым складным табуретам, выстроенным вдоль стены. Перед каждым из семерых замерцал маленький монитор.

— Это наша ЭКГ? — прошептала Бриджит. У всех кандидатов имелись датчики основных показателей. Секундой позже Феличия мотнула головой — экран прямо перед ней пересекла аритмия, которой у нее, она знала, не было. Будучи в 42 года самым старшим из кандидатов, Феличия отличалась отменным здоровьем. Как и все остальные, разумеется.

— Ваша задача, — сообщил монотонный голос, — следить за гипотетическим пациентом так долго, как вы сможете это делать без риска ошибиться. Всякий раз, когда вы замечаете отклонение нормы, стукните правой ногой по полу, как если бы одобряли предложение анестезирующей машины.

Часть кандидатов застучала ногами, однако голос еще не закончил инструктаж.

— В ваших костюмах имеется запас воды и пищи на пять дней, — продолжил он. — Потребляйте и опорожняйтесь в штатном режиме, будто идете пешком. В ходе теста оценивается ваша способность к монотонной работе на протяжении длительного времени. Когда вы поймете, что не способны выполнять свои обязанности, встаньте и выйдите в дверь справа от вас.

Феличию прошиб озноб: «Пять дней!» Ясно, что никто не в состоянии не спать и сохранять способность работать так долго. Она не отважилась оглянуться, чтобы увидеть реакцию Бриджит.

Сейчас ее глаза следили только за зубцами Р, комплексами QRS и зубцами Т, указывавшими на деполяризацию предсердий, деполяризацию желудочков и реполяризацию желудочков соответственно, а также за регулярностью интервалов между ними.

Вот оно. После одного из зубцов Р не последовал комплекс QRS. Нога Феличии ударила по полу. Может, атриовентрикулярная блокада? «Это один пациент — или перемешанные показания нескольких?»

Не успел мысленный вопрос сформироваться, как на него ответил пароксизм предсердной тахикардии. Значит, пациенты разные и их показатели спутаны. Это куда интереснее, надо быть настороже постоянно и реагировать на один и тот же сбой снова и снова. Нога ударила по полу еще раз.

24 часа спустя Феличия уже не думала, что к чему-либо в этой ситуации применимо слово «легко». Двое из семи кандидатов к этому времени вышли из игры. Одна удалилась, как оказалось, преждевременно, когда голос известил ее, что она ни разу не ошиблась. Второму, к его досаде, сообщили, что его результат ниже приемлемого уровня — два пропуска на сто нарушений — и что он должен немедленно покинуть помещение.

Феличия следила за двумя кандидатами из пяти, изредка косясь на периферийные экраны внутри шлема. Мужчина слева сидел напрягшись, вжав голову в плечи и судорожно обхватив руками в перчатках края табурета.

Справа Бриджит казалась полностью расслабленной.

Может быть, ее виртуально-реальный визор даже скрывал улыбку. Феличия не могла обернуться, чтобы в этом удостовериться.

Монитор исказила широкая отметина комплекса желудочковой экстрасистолии. Она топнула ногой. Сделала глоток воды. Помочилась в костюм.

Ей хотелось потереть глаза.

На семьдесят третьем часу Феличия и Бриджит остались одни. Другие мониторы потемнели.

Феличии казалось, что ее ступня отлита из свинца.

«На Марсе будет не так тяжело, — пронеслась странная мысль. — При низкой гравитации двигать ногой легче».

Некоторые комплексы шли рядышком, некоторые располагались далеко друг от друга. Это нормальная синусовая аритмия?

Да? Нет?

Она не понимала. Рисковать было нельзя. Бриджит не уходила. Бриджит казалась все такой же — счастливой и беззаботной. Она моложе. Она умнее. Она займет место Феличии в команде — после всего, что Феличия вынесла, чтобы попасть в программу.

Она одернула себя. Она старше. На ее стороне — опыт. Она знает себя как облупленную. Ее концентрация внимания падает, пора уходить.

— Феличия де Мартино, — сказал голос, — вы сделали одну ошибку. Это в пределах допустимого.

Она с огромным облегчением прошлепала мимо неподвижной Бриджит. Она не стала тянуть время. Она не Бриджит. Бриджит до смешного упряма. Голос велит ей уйти очень скоро. Может, Феличия не успеет отойти за пределы слышимости.

Но голос все не приказывал Бриджит уходить.

Он сделал это только ближе к концу шестого дня, когда обезвоживание Бриджит стало грозить ее здоровью.

— Бриджит, ты машина, — восхищались остальные, когда самая младшая из кандидатов вернулась в группу.

* * *

Феличия притворялась, что спит; как гусеница в коконе, она лежала в своем мешке, прикрепленном к стене казармы. Она могла выползти на свет не раньше, чем надежно подавит все эмоции: постоянно мониторившая каждый их шаг система не должна уловить в ее лице или голосе свидетельство того, что она не в состоянии ужиться с коллективом.

