Богатый. Влиятельный. Образованный.
Надежный. Добрый. Скучный.
Но мама не знает, что Кэллам мне нравится вопреки этим качествам, а не благодаря им. Прошло полгода, прежде чем я уступила его настойчивости, потому как знала, что он нравится матери, а то, что ей нравится, обычно фальшивое и пошлое.
Он обхаживал меня несколько месяцев. А потом вдруг заявился в тот самый бар на первом этаже его дома, где я и работаю, и стукнул кулаком по барной стойке.
– Скажи, что мне сделать, чтобы ты стала моей, – небрежно пробормотал он тем вечером.
– Перестань выглядеть таким собранным и здравомыслящим, – невозмутимо заявила я. – В тебе есть все, что желает для меня мать. А моя мать всегда ошибается в своем выборе.
– Поэтому ты постоянно отказываешь? – Кэллам недоуменно нахмурился. – Я прихожу сюда каждый вечер, умоляя дать мне шанс, а ты не соглашаешься, потому что я, не дай бог, могу понравиться твоей матери?
Я пожала плечами и, протянув руку за очередным запотевшим стаканом, вытерла конденсат.
– Да я же полный отморозок. Меня отчислили с первого курса Оксфорда. С позором. И не потому, что плохо учился.
Я приподняла бровь, со скепсисом ему улыбнувшись. Этого мне мало.
Кэллам громко выдохнул, тряся руками так, будто готовился к марафону.
– Ладно, сейчас придумаю. У меня на заднице родимое пятно размером с кулак. Я до сих пор ем на завтрак глазированные хлопья. Каждый божий день. Тренер говорит, что у меня руки как у Риса Иванса, соседа Хью Гранта из «Ноттинг-Хилла». Я… я… я не умею плавать! – Он ликующе вскинул руки вверх, и посетители рядом с нами отвлеклись от своих стаканов и заулыбались.
Я хихикнула, качая головой. Может, Кэллам не без изъянов, но он совершенно не похож на тех придурков, к которым меня обычно тянуло. Дебби, моя мать, постоянно сетовала, что мне нравятся последние отбросы общества. Испорченные, непризнанные пьяницы, которые могут принести только боль и венерические заболевания.
Доля правды в ее словах была. Я нечасто засматривалась на мужчин, но если так случалось, то заморочек у них было больше, чем страниц в журнале «Вог».
Тут Кэллам наклонился вперед и, распластавшись на барной стойке, прикрыл рот руками, словно собирался что-то прошептать мне на ухо.
– Могу я поведать тебе тайну?
– Боюсь, ты в любом случае это сделаешь.
– Думаю, ты появилась на этой земле, чтобы стать моей погибелью.
Я рассмеялась и сделала шаг назад. В голове всплыл давний разговор с Мэлом, и я вспомнила, что уже слышала эти слова много лет назад. Я никогда не забывала все, что мы с ним друг другу говорили.
Мэл сказал, что я могу уничтожить его.
Он тогда не знал, что в каком-то смысле тоже меня уничтожил.
Каждый день, что я жила без него, тянулся как улитка, оставляя за собой дорожку слизи.
– Ладно, парень, вызову-ка тебе такси, – похлопала я Кэллама по руке.
Тогда я еще не знала, что в этом здании ему принадлежит целый пентхаус.
Он снова надул губы.
– Я серьезно.
Кэллам прекрасно понимал, что привлекателен. Знал о своих достоинствах, очаровательном акценте, умел обработать девушку так, чтобы она дала ему номер. Увы, на меня такие чары не действовали.
Отставив в сторону чистый стакан, я закинула полотенце на плечо.
Кэллам потер большим пальцем губы.
– Могу я поведать тебе еще один секрет?
Именно в эту секунду я заметила: даже когда он не надувает губы, они у него безумно чувственные.
– Ты всегда просишь разрешение перед тем, как задать вопрос? – Я с интересом наклонила голову.
Кэллам рассмеялся:
– Хочешь верь, хочешь нет, но обычно спрашивают разрешения у меня. Кстати, я ведь не пьян. Видишь это пиво? Ты налила мне всего одну пинту, и стакан стоит полный. Аврора, я не надираться сюда пришел. Я пришел ради тебя.
Я застыла, не сводя глаз с пинты пива. Он говорил правду. Я знала, потому что обслуживала его каждый вечер. До меня дошло, что дорогой одеждой, безупречностью манер, сдержанностью Кэллам совершенно не похож на Мэла. Возможно, именно он мне и нужен, чтобы в голову перестали лезть непрошеные воспоминания об ирландском поэте.
Значит, Кэллам совершенно не похож на моего отца.
Значит, ради себя же самой я должна дать ему шанс.
Он моя работа над ошибками. Мой второй шанс. Мое спасение.
– Так что? Пойдешь со мной на свидание? – упрашивал он. – Обещаю доказать, что я на удивление неуравновешенный, малость безграмотный и жутко непредсказуемый.
– Ладно, – закатила я глаза и беззаботно улыбнулась.
– Ха! – Он торжествующе ударил по барной стойке. – Было немного непредсказуемо, правда? – Кэллам развалился на стуле и отпихнул от себя стакан пива, как будто тот внушал ему отвращение. – Дамы не в силах мне отказать, – бросил он.
Вернувшись мыслями в банкетный зал, я глубоко вздыхаю, глядя на Кэллама.
– А ты, без сомнений, хочешь поведать мне все о шлюхах и членах, – говорю я, чувствуя его возбуждение через узкие брюки и свое платье.
