сти и равномерности фаз сна.
Это квантовые вычисления и криптография, включая новый квантовый компьютер от D-Wave на тысячу кубитов. Это гонка за искусственным интеллектом, Siri от Apple, Cortrana от Microsoft, Alexa от Amazon, Now (странное имя, кстати) от Google. Ну и множество различных специализированных систем, среди которых, скажем, Watson от IBM. Большие ИТ-компании наперегонки скупают коллективы, работающие в поле искусственного интеллекта и робототехники. Boston Dynamics и их робот «big dog» — это ИТ? Да, конечно, там ведь нет ни одного живого элемента. Но при этом сделанные по живому образцу аппаратные нейросети, благодаря которым эти роботы так трогательно оскальзываются, спотыкаются и все-таки не падают, — продукт экспансии ИТ в сферу биотеха. Такие захваченные территории получают название «нейроморфных технологий». Отнимать имеет смысл самое ценное — механизмы, которые позволяют выполнять психические функции, принимать решение, отражать объективную реальность и осознавать себя. Когда такие механизмы переезжают из мира белков, ферментов и мембран в мир электронов, P-N переходов и интегральных плат, грань между биотехом и ИТ еще больше истончается.
Что же находится в сверхплотном ядре угрозы на стыке биотехнологий и ИТ? Это — злонамеренное управление, то есть потеря человеком воли, утрата свободы и подпадание во власть внешнего агента, будь то техническое средство, управляющее реакциями, определяющее эмоции и решения, вирус, осуществляющий ту же функцию, или просто информационно-технологический или биотехнологический backdoor, открывающий доступ к психическим процессам с «заднего крыльца». Это страх потери границ, неразличение иллюзий и реальности, своих чувств и навязанных, сознания и бессознательного. Потери границ между личностью и коллективом. Своим и чужим. Наведенным и настоящим. Вокруг этого страха крутится много сценариев — иллюзорность реальности, или матрица (она же старый добрый фантомат по С. Лему), зомби-апокалипсис, раздвоение личности, потеря памяти, потеря идентичности в огромном людском муравейнике. Даже «чужие», разрывающие человека изнутри, или страх обнаружить себя роботом, а свои воспоминания — ненастоящими. Все, похоже, к тому и идет… Правда, не само собой или под тайным давлением мировой закулисы и рептилоидов с планеты Нибиру, а ведомое вполне понятными силами экономики, стремлением к удовлетворению человеком и человечеством своих потребностей.
Одна из главных потребностей — связность, контакт между людьми. Эта потребность двигает развитие знаковых систем и средств управления и организации мира. Совместная деятельность — необходимая часть жизни каждого человека, и она требует работы, понимания результатов, промежуточных этапов, последовательности действий, ролей. Когда-то для этого вполне хватало охры и стены пещеры, а теперь постепенно начинает не хватать огромных панелей кризисных ситуационных центров, дэшбордов и пультов систем управления сложными процессами на заводах, в энергосистемах и мире финансов.
Системы, с которыми приходится иметь дело человеку, усложняются экспоненциально. Увеличивается количество действующих лиц, усложняются правила, техносреду постепенно насыщают автономные агенты и прочие «простые» формы искусственного интеллекта. На подходе интернет вещей, доступные биометрические устройства и стоящие за ними облачные аналитические системы, способные не просто идентифицировать эмоциональные состояния человека по косвенным данным, но и получать доступ к его неосознаваемым процессам. Аналогично и с человеческими коллективами — система оценки поведенческих сценариев для коллективов, как малых групп, так и очень больших, уже на подходе. Нейромаркетинг — быстро растущий рынок. А нейроэкономика сейчас солидная научная дисциплина с основательной теоретической базой и практическими задачами.
Нейроэкономика — междисциплинарная область исследований, направленная на изучение поведения человека в процессе принятия решений. Объединяет нейробиологию, экономику и психологию. Нейромаркетинг — набор методов изучения физиологических реакций человека в рамках потребительского поведения и воздействия на него.
Европейский Human Brain Project (2012) направлен на реконструкцию мозга путем моделирования 89 миллиардов нейронов и их 100 триллионов связей с использованием компьютеров, начиная с нижнего уровня передачи химических и электрических сигналов до уровня особенностей поведения и восприятия человека. Американский проект BRAIN (2013) разрабатывает технологии для получения новой информации о функциональной структуре мозга. Японский Brain/MINDS (2014) направлен на исследование связи генома с поведением, психическими и нейродегенеративными заболеваниями человека (болезнь Альцгеймера, шизофрения, аутизм). Китайский China Brain (2015) занимается созданием нейроморфных систем, учитывающих строение мозга человека (уровень клеток и цитоархитектоники). Фактически это проект создания нейроморфного искусственного интеллекта. Российский проект CoBrain — Connected Brain (2016) — будет фокусироваться на исследованиях в области расширения ресурсов мозга человека и повышения его эффективности. Речь идет в первую очередь о коммуникационных технологиях, в которых «собеседниками» выступают техносреда и другие люди, с одной стороны, и мозг и его подсистемы вплоть до отдельных функций мозга, с другой стороны. Таким образом, вероятность развития сценария тотальной коммуникации, в которой размываются границы между личностью и коллективом, искусственным и естественным, сознаваемым и бессознательным, резко повышается.
