Павел Коган, Николай Майоров, Иосиф Уткин и др.Если я не вернусь. Стихи поэтов, погибших в Великой Отечественной войне
Печатается по изданию:
До последнего дыхания. Стихи советских поэтов, павших в Великой Отечественной войне / Сост. Ирина Александровна Богатко. М.: Правда, 1985
Джек Алтаузенродился в 1907 г.погиб в бою под Харьковом в 1942 г.
Вся Отчизна меня провожала
На войну уходил я из дома,
Плыл над городом день голубой.
Переулком, где все нам знакомо,
Шли мы рядом, родная, с тобой.
На прощанье ты твердо сказала:
«Надо край наш любимый спасти» —
И сама помогла до вокзала
Вещевой мой мешок донести.
Помню я, на углу возле сквера
Чья-то девочка к нам подошла,
Улыбнулась: «Зовут меня Вера» —
И на память кисет поднесла.
А потом поглядела построже,
Детский взгляд мне ее не забыть:
«Я хотела бы, дяденька, тоже
До вокзала тебя проводить!»
И пошли вы, меня провожая,
Обе полные думой одной, —
Ты и девочка эта чужая,
Что навеки мне стала родной.
Помню лица, мелькнувшие мимо,
Голубей на киосках цветных,
Чей-то возглас: «Соколик родимый,
Там, на фронте, постой за своих!»
И старушка, что даже не знала,
Чей я, кто я и как меня звать,
Вместе с вами пошла до вокзала,
Словно сына, меня провожать.
И когда на ступеньках вагона
Мы безмолвно с тобой обнялись,
Посмотрела она умиленно
И сказала: «Сынок, оглянись!»
Оглянулся я молча – и замер:
На перроне, средь ясного дня,
Сотни женщин махали платками,
На войну провожая меня.
И успел я прочесть в каждом взоре:
«Милый, будь беспощаден в борьбе,
Пусть великое русское горе
Гневом сердце наполнит тебе…»
И потом, вспоминая об этом,
Через лес, оглашенный пальбой,
Озаренный январским рассветом,
С автоматом я ринулся в бой.
Я фашистской не кланялся пуле,
Не робел, не терялся в дыму.
В грозном грохоте, в огненном гуле
Нес я гибель врагу своему.
И рука у меня не дрожала,
Потому что в тот день голубой
Вся Отчизна меня провожала,
Весь народ провожал меня в бой.
Я пишу, дорогая, тебе
Повезло нам сегодня с ночлегом —
Печка топится, лампа горит.
И подсолнух, засыпанный снегом,
Вдалеке на пригорке стоит.
Чай дымится, душистый и сладкий.
Отогрелись мы в теплой избе.
На листочке из синей тетрадки
Я пишу, дорогая, тебе.
Знаю я, ты прочтешь строки эти,
Улыбнешься и скажешь опять:
«Самый родненький мой ты на свете,
Только писем не любишь писать».
А потом возле детской кроватки,
Возле нашего сына вздохнешь
И листочек из синей тетрадки
К пухлым губкам его поднесешь.
Скажешь: «Сын, это папа нам пишет,
Хоть и редко, но письма нам шлет».
Постоишь, поглядишь, как он дышит,
И слезинка невольно блеснет.
И промолвишь ты, счастьем согрета:
«До чего на отца он похож!
Те же волосы русого цвета,
Так же ласков и так же пригож».
Я пишу, а вокруг, дорогая,
Спят бойцы на шинелях своих.
Печка топится. Лампа, мигая,
Свет спокойный бросает на них.
Снова голос твой тихий я слышу,
Он навеки мне в сердце проник:
«Как же, милый, на холод ты вышел
И забыл застегнуть воротник?»
В светлой дружбе мы жили с тобою,
Как цветы полевые, росли,
И над нашей чудесной судьбою
Вдруг фашисты топор занесли.
Ничего! Мы обрубим им руки.
Ничего! Стисни зубы сильней.
Каждый миг нашей горькой разлуки
Враг оплатит нам кровью своей.
Если б только увидеть могла ты,
Как ползу я с гранатой в дыму.
Грозный счет мой открыт для расплаты,
Платят кровью враги по нему.
Не один я такой в нашей роте.
Каждый счет свой открыл именной…
И берем мы втройне при расчете —
За семью, за разлуку с женой.