К слову, тем вечером в баре Кэллам соврал. У него нет ни одного грубого, опасного или случайного изъяна. Что касается родимого пятна? Его кожа чиста, как белоснежный лист бумаги.
Кэллам Брукс в длинных белых носках, с золотисто-бежевыми волосами, внушительным ростом и подтянутым телом хорош собой, словно глава семьи, проживающей в летнем домике в Нантакете, у него два или три ребенка, а по выходным он щеголяет в рубашке поло и играет в гольф. Моя лучшая подруга Саммер любит прикалываться, что он выглядит как идеальный кандидат в партию Дэвида Дюка[4].
Кэллам смотрит мне прямо в глаза.
– Я сторонник моногамии, мне тридцать два, и мы встречаемся почти год. Рори, меня не пугают обязательства. Если бы все зависело от меня, ты переехала бы в мою квартиру уже завтра утром.
Я расстегиваю его пиджак и развязываю галстук, просто чтобы чем-то себя занять. Мне тоже нравится Кэллам, но год – недостаточный срок для того, чтобы съезжаться.
«Тебе это не помешало через двадцать четыре часа после знакомства наобещать Мэлу провести с ним остаток жизни», – думаю я.
Да, но тогда я только-только познала член и оргазм, доставленный мужскими руками. До сих пор продолжаю искать оправдания своим поступкам, совершенным в восемнадцатилетнем возрасте.
Кэллам ведет меня к столику. Мы подсаживаемся к типам из бухгалтерии и маркетинга в деловых костюмах, они жуют закуски, обсуждают хеджевые фонды и новые пляжные городки, затмившие Хэмптон.
Кэллам непринужденно вливается в разговор, попивая через трубочку содовую. Он по-прежнему не берет в рот ни капли спиртного. Я заостряю внимание на своих коллегах, стараясь выбросить из головы мужчину в вип-ложе.
Как я уже говорила, это не Мэл. И… ну ладно, ладно. Давайте сделаем уступку моему безумному мозгу и представим, что это он. Ну и что? Он меня не заметил. Ну а я не собираюсь к нему подходить. Наверное, он заскочил в город на пару денечков. Мэл удивительно предан своей семье, ферме, стране. Познакомившись с ним, я сразу это поняла. Этот мужчина не переедет в Америку. Даже ради девушки.
Тем более ради девушки.
И точно не ради этой девушки.
Ради денег? Ему на них плевать. Всегда было плевать.
Я покусываю хлебную палочку, опрокидываю два бокала вина и оказываюсь втянутой в бурную беседу о пляжных домиках и лучших туалетах на Манхэттене (лидирует мебельный магазин на углу Хаустон-Ист и Бродвея). К нашему столику плавной походкой направляется Уитни, помощница Райнера и чертова сука. Ее бедра раскачиваются как маятник. Платиновые волосы уложены в короткий боб так четко, будто парикмахер пользовался линейкой. Платье, напоминающее БДСМ-униформу, скроено из кожаных полосок, прикрывающих лишь грудь и бедра. Уитни наклоняет голову и выпячивает алые губы.
Люди за столиком замолкают, потому что Уитни хранит секреты так же, как я воздерживаюсь от углеводов. Пример: хлебные палочки и вино.
– Аврора, – вкрадчиво произносит она, положив на талию руку с идеальным маникюром.
Все зовут меня Рори, но Уитни – только Авророй. Однажды на фотосессии одного известного поп-певца, куда она заявилась вместе с Райнером, я совершила оплошность и упомянула о неприязни к своему полному имени. С тех пор я для нее только Аврора. Скажи я, что у меня аллергия на деньги, Уитни тут же переведет все средства компании на мой банковский счет.
А это мысль.
– Уит. – Не удостоив ее взглядом, я засовываю в рот последний кусочек хлебной палочки.
– Мистер Райнер хочет поговорить с тобой на балконе. – Уитни смотрит над меня, сведя выщипанные брови. Честное слово, она получает удовольствие, когда прочищает горло и с намеком добавляет: – Наедине.
Расправив плечи и высоко задрав голову, я опрокидываю для храбрости третий бокал вина и иду на террасу в вип-ложу. Райнер скор на сексуальные домогательства, тем более под кайфом и пьяный. А сейчас он точно пьян. Я засовываю салфетку с логотипом отеля в кармашек платья. Оглянувшись, вижу, что Уитни усаживается на мое место и кладет накрашенные красным когти Кэлламу на плечо, попутно стрельнув в его сторону приторной улыбочкой. Уитни из кожи вон лезет, чтобы доказать свое превосходство надо мной. И это, конечно же, так, если в качестве критерия брать мошенницу из искусственного пригорода «Отчаянных домохозяек».
Напоследок я вижу, как она шепчет Кэлламу что-то сокровенное. Он хмурится, отрицательно качает головой и кажется расстроенным ее предложением.
Распахнув двойные двери, я выхожу на совершенно пустой балкон. Здесь холоднее, чем в сердце у моей матери. Я потираю руки, проклиная себя за то, что оставила пальто в зале, и ступаю к перилам, с восхищением взирая на панораму.
Стоит мороз, но мне всегда холодно. С самого рождения и сколько себя помню я всюду ношу свитеры и пуховые куртки. Словно моя кожа навсегда покрыта невидимой коркой льда.
Я смотрю вверх, на звезды, и даже при такой погоде восторгаюсь их красотой.