Буквально через один шаг истории волна рыночного спроса, обеспеченного технологическими новинками в ИТ и биотехе (в первую очередь, в нейротехнологиях и генной инженерии), вынесет нас к следующей тотальной коммуникационной инфраструктуре — нейронету.
Нейронет — это то, что случится с Интернетом, когда в мир придут новые интерфейсы «мозг-компьютер». Когда искусственные мозги интеллектуальных облачных помощников (настоящих цукербринов в соответствии с видением В. Пелевина) не ждут бесконечные миллиарды наносекунд, чтобы услышать голос человека, разложить его в спектр, распознать и вытащить оттуда слова, — и все это только для того, чтобы сохранить или превратить в команду для системы. Поскольку речь не самый лучший посредник между разумом и предметом деятельности, особенно когда деятельность заключается в управлении заводом, коллективом людей или программировании на новых языках. Интерфейс «мозг-компьютер» справится быстрее, сразу переводя смыслы в командные языки, превращая коллективы, состоящие из людей и машин, в единое целое, в котором в коммуникации участвуют ценности, эмоции, бессознательные процессы или скрытые возможности каждого участника. Где полем совместной деятельности являются уникальные процессы такой высокой сложности, которые не доступны человеку и машине по отдельности. Человеку — потому что они слишком сложны, слишком быстры и многофакторны. Машине — потому что в них слишком много хаоса и непредсказуемости.
Цукербрин, понял Кеша, это термин, появившийся впервые в десятых годах двадцать первого века. Он был образован из имен двух титанов тогдашнего Интернета, Цукерберга и Брина, и означал некоего метафорического Смотрящего — как бы заэкранного надзирателя, глядящего на пользователя сквозь тайно включенную камеру планшета или компьютера…
Если коротко, продолжал Библиотекарь, цукербрином стали называть непостижимую всевидящую силу по ту сторону десктопа и фейстопа. Сперва в шутку. Но с годами это слово сделалось общеупотребительным, а потом — стало общепринятым юридическим термином для обозначения виртуального управленческого фокуса, не подчиненного конкретной человеческой воле. Функции наблюдения и контроля кажутся людям оскорбительными и недопустимыми лишь тогда, когда осуществляются другими людьми. Микрофон и камера слышат и видят вас постоянно, но сами не осуществляют наблюдения. Для этого нужен человек. Тирания человека — всегда диктатура личности. Тирания неизменно исполняемого закона, совместно принятого людьми, — свобода. Таким образом, тотальный контроль теряет свою репрессивную функцию, если полностью удалить из его сферы другого и заменить его другим, то есть оптимальным алгоритмом, основанным на живом человеческом опыте, но лишенным собственного интереса и воли. Цукербрин не человек. Это метод. Демократия — слишком важная вещь, чтобы доверять ее отправление людям. Борьба с террором — тоже.
Иными словами, нейронет — это коммуникационная среда, в которой наряду с традиционными средствами ввода-вывода, такими как клавиатура, мышь, жесты рук, движения глаз и голос, используются сигналы тела, такие как пульс, сопротивление кожи, напряжение мышц, а также информация о психической активности, получаемая через данные о работе мозга. Причем это не только и не столько «мысли», сколько эмоциональные реакции, интенции, потребности и т. д. Причем как произвольные, так и непроизвольные, и даже неосознаваемые. Такая глубина коммуникации, особенно в сочетании с мощными системами анализа, автоматического перевода и подгонки сообщений под цели и задачи совместной деятельности, сделает связность между людьми предельно высокой, а совместную деятельность — как никогда эффективной.
Важно понимать, что необязательно лезть очень глубоко в мозг, для того чтобы обеспечить коммуникацию со средой. Мозг и психика пользуются любой возможностью вырваться из тех ограничений, в которые их поставило тело человека на данном такте эволюции. Например, сны быстро начинают формироваться в том наборе понятий, который использует психотерапевт. Как показывает технология BrainPort, мозг тут же подстраивается под любую возможность общения — и рукой третьей начнет болтать, и третий глаз с удовольствием подключит.