— Оккупанты, железо, — буркнула официантка тихо, зло косясь на Марусю.
— Отчего это вы нас обзываете? — рассердился Сашка. — Чего это мы оккупанты? С чего вы взяли, что мы роботы?
— Потому что нормальные люди пашут, а вы тут бургеры жрете, — ответила та и гордо удалилась.
— Давай возьмем и уйдем в парк, — предложила Маруся внезапно. На углу показалась ее мама и, словно учуяв особым материнским чутьем дочерний страх, глянула в сторону кафе. Маруся дернулась и едва не полезла под столик.
— Нет, подождать надо кое-кого. Я в чат кинул, сейчас он придет.
— Кто? — деловитый тон Сашки Марусе очень не понравился.
— Мужик один. Толковый. В общем, ты только не паникуй, Маш, но в доме плохо все. Нормальных полтора человека, и те по квартирам сидят, боятся выйти, чтобы не разорвали. Пипец какой-то. Мои родаки вообще ящик не выключают… Везде им роботы мерещатся. Твоя мать совсем с катушек слетела, и другие… В общем, не у нас одних такая ерунда…
Он не успел договорить. К их столику подсел долговязый мужчина к сорока, угрюмый и странный, словно дерганый. Пот градом катился с его бледного лба.
— Сергей, — представился он и протянул Маше влажную ладонь.
— А вы — человек? — не удержалась она от вопроса, буквально навязшего в зубах за последние сутки.
— Вот видите, и вам они промыли мозги, — заговорил Сергей срывающимся шепотом. Схватил с Машиной тарелки надкусанный бургер и затолкал в рот. — Вас надо срочно спасать. Есть такая деревня. Новая. Вот здесь…
Он дожевал и Сашкины объедки и, отодвинув в сторону поднос, расстелил на столе замусоленную карту.
— Там сеть не берет. Медвежий угол. Главное — добраться. Мы там организуем коммуну. Никакой цивилизации… Никаких телевизоров, компьютеров, лекарств… Никаких лекарств… — Сергея отчетливо трясло. Он опасливо озирался и нервничал. — Только природа. Она всё лечит. Всех надо спасать…
«Он чокнутый», — вертелось в голове у Маруси. Она толкнула Сашку ногой под столом, сделала круглые глаза.
— Возьмите, возьмите карту. Только там вы спасетесь. Наша церковь возвращенного хр…
Сергей закашлялся. Один глаз его закатился. Он рухнул на стол, булькая и трясясь всем телом.
— Вот говорила же, биоробот, — сердито сплюнула официантка, убирая в кармашек передника какой-то приборчик. — Во, видели? Только сегодня утром по почте эту штучку получила, помогает роботов вычислить. Вот и попался, урод.
Она закатала рукав поношенной рубашки Сергея и продемонстрировала любопытствующим несколько дырочек в бледной коже. При хорошем уровне общего психоза это было похоже на порты или разъемы, но Машка видела только следы от нескольких уколов.
Машка вскочила, уронив табурет, и бросилась прочь, увлекая за собой Сашку. В дверях она схватила за руку какого-то толстяка и, встав на цыпочки, шепнула ему в ухо:
— Там мужчине плохо. Гипогликемия. Положите ему в рот кусок сахара, пока его в роботы не записали.
— Откуда знаешь? — засомневался мужик.
— В медицинский хочу поступать, — бросила Машка на бегу, — к репетитору спешу.
— А если он и правда робот? — крикнул в след девочке толстяк, но они с Сашкой уже скрылись за углом.
Паранойя оказалась не такой уж глобальной, но и считать нормальными тех, кто кидался на первого встречного, одетого слишком аккуратно «для человека» или слишком интеллигентного, чтобы послать бдительного борца с киборгами, едва ли стоило.
— Надо что-то делать, — решительно заявила Маруся, доедая последний бургер, купленный по дороге.
— Я заначку отцову выгреб. Завтра купим жратвы и заляжем на дно. Посмотрим, может, само рассосется, — предложил Сашка.
Бабка в кресле всхрапнула, разбудив саму себя, встала с кряхтением и, не замечая незваных гостей, прошлепала в уборную.
— А если нет? Мы тут до старости с твоей бабкой будем сидеть?
Сашка пожал плечами:
— А ты что предлагаешь? Забрать у той девки фигню из телемагазина и каждого встречного в затылок тыкать — вдруг робот?
— Да не работает она, фигня эта, — огрызнулась Машка. — Шокер слабенький. Надувалово. А Сергей твой — дебил клинический. У него диабет, а он в коммуну подался, где лекарств нет. Надеюсь, откачают, а то ведь линчуют и бригаде «скорой» подступиться не дадут.
Она сидела на подоконнике, задумчиво грызла ногти.
— Слушай, мать, — сказал Сашка, помолчав. — Ну ладно. С Сергеем этим я ступил. Нормальным он по разговору показался. В чате.
Машка насмешливо скривилась.
— Ну я ведь помочь хотел, Марусь, реально. Короче, еще вариант есть, но он… такой. Ну, короче, тетка моя может тебя с собой забрать. Там у них можно типа беженцем, типа ты от репрессий спасаешься. Признать, что робот и все такое…
— Да не робот я, Сашка! Что вы все заладили?!
— Не робот, не робот. Просто скажешь так, и тебя там кор-мить-поить будут, школу закончишь нормально. Там беженцам-роботам даже льготы при поступлении, говорят. Здесь тебе учиться не дадут, да и мать найдет — ничего хорошего не будет. И мои тоже с каждым днем все хуже. Помнишь, Митяю «ладу» разбили? Его утром сегодня поймали и… в реанимации, короче.