За страну, за сады, что шумели,
Кровью платят за всё нам сполна.
Правда, волосы чуть поседели —
Что ж поделать, на то и война!
Дорогая, горжусь я тобою.
Только вспомню – и сердцу тепло.
К нам в окопы вчера после боя
Много разных подарков пришло.
Пулеметчики варежки взяли…
И узнал я, мой друг, не таи —
Их у детской кроватки вязали
Руки Родины, руки твои.
Зимний ветер в трубе завывает.
Спят бойцы – просыпаться им срок.
Печка топится, лампа мигает,
И дописан последний листок.
Я окреп для борьбы и для жизни,
И сплелись воедино во мне
Чувство Родины, верность Отчизне
С нежным чувством к любимой жене.
Письмо от жены
Там, где яворы мирно дремали,
Тишиной и прохладой полны,
В незнакомом селе, на привале,
Получил я письмо от жены.
И прочел я, волненьем объятый,
Дорогие для сердца слова.
На конверте был адрес обратный
И отчетливый штемпель «Москва».
А потом незаметно я снова
Всё письмо перечел в тишине,
Отзывалось в нем каждое слово
Самой нежной любовью ко мне.
Я читал, и росла моя сила,
Мне казалось, что вместе с женой
Тем же голосом мне говорила
Вся страна: «Будь здоров, мой родной!»
Обо всем мне жена написала,
И в конце вместо слов о любви,
Вместо «крепко целую» стояло:
«Ты смотри, мой хороший, живи!
Ну, а если от пули постылой…»
Тут шли точки неровной строкой
И стояло: «Запомни, мой милый,
Есть бессмертие в смерти такой».
Буду жить, буду драться с врагами,
Кровь недаром во мне зажжена.
Наше счастье топтать сапогами
Мы с тобой не позволим, жена.
Над бойцами плыл дым от цигарок,
За деревней гремел еще бой,
И лежал у меня, как подарок,
На ладони конверт голубой.
Я глядел, а улыбка сияла,
И глаза были счастьем полны:
Это Родина мне написала
Чистым почерком верной жены.
Родина смотрела на меня
Я в дом вошел, темнело за окном,
Скрипели ставни, ветром дверь раскрыло —
Дом был оставлен, пусто было в нем,
Но все о тех, кто жил здесь, говорило.
Валялся разный мусор на полу,
Мурлыкал кот на вспоротой подушке,
И разноцветной грудою в углу
Лежали мирно детские игрушки.
Там был верблюд, и выкрашенный слон,
И два утенка с длинными носами,
И дед-мороз – весь запылился он,
И кукла с чуть раскрытыми глазами.
И даже пушка с пробкою в стволе,
Свисток, что воздух оглашает звонко,
А рядом, в белой рамке, на столе,
Стояла фотография ребенка…
Ребенок был с кудряшками, как лен,
Из белой рамки, здесь, со мною рядом,
В мое лицо смотрел пытливо он
Своим спокойным, ясным синим взглядом…
Стоял я долго, каску наклоня,
А за окном скрипели ставни тонко.
И Родина смотрела на меня
Глазами белокурого ребенка.
Зажав сурово автомат в руке,
Упрямым шагом вышел я из дома
Туда, где мост взрывали на реке
И где снаряды ухали знакомо.
Я шел в атаку, твердо шел туда,
Где непрерывно выстрелы звучали,
Чтоб на земле фашисты никогда
С игрушками детей не разлучали.
Мать
Ей не спится, что-то сердце ноет,
Ломит грудь, а ночь темным-темна,
Звезд не видно, зимний ветер воет,
И, куда ни глянь, везде война.
Стонет явор за окном уныло,
Кот мурлычет в сонной тишине.
Пусто в хате. Мужа схоронила,
А сыны? Где ж быть им – на войне.
Двое шлют ей радостные вести.
Хоть и горько дома жить одной,
Но за старших двух душа на месте,
Только младший – жив ли он, родной?
От него ни писем, ни открытки.
Где он? Что с ним? Полночь. Спит село.
Услыхала кашель у калитки,
Встала: «Ну, кого там принесло?
Эх ты, горе, так и не уснула…»
Дверь раскрыла, ветер валит с ног,
Вышла и руками вдруг всплеснула:
Младшенький, родименький сынок!
Обняла, к лицу его припала.
И стоял, обросший бородой,