— Думаешь, свои на помощь подоспели? — пробормотала мама. — Ну уж нет, дудки, не выйдет. Одним роботом меньше…
Она замахнулась снова, но звонивший, видимо, не собирался отступать. Раздалось несколько коротких нетерпеливых трелей, словно тот, кто стоял за дверью, был уверен: в квартире кто-то есть и обязан открыть.
Мама неловко опустила нож, лезвие прошло у самой головы, по основанию пшеничного колоса косы, перерезав ее на треть. Машка изловчилась и, почти не глядя, пнула мать по руке, выбив тесак. Подхватила, парой движений избавилась от ненавистного поводка и отскочила, перекрывая матери путь на кухню — там, в подставке, оставалось еще четыре ножа. Хватит и одного, если удачно бросить, а Марусе жутко не хотелось, чтобы в этой квартире кто-нибудь что-нибудь удачно бросал.
— Ну, что уставилась. Режь! — выкрикнула мать, дергая пальцами ворот халата. Молния не поддалась, лишив жест героического пафоса. — Всегда вы такими были! Вся в отца! Он, наверное, тоже был таким, скотина техногенная! И ты вся в него. Не знаешь ты, что такое быть человеком. Только угнетать нас всю жизнь и умели! Ну, что же ты не бьешь? Не стану я больше твоей рабыней жить!
— Мам, ведь это ты меня родила. Вдруг не папа, а ты сама такая же, — ляпнула Маруська первое, что пришлось на язык, в надежде выиграть лишнее мгновение.
Мать не ответила. Она только затравленно оглянулась, словно проверяя, не мог ли кто слышать крамольных слов дочери и заподозрить в техногенности ее саму. Телевизор из соседней комнаты зааплодировал Маше ладонями гостей очередного ток-шоу.
Девочка бросилась к двери своей комнаты, успев захлопнуть ее перед носом матери.
Та еще бранилась и кричала что-то гадкое и обидное, но Машка, наспех забрав под ободок кое-как обрезанные волосы, уже перебиралась со своего балкона на соседский, к Летько. Она надеялась, что Сашкино семейство дома и ей разрешат воспользоваться их телефоном, не слишком интересуясь, почему она явилась в гости через балкон. На Марусино счастье балконная дверь оказалась приоткрыта, она даже сунулась в комнату, но, еще не успев выглянуть из-за шторы, услышала грохот падающей мебели.
— Что ты, Гриша?! — умоляюще прозвучал из прихожей женский голос. — Ухожу я, ухожу!
— Уходит она, — заорал в ответ Сашкин отец и снова чем-то грохнул — кажется, пнул со злости обувницу. — Я раньше ни слова не говорил, все не замечал, что ты… робот. Думал, вроде обычная, как человек, так нет, ты и жену мою подбиваешь. Разговорами этими, что, мол, неправда все. А по телевизору все показали, что ваши киборги с людьми делают.
— Да что ты привязался к Галке, Гриша, разве она делает-то? — вступилась за родственницу Сашкина мама. — Хоть бы и биоробот. Я не дам себе никакую гадость в мозги вкрутить, а уж если у нее это и есть, так никто уж не достанет. Ведь каждый человек сам решает…
— Да не робот я, — бубнила на одной досадливо-плаксивой ноте прогоняемая Галка. — С чего вы взяли, что я робот? Человек я. Дурь городишь, Светка.
— Чтоб ноги твоей… в моем доме… Иди подобру-поздорову, а то достану пятизарядку… Это все ваши проклятые твари с чипами вместо мозгов страну довели! Все вы!
— Да что мы? Что мы? — подвывала Галка.
— Каждый за себя решает, — пыталась развести противников по углам хозяйка.
Маруся испуганно прянула обратно на балкон, придержав рукой занавеску, чтобы та не выдала ее присутствия, — но кто-то все же заметил движение ткани. Тень метнулась к балконной двери. Маруся уже ухватилась за решетчатую перегородку, чтобы перелезть к себе, пока не застукали, но из-за занавески выскочил Сашка. В майке, трико и тапках, он зябко поежился под налетевшим ветром.
— Стой, мать, куда полезла? Киборгов мочить?
— Да меня саму едва не замочили, — буркнула Маруся, оборачиваясь. — Твои тоже свихнулись?
— Что значит тоже? — удивился Сашка. — Мать ничего. К нам тетка приехала. Умудрилась ляпнуть за столом, что нельзя всему верить, что по ящику показывают, так отец как с цепи сорвался, ружьем грозит, тетку за порог гонит, а у той поезд только завтра. Мать уже твоей бегала звонила, чтобы тетка у вас переночевала, а то отца, похоже, здорово переклинило. Блин, а с волосами у тебя что? — Сашка только сейчас обратил внимание на лохматую Машкину голову.
— Тоже… переклинило, — нехотя ответила она, пощипывая пальцами конец длинной пряди. — Вот, думала, позвоню от вас в «скорую». Не всякий день мама киборгов гоняет. Но у вас, вижу, та же картина.
Сашка сунул руку за штору, пошарил на подоконнике, протянул Марусе начатую пачку сигарет. Она покачала головой, отказываясь.
— Хорошая девочка, — похвалил насмешливо Сашка. — Такая хорошая, что как бы и в самом деле не робот.
Маруся вздрогнула. Сашка посмотрел на нее с удивлением и испугом и улыбаться перестал.
Видя, как он ежится от холода, Маруся сняла ветровку и набросила ему на плечи. Летько скептически осмотрел одежку, выискивая стразы или вышивку, признал куртку годной и продел руки в рукава, которые оказались ему жутко коротки.
