Но Бонни Баннистер решила сделать нечто другое. Она хотела создать самостоятельные ИИ — самодостаточные и цельные, с собственными алгоритмами обучения и интерфейсом, способным убедить несведущих, что в домике кто-то (или что-то) есть.
Пока что они выглядели убедительно. Но я наблюдал за ними меньше минуты.
— Парни, это Бен Адамс, — объявил судья из динамиков где-то наверху. — Он репортер и хочет задать вам несколько вопросов о Бонни.
— Рад знакомству, — сказал Петр.
— И это взаимно, я уверен, — добавил Павел.
В то время как судья Адамс был с нами виртуально, меня также сопровождали Эбигейл и Гэби. Эбигейл выглядела посвежей, чем утром, но глаза у нее все еще оставались распухшими. Гэби казалась милой и невинной… пока не одарила меня многообещающей улыбкой.
Эбигейл начала возиться с оборудованием и панелями управления. Гэби налила две чашки кофе и одну протянула мне. Я отошел за сливками и сахаром, а Петр с Павлом моргали, кивали и вели себя точь-в-точь как настоящие люди. Хотя таковыми и не являлись.
— Итак, я пришел сюда, чтобы поговорить с вами о смерти Бонни, — сказал я без лишних предисловий. — Вам уже сообщили об этом, так ведь?
— Да, — сказал Петр, — и мы скорбим о нашей утрате.
— Да, — эхом отозвался Павел, — хотя и знаем, что, говоря «скорбим о нашей утрате», мы просто делаем то, что ожидают от нас в соответствующих обстоятельствах.
— Видимо, так и есть, — заметил я. — А что вы на самом деле чувствуете?
— Мы пока не уверены, — сказал Петр. — Мы ощущаем потерю. Мы знаем, что нам больше не удастся с ней поговорить.
— Но в то же время Бонни всегда говорила нам, что мы должны спокойно относиться к уходу старых друзей и не терять хорошее расположение духа, — добавил Павел.
— Это правда, — подтвердил Петр. — Так что, Павел, я слышал, они завели привычку давать бейсбольным игрокам странные имена?
— Смешные имена? — спросил Павел.
— Клички. Например, в «Ред Соке»: «Кто на первой», «Что на второй», «Не пойми что на третьей».
— Вот что я хочу узнать, — сказал Павел. — Хочу узнать имена игроков «Ред Соке».
— Ну я же тебе говорю: «Кто на первой», «Что на второй», «Не пойми что на третьей».
— Ты знаешь их имена?
— Да.
— Тогда кто на первой?
— Да.
— Я имею в виду того парня, что играет на первой базе.
— Кто.
— Зачем ты меня спрашиваешь?
Они продолжали в том же духе еще несколько минут, перебрасываясь каламбурами, словно пара старых профессионалов. Эбигейл потрясенно смотрела на них. Гэби безудержно хохотала. Я сумел удержать свое веселье в узде — однако когда-то у меня был дядюшка, а у дядюшки — коллекция старых фильмов, которой он упрямо пичкал своего племянника. Так что я уже видел всю эту телегу с «кто на первой».
— Короче, когда парень с битой блокирует мяч — а я при этом хороший ловец, — я хочу бросить мяч чуваку на первой базе, так что я хватаю мяч и бросаю его… кому на первой? — гнул свое Павел.
— Ну вот, ты в первый раз сказал это правильно, — парировал Петр.
— Да я вообще не понимаю, о чем говорю!
Они завершили монолог, и мы с Гэби разразились бурными аплодисментами. Эбигейл сложила руки на груди и поджала губы. Она слишком серьезно все восприняла, но мне показалось, что это ей вообще свойственно.
— Просто здорово, — сказал я. — И звучало это так, будто вы придумывали реплики по ходу. А не просто цитировали запись.
— В самом деле, — отозвался Петр. — В первую очередь мы системы по обработке лингвистической информации. Бонни всегда говорила, что именно это делает человека разумным.
— Похоже, она была весьма проницательной дамой, — заметил я.
— Да, была, — ответил Павел, но я не уловил в его голосе никаких эмоций.
— Так что же именно произошло в ночь ее смерти? — спросил я.
— Ее системы жизнеобеспечения дали сбой, — сказал Петр.
— А вы были здесь, когда это случилось?
— Хорошая шутка! — воскликнул Павел.
— Да, были, — ответил Петр. — Мы больше нигде не бываем.
— Значит, вы наблюдали за происходящим? Вы отслеживаете подобные вещи? Храните записи?
— Мы наблюдали, — сказал Петр. — И мы отслеживаем важные происшествия. Но не храним официальных записей, помимо нашей памяти.
— Так что же случилось? — снова спросил я. — Что вы помните?
Воцарилась тишина. Довольно долго ни Петр, ни Павел не шевелились, не моргали и даже бровью не вели.
— Я ничего не помню, — сказал Петр.
— Я ничего не помню, — сказал Павел.
— Минутку, — вмешался я. — Как это возможно? Разве вы не помните всего, что пережили?
— Вовсе нет, — ответил Петр.
— Бонни хотела быть уверена, что сможет подчищать свои ошибки, — сказал Павел.
— Поэтому она могла приказать нам забыть определенные вещи, — сказал Петр. — За какой-то период времени. Она часто так поступала. Думаю, когда считала, что сказала или сделала что-то компрометирующее ее.
