через полчаса начну мерзнуть и тонуть. Работа импланта-ребризера завязана на мои физические силы, так что могу еще и задохнуться. Экспериментаторы были уверены, что я не посмею сорваться с крючка, потому что это — верная смерть. Понадеялись не только на психопрограмму, но и на мой здравый смысл — однако его-то у меня и не оказалось…
Впрочем, прошел час — а я был жив, пусть и печален. В пустоте, занимавшей мою голову, слышались говоры моря. Не только больших тварей, но и общий голос морской мелюзги, и мощный рокот гиперборейских глубин. Второй час истек, я все еще живой, хотя определенно стало холоднее и сердце бьется медленнее. Действуют еще упаковочки с гликогеном и прочими полисахаридами. И жирок у меня недаром имеется, работают отложения калорийной пакости, которой меня потчевали мучители.
Появилась белуха, которую не видел все время после схватки.
— Шарлин боялась, — гордо сообщила она, я понял ее щебет без машинного перевода, и поделилась рыбой. — У тебя живот тоскует.
Придется есть сырой, от такого подарка не откажешься, тем более что это деликатесный сиг.
Едва впился угощению в брюхо, как рядом закружилась вторая белуха, третья, четвертая — целый хоровод. Приглашают, что ли? Едва перекусив, я ухватил своими присосками сразу двоих и давай рассекать так, что бедный Роберт едва поспевал за нами.
В какой-то момент белух рядом не стало, зато все больше рыбешки, вскоре ее так много, что рябит в глазах. Я догадался, что мою тушу тащит траловая сеть. Финал близок — меня неумолимо затаскивает через кормовой слип рыболовецкого судна. Затем куда-то падаю, приходится бороться, отчаянно работая руками и ногами, чтобы не погребло под толщей рыбы.
И вот я лежу пухлым чудищем морским на груде улова, заполнившего рыбозагрузочный бункер. Ко мне, как к павшему герою, склоняется российский флаг, и слышатся слова на родном языке:
— Это что за ихтиозавра выловили?
— Кажись, моргает. А жирный-то какой.
Первым делом я забулькал и выхаркнул жидкость из легких, вызвав законный ужас у зрителей. Потом попросил человеческим голосом:
— Дайте мне кусок сала и стакан водки. Срочно, в счет следующей получки!
— О, совсем ожил! Дает заказ. Значит, не зверь. Марина Васильевна, обслужите посетителя!
Васильевна, как вскоре выяснилось — судовая буфетчица, отнеслась ответственно и поднесла грамм двести. И занималась мной последующие сутки, безмерно удивляясь тому, что я люблю полежать вместе с уловом в морозильной камере, умею разговаривать с рыбами и мастерски прослушиваю чужие разговоры через канализационную трубу. Конечно, дивилась и моей прожорливости, но безропотно варила по ведру минтая на завтрак, обед и ужин. Однако в итоге состоялась содержательная беседа с капитаном.
— Ты кто, мать твою? — напрямки спросил украшенный благородными сединами мужчина, в котором была заметна выправка отставника.
— Отдыхающий, поправляю здоровье на море.
— У меня не может быть отдыхающих, да еще с таким аппетитом. Ты уже десять кило на борту прибавил.
— Виноват, отработаю. Возьмите меня в свою команду, Иван Викентьевич, — взмолился я. — На севере случайных людей не бывает. Хоть матросом, хоть второго класса. Я ведь не в старпомы прошусь, а мог бы.
— Вот и мне кажется, что ты не так прост, как кажешься. А если ты так же за борт уйдешь, как пришел? — Седой капитан кивнул в сторону горизонта.
— Так я ж за еду буду вкалывать и в штате присутствовать мне не обязательно. Как тем филиппинцам, что у вас на обработке рыбы стоят.
— Ну, стоят, — несколько зарумянился Иван Викентьевич. — Сейчас их в Анадырь, порт нашей приписки, знаешь сколько набежало с разных тихоокеанских островов! Все про Новую Арктиду наслышаны. Ладно, если за еду — хотя понимаю, что в этом ты рекордсмен…
Работал я и с тралом, и на обработке рыбы — простоять такую вахту, замечу, не менее круто, чем под водой двадцать миль одолеть.
После вахты сидел в радиорубке со спутниковым доступом в сеть, просматривал новости с ньюс-серверов. Взрыв флагмана гринписовской флотилии не состоялся, вместо него утонуло «судно под либерийским флагом» (я-то знал, что эта была за язва), однако за фальшивкой дело не постояло. У серьезных пакостников всегда есть наготове план «Б».
Якобы русские захватили норвежское поселение на Шпицбергене, Лонгйир. Все как в дорогих голливудских фильмах и дешевых скандинавских сериалах. Выплыли из ночи, замаскировавшись под рыбаков, и слопали кусок Европы. «Вторжение» будто случайно заснято инфракрасной камерой. Глаза у агрессоров такие стеклянные и не моргают — их играют те ребята, что обычно в массовке в фильмах про зомби снимаются. Первым делом «попрали свободу», подняв на штыки кукол «Долли» в ближайшем магазине интимных игрушек. Тех самых, что в человеческий рост, с раскрытым ртом. Международная общественность, естественно, негодует, вспоминая обиды, понесенные от «варваров-московитов», начиная с Ивана Сусанина.
