Некоторое время она разглядывала скульптуру Жуана, погладила ее и оставила сохнуть на солнце.
Осмотревшись, Мэгги увидела травинки, покрытые яркими кремниевыми бусинками, и черные цветы, стремящиеся поглотить каждый квант света. Увидела серебристые силуэты, мелькающие в мутной воде, и золотые тени, скользящие по индиговому небу. Увидела огромные чешуйчатые туши, бродящие и ревущие вдали. А ближе, неподалеку от реки, вырвался на волю мощный гейзер и в теплом тумане вспыхнула радуга.
Она была одинока. Не с кем было поговорить, не с кем поделиться этой красотой.
Услышав нервный шорох, она поискала источник звука. Рядом с рекой из густого леса деревьев с треугольными стволами и пятиугольными листьями выглядывали крохотные существа с глазками, рассеянными по всей голове.
Она полетела к этим существам, подбираясь все ближе и ближе. А потом легко проникла внутрь, добравшись до длинных цепочек особой молекулы, инструкций для следующего поколения. Сделав небольшое изменение, она выскользнула обратно.
Издавая пронзительные звуки, существа разбежались, подальше от странного ощущения, когда внутри них что-то меняют.
Она не сделала ничего радикального, провела лишь легкую настройку, толчок в нужном направлении. Изменение продолжит мутировать, а мутации будут накапливаться еще долго после того, как она покинет планету. И через несколько сотен поколений изменений окажется достаточно, чтобы высечь искру, которая будет поддерживать свое существование, пока существа не начнут задумываться о том, как сохранить кусочек солнца живым по ночам, как называть разные вещи, и станут рассказывать друг другу истории о том, как возник мир. И они смогут выбирать.
Нечто новое во вселенной. И кто-то новый в семье.
А пока можно на время вернуться к звездам.
Мэгги стала подниматься над островом. Море внизу посылало на берег волну за волной. Каждая волна догоняла и превосходила предыдущую, выкатываясь на берег чуть дальше. А клочки морской пены взмывали в воздух, и ветер уносил их в неизведанные края.
© Ken Liu. Waves. 2012.
Печатается с разрешения автора.
Рассказ впервые опубликован в журнале
Asimov's Science Fiction.
© Андрей Новиков, перевод, 2016
© DAHR, илл., 2016
Лю Кен (Liu, Ken)
____________________________
Кен Лю родился в Ланчжоу (КНР). Когда мальчику было 11, семья перебралась в США. На новой родине Лю закончил Гарвард с двумя дипломами, программиста и юриста, после чего занялся литературной деятельностью, писал прозу и поэзию, в том числе в соавторстве с женой-художницей, а также переводил с китайского.
Первый жанровый рассказ «Карфгенская роза» писатель опубликовал в 2002 году. К настоящему времени выпустил полсотни рассказов и повестей и два романа. Рассказ «Бумажный зверинец» (2011) принес Лю три самые престижные премии: «Хьюго», «Небьюла» и «Ворлд фэнтези». Рассказ «Моно-но аварэ» — еще одну премию «Хьюго». Читателям «Если» Кен Лю знаком по рассказу «Исчисляемый». Рассказ «Волны» удостоен премии «Канопус», номинировался на «Хьюго» и «Небьюлу». Кен Лю живет с семьей в Бостоне, штат Массачусетс.
Николай Ютанов
АНГЕЛ ЮЖНОГО ОКНА
БОЛЬШАЯ УЧИТЕЛЬСКАЯ СКАЗКА
/фантастика
/гуманитарные технологии
/постчеловечество
Посвящается Кате
Двойная звездная система подвернулась ну очень удачная. Молодой белый сверхгигант не старше ста тысяч тропи-ческих-канонических лет и белый плотный колобок, пытающийся процарапать метрику в процессе движения. Оставалось состарить сверхгиганта, чтобы приподнять давление в котле, поиграть с орбитами и дать выверенную дефлаграционную волну. А главное — «побольше пионов для чрезвычайно сильного взаимодействия!» Пахли такие пионы очень странной семантикой, но сверхновая рванула предельно грамотно. Оболочка просветлела в нужном темпоритме, состав звезд оказался самым что ни на есть подходящим, и добротный нейтронный захват пошел. Так что обогатим родную Галактику тяжелыми элементами! И звезд с планетами мимоходом нарожаем…
Ррин смотрела на дело графем и пиктограмм своих, а перед глазами полыхал раскаленный смерч в Долинне и папин завод, металлической стружкой разлетавшийся в лимонно-желтых бешеных волнах взрыва. Давно это было. Еще до первой смерти.
И тут Ррин почувствовала, что пространство дало трещину. Удар чужого Знака был настолько силен и умел, что ткань мироздания лопнула. Ррин прошиб озноб. Она почувствовала леденящее дыхание пустоты. Все теплые звезды сошлись в шальной хоровод блеклых, смазанных теней, танцующих на грани бездны.
«Не знаю, за кого меня приняли, — зловеще подумала мерцающая, — но явно хотели пришить!..»