Она ведь достигла высот профессионализма, будучи хирургом-одиночкой, верно? Во всех выбранных ею престижных медицинских университетах ценились настойчивость, уверенность в себе и дух соперничества. Не совсем то, что требовалось для современных космических миссий, но никто не мог смотаться в прошлое на двадцать лет и приказать отбирать мягких, овцеподобных хирургов на случай, если такие когда-либо понадобятся Космическому агентству.

Она переключилась на настоящее. Давление Бриджит вернулось в норму.

Феличия сунула руки в пескодувку и смыла перчатки. Аппарат еще раз дезинфицировал ее кожу, после чего она получила свежее напыление.

Подержав руки перед собой в ожидании, пока перчатки затвердеют, она вернулась к столу и зависла над разверстой брюшной полостью пациентки. Настало время отрезать желудок Бриджит. Готовясь к операции, девушка сидела на диете, потому ее желудок был пуст и немного съежился.

— Во мне течет итальянская кровь, — сказала она Бриджит, когда они сидели в столовой Морин, и засмеялась так фальшиво, что сама это почувствовала. — Я не могу отказаться от еды. Думаешь, я сбрендила?

Тесты не врали. Феличия была в своем уме. Но эти тесты проводились до того, как ее обошли.

До того, как ее предала девочка, которую она знала с рождения.

«Достаточно малейшего промаха. Поврежденный нерв, крошечный прокол диафрагмы».

Феличия аккуратно взялась за желудок. Она могла это сделать.

Она могла сделать это сейчас. Вот диафрагма…

«Феличия де Мартино, — сказал тихий голос в ее голове, — вы сделали одну ошибку. Это в пределах допустимого».

«Что угодно? — вновь спросила она себя. — Ты сказала им, что готова на что угодно».

Она осторожно мяла желудок пальцами.

* * *

Марс висел в ночном небе.

— Это туда ты хочешь попасть? — спросил дед Феличии, качая головой и неприятно ухмыляясь. — Долго придется лететь. Моя Личи улетит так далеко…

На его маленьком мангале запекалась кукуруза — не для него, а для нее. Он сжимал в древней загрубелой руке кожуру, а другой рукой поворачивал початок за ножку.

— Ты первый показал мне Марс, — откликнулась она, — Ты рассказал мне, что итальянцы открывали другие планеты.

— А то! Мы такие.

Угольки светились. Холодный бриз прогнал с пляжа комаров. Феличия пыталась воскресить в памяти прежнего, еще не состарившегося деда. Может, она видит его в последний раз. Ей повезло, что он жив. Он мог умереть, пока она работала на дне океана. Он мог умереть в любое время.

— А тебе Марс показал твой отец? — она напомнила об этом, желая снова услышать старую историю. Та не менялась, оставаясь литанией менее просвещенному веку.

— Он брал меня с собой охотиться на холмах. Охота — мужское дело. Сестер оставляли дома. Он показал мне Марс и сказал: — Бог повесил эту красную планету, чтобы она светила нам, как красивая лампа. И луну тоже, и звезды.

— Он гордился тем, что планеты были открыты итальянцами, но думал, что мы до Марса не доберемся, да?

— У нас на всю деревню был один телевизор. У моего кузена, тот был командиром в армии. Он иногда пускал нас к себе, разрешал смотреть передачи. Когда американцы высадились на Луне, я бегом понесся к отцу сообщить ему новости. Отец не умел читать и писать, но был набожен. Он побил меня своей тростью. Сказал, что это всё враки. Американцы не оставляли следов на Луне. Это оскорбление Господа, который создал Луну совершенной.

Дед стащил початок с углей, завернул его в листья и протянул Феличии. Пока кукуруза остывала, они молчали. Через пару минут Феличия впилась зубами в сладкий, горячий, хрустящий початок и обожгла рот.

— Вкусно? — спросил дед.

— Изумительно.

Деду перевалило за сто, его желудок и кишечник источил рак. Феличия предлагала ему место во втором испытании новейшего революционного водородно-наноботного курса лечения, но дед отказался, сказав, что не желает, чтобы в его потрохах жили мелкие стальные жучки — это оскорбление Господа, который создал человека совершенным.

* * *

С момента когда кровоснабжение желудка прекратилось, Феличии нужно было работать быстро, чтобы удалить из Бриджит весь желудочно-кишечный тракт.

Скорость не была для нее проблемой. Во время второй изоляции она побила рекорд Агентства по спасению взрывающихся трупов в симуляции травматической разгерметизации и астероидной бомбардировки модуля.

Они надели на нее гидрокостюм и толкнули в бассейн.

Было темно, если не считать головной лампы на шлеме. Мимо дрейфовали тени. Они сверкали, когда на них падал свет. Стальные тележки с привязанными к ним телами.

Когда подплыла первая, у Феличии перехватило дыхание. Рециркулирующий воздух холодил и сушил гортань. По-луплывя-полушагая по плиточному дну бассейна, о