— И когда новый материал погружал нас в ступор.
Я медленно выдохнул и покачал головой. В это становилось все труднее поверить.
— Значит, в ту ночь, когда умерла Бонни, кто-то велел вам забыть все, что случилось во время ее смерти?
— Именно, — сказал Петр.
— Точно, — сказал Павел.
— И что последнее вы помните?
— Бонни завершила дела на день и попросила бокал вина, — ответил Петр.
— Бокал вина? Как бестелесный мозг может выпить бокал вина?
— У Бонни были специальные сенсорные входы для запахов и вкусов — искусственный нос и вкусовые соски, подсоединенные к нервным окончаниям, — объяснил ИИ. — В сосуд рядом с сенсорами наливали немного вина, и это создавало у нее ощущение, что она пробует вино.
— А я вводил в ее кровоток небольшое количество алкоголя, по воздействию эквивалентное одному бокалу вина, — сказал Павел. — Она считала, что это приятно расслабляет.
— Так у вас был доступ к ее оборудованию.
— Разумеется, — ответил Петр. — Мы — часть системы контроля и наблюдения.
Прищурившись, я сначала уставился на них, а затем на Эбигейл и Гэби.
— Судья, это правда? Они не вешают нам спам на уши, а?
— Совершеннейшая правда, насколько я в курсе, — сказал судья Адамс. — У них есть доступ к системе жизнеобеспечения Бонни. И Бонни не раз говорила мне, как перезагружала их память, чтобы стереть отрицательный опыт общения.
— И никто не счел это подозрительным?
— Теперь, когда вы это так сформулировали, я начинаю думать, что нам следовало это учесть, — ответил судья.
— А как насчет вас двоих? — спросил я. — Вы не попытались переработать эту информацию в вопрос, как умерла Бонни?
— Нет, — сказал Петр.
— Но мы можем, если вы хотите, чтобы мы это сделали, — добавил Павел.
— Всенепременно, — проговорил судья. — Сделайте это и представьте нам результаты анализа.
На долгую, напряженную секунду в комнате вновь наступило молчание. Манекены перестали двигаться, моргать, потягиваться и подергиваться.
— Павел, ты думаешь то же, что думаю я?
— Возможно. Я думаю, что мы вполне могли сыграть роль в смерти Бонни, — ответил Павел.
— Именно так я и думал, — сказал Петр.
— А теперь я скажу вам, что я думаю, — вмешался я. — Я думаю, что один из вас вытащил затычку в мозгу Бонни и затем нашел какой-то способ заставить вас обоих об этом забыть.
Эбигейл ахнула. Гэби нахмурилась. Судья, кажется, прочистил горло, хотя звук больше напоминал механический треск статики.
Петр и Павел переглянулись, и я мог бы поклясться, что во взглядах их читалось недоверие.
— Более чем вероятно, что события разворачивались именно так, как вы описали, мистер Адамс, — сказал Павел.
— О да, — сказал Петр. — Для этого требовалась всего лишь заранее запрограммированная команда. Один из нас…
— Или мы оба, — вставил Павел.
— …или мы оба могли совершить то, о чем вы говорили: вытащить затычку, а потом приказать второму забыть о случившемся.
— А затем запрограммированная команда заставила бы первого забыть о том, что произошло.
— Да, — хором проговорили Петр и Павел. — Мы могли убить Бонни и стереть воспоминания о преступлении.
И на этом мы, похоже, закончили. Гэби проводила меня в покои судьи Адамса, а затем растворилась в воздухе, оставив после себя слабый аромат цветов и экзотических масел.
— Не желаете выпить? — спросил судья. — Как я уже говорил вам, раньше здесь был бар клуба «Эльке». В шкафчике в углу стоит неплохой шотландский виски, а в холодильнике есть пиво.
Я обнаружил бутылку чего-то густого и темного с незнакомым мне названием, а затем принялся рыскать по комнате в поисках открывалки.
— Здесь, — сказал судья. — Об край стола рядом с моим контейнером.
Лишь минуту я чувствовал себя как-то странно, откупоривая бутылку пива рядом с большим кофейным цилиндром из нержавейки, хранившим в себе судью Адамса.
— Так что вы думаете? — спросил судья.
— Если верить моему первому впечатлению, то тайна раскрыта, — сказал я ему, делая глоток из бутылки и смакуя хмельной напиток. — Но, вероятно, вы скажете мне, что я неправ.
— А почему вы решили, что тайна раскрыта?
— Они практически признались, что сделали это, — ответил я. — Но если это и есть искусственный интеллект, то ему еще расти и расти. Не слишком умно говорить людям, что вы убили женщину, которая вас создала.
— Близнецы совершенно не способны на ложь, — проговорил судья Адамс. — Но, к сожалению, они также совершенно не способны проявлять инициативу. Несмотря на все усилия Бонни.
— Так вы думаете, что они не могли это сделать?
— Я два года был помощником государственного прокурора, — сказал судья. — И часть этого времени я провел в Хартфорде, расследуя крупные дела, включая пару убийств. Ничего особо скандального: продавец обуви, застреленный во время ограбления; муж, спустивший жену с лестницы. Все в таком роде. Но все равно любое преступление стоит на трех китах: средство, мотив и возможность. У них нет мотива. Даже вдвоем они бы ничего не изобрели. Может, еще пара поколений разработки и привели бы к такому, но только не эта модель.