Утром на горизонте увидел что-то напоминающее горную гряду, где не могло быть ничего, кроме водной поверхности и льдов. Нет, это не Земля Санникова открылась. В исключительную экономическую зону России вошла целая АУТ Альянса. И наглядно показывает русским, что хребет Ломоносова является продолжением вовсе не их грязной Евразии, а ухоженной Северной Америки, с ее фастфудами и банкоматами на каждом шагу.
Через пару минут над траулером очень низко, чуть не снеся чепцы, прогремела пара штурмовиков корабельного базирования и полетела к востоку стая кривокрылых дронов — не наши.
Я подошел к кормовой аппарели: показалось, что вода говорит со мной. И увидел слева по борту, под глянцево-блестящей волной, белуху. Над поверхностью показался белый лобик Шарлин.
— Моя округлость (душа) боится, она зыбкая, как вода (упоминает одно из 598 состояний морской поверхности). Много твердых туш явилось в нашем краю, внутри огонь, источают иглы (это она, кстати, про электрические поля). Готовят гром и вонь, рыба уйдет. Мой брат-звезда нужен нам.
«Звезда» — звучит круто, но культа моей личности здесь нет, просто мои руки-ноги напоминают белухам «лучи» морской звезды. Помните Патрика — приятеля Губки Боба? Я тоже. Я, кстати, Шарлин нормально понимаю, хотя адаптер работает кое-как.
Мне предстоит выбор. Настоящий, не балаганный. На траулере у меня уют: койка в кубрике и трехведерное питание. Здесь и дружелюбная Васильевна, усмотревшая в куске мяса и жира, который я представляю, душу, некоторое воспитание, образование выше начального. Сама Марина Васильевна была беженкой из семьи доцента ВШЭ, удравшей от столичного гламура и лекций о монетаризме в суровые арктические условия, чтобы найти суть. С ней я вспомнил, что являюсь не только тюленем.
А за бортом — Шарлин и стая белух. Роберт, северная община морских млекопитающих, мои братья и сестры по несчастью. Одновременно там ожидают меня голод, холод и пучина со всеми ее сомнительными прелестями.
Я несколько раз испытывал свои нынешние физические кондиции в корабельном морозильнике. Вроде держусь, но этому испытанию далеко до долгого пребывания в сильно освежающей воде Ледовитого океана.
А теперь дополню задачку выбора внешними обстоятельствами. Если авианосец «Джеймс Форрестол» будет накрыт залпом российских крылатых «Цирконов», это означает войну. Настоящую, большую, когда понесутся туда-сюда тысячи крылатых и баллистических ракет. Так и ядерная зима по всей Земле наступит, а следующими хозяевами планеты окажутся какие-нибудь лемминги. Лично я ничего против этих зверьков не имею, однако многим такой расклад не понравится. Но, скорее всего, те Ротшильды и Рокфеллеры, что послали «Форрестола» в Русскую Арктику, вовсе не собираются передавать свое наследство леммингам, а на все сто уверены, что российское руководство стушуется, побоявшись сгубить «мировое сообщество». Вот и в Москве одна известная актриса сказала — мол, зачем нам эта Арктика, силикон там вымерзает, хороших бутиков нет, креативной личности просто некуда пойти.
Получается, один я способен дать отпор грабительской силе, прущей к Новой Арктиде. Выходит, никто кроме меня.
Сзади послышался голос капитана, проницательным был этот архангелогородский мужик, Иван Викентьевич.
— Я знал, что ты решишь уйти. Из-за этих плавающих гор, правда? А мне надо в Анадырь столько-то тонн рыбы доставить, иначе уволят. Такой у меня расклад.
Пожалуй, раздумьям конец. Труба зовет, Викентьич торопит на подвиг.
— Если возьму пару ножей, не будете считать это кражей?
— Кради, напишу в акте, что повариха уронила их за борт. У меня много тресковой печени в заначке, ее жевать легко — тоже прихвати; Васильевна упаковку для нее сообразит. Еще ружье для подводной охоты, для отдыха на Красном море брал, с магнитной направляющей — дарю вместе с тремя гарпунчиками и линем, — капитан был щедр, как и положено морскому волку.
Перед тем как подошла пора уходить в воду, на шканцах появилась Васильевна и робко, чтобы никто не заметил, послала мне воздушный поцелуй. Поцелуй, даже воздушный, для такого чуда-юда, как я, — лучший дар. Бережно сохраню его в памяти, чтобы согревал он меня в ледяном аду и плодил фантазии на тему, как мы с Васильевной вместе, на бережке под яблонькой. Да, зоопсихолог на вражеском судне меня целовала вполне прилежно, но то была порция эротики в карьерных целях; с таким же усердием она б облобызала морской огурец.
Вода кажется молчаливой. А на самом деле заполнена разговорами морских существ. Кто-то кого-то ищет, чтобы слопать. Кто-то — чтобы просто поиграть. Или познакомиться в матримониальных целях, найти свою половинку. Или наставить потомков на путь истинный. Или собрать команду единомышленников, чтобы вместе бродяжить по морям. Некоторые особо крупные господа и дамы обожают общаться друг с другом на расстоянии тысяч километров — звук в воде, если умеючи издать, в нужном слое, в состоянии пробежаться по всему океану. И тему общую всегда находят — насчет питани