Опять запульсировали гамма-железы. Каким-то двенадцатым чутьем Ррин поняла, что сейчас ее накроет. И накроет так, что в мире не останется не только эха, но даже воспоминаний о ее существовании. В сознании всплыла самая заветная, самая бородатая шутка злого учителя Тана: «Если ты чувствуешь себя непобедимым или осознаешь, что боевая эскадра из ста Мастеров Знака — сущий пустяк, а пламя первозданного Ллема — всего лишь выхлоп фотонного отражателя твоего игрушечного дрона, но если есть возможность — беги, малышка, беги!».
И Ррин исполнила завет блистательно. Быстрее ее в Стае точно никого не было. Она скользнула по краю разлома пространства и почувствовала дыхание мировой неопределенности.
«Управлять этим меня так толком и не научили, — леденея от ужаса, сообразила Ррин. — Учебка пошла, когда я во второй раз собралась бежать… Пришлось читать залпом нуднейшую библиотеку инструкций. В сухую, без катарсиса».
И тут энтропийный канал чуть не слизнул ее с кромки мира.
«Мамочка! — сгоряча завопила Ррин на всех частотах. — Спаси меня, Леди Энтальпия!»
Дурацкое школьное заклинание то ли сработало на грани ирреальности, то ли ей каким-то чудом удалось сместить грань на чьем-то иджаглифе. Краешком разума, не прикрытым ледяной броней неистребимой иронии, она осознавала всю нелепость школярских воплей. И дикую неожиданную странность ситуации: за свою жизнь Ррин нередко билась с мальчишками, бывало отвязывала язычок в адрес нудных друзей и настырных учителей…но это все! Она ни с кем не ссорилась, никому не вредила и ни разу не использовала свой неведомый Дар. Но сейчас явно кто-то намеревался вышибить из нее весь сок. Ни за что ни про что. Лишь потому, что она владеет… владеет… Да чем таким она владеет? Собой? Вселенной? Но ведь и любой в Стае владеет тем же! Или кто-то прознал про ее Дар?.. Вот только она в нем не разобралась! Ни разу…
Балдж пополам!!! Опять! Гад земноводный!.. Откуда же он бьет?
Бил он, похоже, с кромки примеченного ею скопления. Ррин разозлилась:
«Да кто ты такой?».
Она снова активизировала Знак, повела гранью. Пространство беспомощно сжалось под движением графемы. Край скопления взлетел звездным смерчем. Звездное поле взялось расползаться, словно кто-то разрывал лист, на котором были развешены звезды. Странный холодок поселился в груди Ррин. Он рвал сердце, но не мог остановить опьяненный восторгом разум. Мир распадался на две неравные половинки. Ррин свела две грани Знака. Край скопления заструился распадающимися волокнами. Опять заболели гамма-железы. Сейчас какая-нибудь подходящая парная система непременно рванет с изощренной актуальностью и предельной своевременностью!
Ррин бросила корпус на волну вздымающейся метрики, стремясь перевалить через гребень неопределенности, пока тот чего доброго не лопнул.
Корпус через сбоящую периферийную систему начал гнать караваны сонных разноцветных фосфенов. Ррин почувствовала искажение мира. Оно накатило как беспричинное дурное настроение. Сломанный мир способен убить создателя или выдавить все чувства, иссушить, замуровать в четырех примитивных правилах, лишив возможности полета в вариациях и вероятностях.
«Ага, — обрадовалась Ррин, — еще что-то помню из матчасти!».
Она сжалась в обездвиживающем холоде разрушенного мира. На мгновение показалось, что ей уже никогда не обрести минувшую свободу. Эта мысль обрушилась, словно физическая боль. Мерцающая чувствовала, что Знак выходит из повиновения, она потеряла два румба свободы из шести. «Терпи, Железный Котенок!» — пробубнила Ррин. Слова рассыпались, мысли замерли… И тут она криво, без какого-либо пилотажного блеска, перевалила через гребень метрической волны и выскочила в зону деформации. Здесь по всем расчетам и ощущениям должен был укрываться враг, который так хотел пришибить ее.
От ужаса Ррин бросило в жар: она лишилась методологической грани Знака. Если откажет инженерная, она станет беспомощной мишенью. Недобро пропела четвертая графема от аксиологии, складываясь в новую пиктограмму. Та-ак! Оказывается, у нее только под давлением пекулярной гравитации начинают меняться базовые ценности… Изумить-колотить! Свежайшие мгновенные криптографические новости на всю Метагалактику: «Непобедимая Ррин Аль-Джануби из легендарной Стаи «Железные котята Шредингера» стала реальным космическим удодом без грана морали, но… (Ррин глянула на Знак: телеологическая грань еще теплилась.) но с непременными невнятными целями!» Пам-пам!
Метрическая буря осталась позади. Знак начал подавать признаки жизни. И тут же накрыл мерцающую неизбежной волной рефлексии. Ррин вдруг осознала, зачем она мчалась, сломя систему навигации, в зону метрики, пораженную ее Знаком. Ее вела надежда, что этот гад останется в живых… Вся ее решительность, злость, шипение — всего лишь жутковатый детский испуг. Ррин, леденея, обшарила локатором раздолбанный сектор пространства: ни одного корпуса, ни живого, ни мертвого. Ни-че-го — только лохмотья межзвездного газа и островки чьего-то пылевого диска: равнодушный уч