Я бы и сам свалил, но за родаками приглядывать надо. А у тебя, похоже, вариант только такой. У тетки поезд через пару часов. Ну что, звонить ей?
Маша сидела, водя пальцем по оконному стеклу. Сашка нервничал, вертя в руке мобильник. Наконец, она кивнула и, спрыгнув с подоконника, побежала вниз по лестнице.
Новый дом Машке даже понравился. Это была просторная квартира почти в центре большого чужого города. Высокие, под три с половиной метра, потолки, встроенные светильники. Эффектная мебель. В доме было так чисто, что сразу становилось понятно — здесь живут только женщины. Мать и дочь. Дина и Людмила. Мила, девочка одних с Машкой лет, в светленьких джинсиках и тапочках с розовыми заячьими ушами, тотчас потащила свою новую «подружку» смотреть их общую комнату. Вещей у Машки не было. И щедрая Мила предложила выбрать что-нибудь подходящее из ее розово-карамельного гардероба.
— Как же это здорово, что ты теперь у нас живешь, — тараторила Мила весело. Тугой клубок, за последнюю неделю поселившийся в животе, начал понемногу распускаться. Маша расправила спину и попыталась улыбнуться.
— Девчонки просто упадут от зависти, когда мы скажем им, что ты робот. Это же так классненько. Ты такая няшка, что тебя сразу все заобожают! Ты не переживай, в нашем классе все от роботов тащатся.
— Я не робот, — тихо произнесла Маша.
— Что? — большие голубые глазки Милы распахнулись, как у анимешных девчонок.
— Я не робот, — повторила Маша громче.
Радостное личико Милы потемнело, словно кто-то выключил лампочку, скрытую за тончайшим фарфоровым плафоном.
— Как не робот? — удивилась Мила. — Правда?
Маша кивнула.
— Ма-а-ам, — капризно крикнула Мила в двери и исчезла. Из гостиной послышались всхлипывания девочки («Зачем мы вообще тогда ее взяли?!») и мерное бормотание матери («…в школе никто и не узнает…»). Маша оглядела просторную светлую комнату с большим окном, из которого видна была за домами крыша школы, и решила принять правила игры и больше никому не говорить, что она не робот.
Так прошло две недели. Мила лучилась от самодовольства, показывая всем и каждому свою новую подругу-механоида. Большинство ребят ей люто завидовали и всячески старались подружиться с Машей. Кое-кто, совсем как дома, обзывал ее злым шепотом, но «этих тупых уродов» легко ставили на место карамельные улыбочки Милы и ее подружек. Маша впервые за много лет почувствовала себя защищенной. И поплатилась за это в тот же день.
Кто-то из робофобов не ограничился обидными словами и подставил ножку, когда она спускалась по лестнице. Оберегая дорогой маникюр, новые подружки прыснули в стороны, даже не попытавшись помочь, и Маша упала, причем так неудачно, что получила открытый перелом предплечья. Мила была в ярости.
Маша сидела в своей комнате и разглядывала белоснежный гипс, слушая, как подружка бушует внизу, выплескивая негодование на мать.
— Как я теперь буду в школу ходить?! Ведь никто больше не поверит, что она робот! У этой дурочки же кости торчали! Кости!!! И кровь была! Самая обычная! Ладно, она хоть почти не плакала…
— А мы скажем, что она биоробот. Что у нее только чип в голове… — пыталась успокоить свою принцессу Дина.
— А если она опять свалится и голову разобьет?! — капризничала Милка, топая розовыми тапочками.
Машка стащила здоровой рукой бежевую, покрытую стразами Милкину блузку, вытащила из-под кровати старый рюкзак со своими вещами. Переоделась, оставив все чужое на кровати, и, осторожно пробежав на цыпочках в прихожую, выскочила из квартиры. Прямо на лестнице набрала номер Сашки. Тот ответил, когда Маша уже вышла на улицу и остановилась, не зная, как быть дальше.
— Алё, это кто?
— Я. Маша, — она от удивления едва не забыла, о чем хотела поговорить.
— Извини, мать, я твой номер удалил. Ну чтобы родаки не нервничали. Думал, левый кто. Ты там как? В шоколаде? Я тут тороплюсь, давай быстро.
Сашка старался говорить бодро, но слышно было, как он нервничает.
— Саш, мне вернуться надо. Поможешь?
Она не успела договорить.
— Извини, мать, никак. Тебя похоронили уже. Мать твоя похоронила. Не могу говорить. Давай там как-нибудь сама.
Машка набирала номер снова и снова, но абонент внезапно оказался вне зоны действия сети. Она села на бордюр, шмыгнула носом, собираясь заплакать. И передумала. Поднялась, рванула обратно вверх по лестнице. Прошмыгнула во все еще незапертую дверь на кухню, стараясь не вслушиваться в плаксивые жалобы Милы. «А что, если она голову себе разобьет?! Что мне тогда говорить?!»
Маруся переступила одной ногой через невысокое кровельное ограждение, заглянула вниз. Люди внизу — не больше пятен голубиного помета на крыше под ногами — спешили по своим делам, не поднимая головы. Но вот кто-то глянул вверх, вскрикнул. Ее заметили, начали собираться зеваки, выцеливать девочку на крыше камерами телефонов. Маша поймала луч на широкое лезвие кухонного ножа — единственная чужая вещь, что она захватила из квартиры опекунши, — послала солнечный зайчик в толпу.