Внизу, в гаражах, роились какие-то тени. Завернувшая во двор «лада» мазнула фарами по череде гаражей, высветив несколько темных фигур и свежую надпись на облупившейся краске: «Всех роботов — в Сколково! Убирайтесь вон!».
— Биоробот! Железяка! Робомозгий! — раздались из-за гаражей резкие мальчишеские голоса. В лобовое стекло машины полетела бутылка.
— Вам нельзя здесь парковаться, — словно не замечая выкриков, обратился к водителю «лады» куривший у подъезда мужчина. — Здесь места только для людей. У вас есть документы, что вы человек?
— Да что за бред вы городите, Иван Маркович? Где же мне парковаться, если я тут живу? Сколько лет рядом машины ставим, а тут нате. С чего вы взяли, что я не человек? — возмутился хозяин изуродованной «лады».
— Уж знаю. Всегда я к вам присматривался, была в вас этакая червоточина. А оказалось, вон оно как, биороботы, — проговорил мужчина обиженно-назидательно. — И как только не стыдно вам?
— Да с чего это должно мне быть стыдно? — рассвирепел хозяин «лады», пытаясь пройти к своему подъезду, но его внезапный обвинитель тотчас поднял жуткий вой, из которого следовало, что «проклятый киборг» пытается его покалечить, может быть даже убить и никто не спешит на защиту человека.
В нижнем этаже зашевелились занавески, в открытые окна летела брань. Вырвавшись от бдительного соседа, несчастный владелец «лады» рванул к своему подъезду, бросив машину на произвол судьбы и народного гнева. Ее крушили самозабвенно и долго, с проклятьями и обещаниями.
Сашка докурил сигарету, вытряхнул из пачки вторую, но не зажег, вертел в пальцах. Из-за шторы слышно было, как Григорий Летько грозится пристрелить своячницу.
— Значит, к тебе нельзя, — задумчиво проговорил Сашка. — И у меня пес знает, что творится. Давай я тебя к бабке отведу? Она вроде нормальная. Точнее, ненормальная. В маразме давно, меня с отцом вечно путает, не помнит ни фига. Зато маразм к маразму не липнет. Точно не будет роботов гонять.
Маруся неуверенно кивнула, не слишком представляя, как они проберутся мимо взбешенного Сашкиного отца.
Сашка в себе не сомневался. Он сунул голову за штору и крикнул:
— Э, там во дворе, кажись, киборга поймали. Ща на запчасти разбирать начнут.
К удивлению Маруси, и Сашкины родители, и даже обиженная тетка рванули вниз — посмотреть на расправу.
Сашка вытолкнул Марусю на лестницу и приказал подняться на пролет выше — к лестнице на чердак. Бросил ей куртку, а сам отправился переодеться.
Маруся стояла и слушала, как в лестничном колодце, словно в перевернутом стакане, отражались, усиливаясь, звуки, долетавшие из двора в открытую дверь. Выскочил Сашка, забрался к ней, снова закурил. Нужно было дождаться, пока все разойдутся.
Бабка и правда оказалась прочно выжившей из ума, роботов не ловила, никого не узнавала. К тому, что «Гришина сестричка» поживет у нее, отнеслась с благостным равнодушием. Сашка пообещал заглянуть на следующий день после школы и свалил, а Маруся забралась под пахнущее сыростью и пылью одеяло и наконец дала волю слезам. Бабка в комнате включила на полную громкость телевизор и тотчас захрапела под него, присвистывая на выдохе носом на тонкой тоскливой ноте.
Маруся хотела пробраться в комнату и посмотреть, что такое показывают по ящику, отчего все посходили с ума, но усталость придавила голову к подушке. Проснулась она за полчаса до начала первого урока. В телевизоре роились белые мухи помех, бабка спала в кресле, завалившись на бок как мертвая. Маруся потрогала ее пальцем — старуха громко всхрапнула и снова принялась выводить носом музыку.
Машка схватила сумку и рванула в школу.
— Что это за прическа у тебя, Комарова? — сквозь зубы пробормотала классная.
— Роботская, — бросил кто-то с задних парт. Все заржали.
— А вам не кажется неприличным, Комарова, так выпячивать свою… техногенность, — учительница, казалось, не выговорила, а выплюнула ненавистное слово.
— Я не робот. Я такой же человек, как вы, — буркнула Маруся, но классная только скривилась.
— Точно как мы, только мозги с шестеренками, — сострил кто-то. Все захохотали.
— Эй, Комарова, — тихонько позвал голос, в котором Марусе почудилась нотка сострадания.
— Что?
Вместо ответа Ленка, сидевшая позади нее, сунула Марусе в руку бумажку. На мятом листке из тетради было выведено: «Комарова, а где у тебя кнопка?»
Маруся не выдержала и впервые в жизни выскочила из класса до звонка. Остальные уроки она разрешила себе прогулять. Если хороших девочек принимают за роботов, она больше не желает быть хорошей.
Запыхавшийся Сашка нашел ее в забегаловке быстрого питания на углу рядом с домом. Раньше здесь было кафе «Мороженое», где они во втором классе просаживали его карманные деньги. У Маруси своих денег отродясь не было, поэтому официантка забегаловки уже час косилась на девчонку, которая никак не решалась сделать заказ.
— Голодная? — спросил Сашка. Маруся кивнула. Летько порылся в карманах, наскреб мелочи, заказал бургеров и кофе.