Поздравить экипажи эсминцев с боевым крещением, с уничтожением немецких бомбардировщиков, отправился сам Трибуц. Для него это было важно, ведь и он сам с 1934-го по 1936-й годы служил командиром эсминца «Яков Свердлов». И не зря он устроил смотр эсминцев ПВО. Чувствовал, что так и надо. Это, можно сказать, был первый триумф вице-адмирала в начавшейся войне. И, конечно, нужно было этим воспользоваться, чтобы показать себя всем военморам заботливым и знающим командиром. Владимир Филиппович поднялся на борт «Якова Свердлова», произнес небольшую речь о доблести и мужестве краснофлотцев и эскадры ПВО, проявившей героизм, сбив немецкие самолеты и предотвратив, тем самым, бомбардировку центра города. Но напомнил, что самые трудные бои еще впереди, и надо быть готовыми к ним. Потом адмирал проехался вдоль эскадры на катере, поднимаясь и на другие эсминцы. Так что командующий вдохновил экипажи, как мог, отправляя эскадру к Либаве. Как только церемония смотра закончилась, а адмирал с адъютантами отбыли, эсминцы запустили машины и начали поднимать якоря. А городские мосты, по приказу командующего Балтийским флотом, развели для прохода эскадры. Прохожие, которые после налета уже снова высыпали на городские просторы, с интересом наблюдали за происходящим с набережных. И было на что посмотреть. Все эсминцы сверкали новой серо-голубой шаровой окраской, а над ними развивались яркие разноцветные флаги и вымпелы.
Эскадра эсминцев вышла из устья Невы. Корабли встали на курс и, набирая ход, прошли посередине южного фарватера мимо Кронштадта. Нужно было догонять эскортируемые транспорты, которые уже загрузились и отправились в путь из Морского порта Ленинграда на час раньше эсминцев. Скорость пароходов была небольшой, потому далеко уйти они не могли. В прозрачном вечернем воздухе их дымящие силуэты четко просматривались прямо по курсу.
Предчувствие войны, несмотря на все увещевания политуправлений, упорно называющих все слухи о предстоящей войне провокацией, витало в воздухе. И Малевский хорошо чувствовал это. Провокационные действия немецкой авиации с частыми нарушениями воздушного пространства СССР давно вызывали у него беспокойство. Еще в начале июня уже ходили слухи о накоплении немецких войск непосредственно возле государственной границы. Краснофлотцы на кораблях с тревогой обсуждали возможность скорого начала военных действий. Между тем, многие флотские командиры понимали, что, в случае войны, из-за своей близости к границе, база в Либаве может быть взята неприятелем сходу. Здравый смысл частично возобладал, начальство взялось за ум, и за пару недель до начала военных действий из Либавы в Ригу, на Моонзунд, в Кронштадт и Таллин началось перебазирование легких сил. Ушли из передовой базы многие подводные лодки и тральщики. Вывели даже эсминец «Ленин», быстро закончив его ремонт и, заодно, перевооружив в корабль ПВО.
И вот теперь последовал приказ командования всеми силами флота защищать передовую военно-морскую базу в Либаве, хотя положение там уже в первый день войны сложилось критическое. Как рассказал Малевскому сам Трибуц, выйдя большими силами из Восточной Пруссии, немцы за половину суток смяли советские пограничные заставы и приграничный войсковой заслон, подойдя к передовой базе флота на расстояние орудийного выстрела. И, если бы не огонь линкоров, то могли бы уже прорвать оборону. Командиры кораблей, находящихся в Либаве, докладывали, что вражеская авиация вовсю свирепствует, а толкового воздушного прикрытия нашими самолетами нет. Координация действий с летчиками плохо налажена. Вот потому и отправляли эсминцы ПВО на помощь главным силам. К тому же, была уже и атака на главные силы флота вражеских торпедных катеров «шнельботов». Трибуц, правда, сказал, что три немецких катера из девяти нашим новым эсминцам удалось потопить, а остальные вражеские катерники выпустили свои торпеды впустую, никуда не попав. Но, никто не сомневался, что это лишь самая первая вражеская атака на наши корабли.
Никто не знал, что, глядя вперед по курсу своего корабля на дымы уходящих пароходов, командир эскадры эсминцев думал о своей любви. Все знали его, как нелюдимого и угрюмого «морского волка», который никогда не улыбался. Но, и у Малевского имелась личная жизнь. Его любимая женщина была сейчас там, на переднем крае. Марину недавно перевели из Ленинграда. И последний месяц она служила военным врачом на базе в Либаве. Как она там? Жива ли?
А Александр Лебедев в это же самое время, стоя на юте возле лееров и глядя на отдаляющийся за кормой Кронштадт и остальные эсминцы, идущие в кильватерной колонне за «Яковом Свердловым», думал о Наташе. Как она там? Поладит ли с Ниной Добрыниной? Одно дело встречаться иногда. И совсем другое — поселиться под одной крышей бок о бок с родней. С его родней, а не ее. Кто Наташа для них? Дальняя родственница? Как сложатся их отношения? О себе, о том, что мог он погибнуть уже в этом самом походе, Александр почему-то совсем не думал. Он находился на родном корабле, и сам этот факт уже придавал силы пережить предстоящую битву.
Глава 4
Тем временем, с самого раннего утра 22-го июня в окрестностях передовой военно-морской базы Краснознаменного Балтийского флота в Латвийской Лиепае, она же Либава, происходило тяжелое сражение. С каждым часом немцы теснили защитников. Советские части отступали все дальше от государственной границы, все ближе и ближе к городу и порту. База флота представляла собой огороженную волноломом портовую акваторию с многочисленными складами и с судоремонтным заводом. Сам городок располагался вокруг порта, раскинувшись между озерами Лиепаяс и Тосмарес и берегом Балтийского моря.
Передовую базу флота защищали фортификационные сооружения, строительство которых началось еще в конце девятнадцатого века. В Империалистическую войну, чтобы не сдать врагу форты, их взорвали, но с 1940-го года, когда Латвия стала советской республикой, строительство оборонительных линий и береговых батарей началось заново. К июню 41-го были полностью оборудованы батареи 130 мм орудий, а также военный аэродром, на котором размещалась 43-я отдельная авиационная эскадрилья ВВС Балтийского флота. На вооружении у нее находились четыре десятка летающих лодок МБР-2. А еще неподалеку находился 148-й истребительный авиационный полк ВВС Прибалтийского Особого военного округа, который, к началу войны имел на вооружении пятьдесят пять устаревших, но исправных бипланов «Чайка» И-153 и пятнадцать «ишачков» И-16. Перед самой войной полк был усилен эскадрильей «ишачков». Кроме самолетов, небо над базой защищали два дивизиона зенитной артиллерии, составляющие шесть батарей зенитных орудий. Одним зенитно-артиллерийским дивизионом командовал майор Русских, а вторым — старший лейтенант Сорока. Совместными усилиями они и отбили первый авианалет люфтваффе, состоявшийся в 3:55 утра. Но, огонь зениток, а также советские истребители, вылетевшие на перехват немецких Ju-88, не позволили прицельно сбросить бомбы. В первом же воздушном бою три немецких самолета удалось сбить. Защитники, при этом, потеряли восемь «Чаек». Бомбы, сброшенные не прицельно, не причинили особого вреда, они не попали ни на склады военно-морской базы, ни на стоянки кораблей, ни на аэродром. Не пострадал и военно-морской госпиталь. Первый налет на базу удалось отбить.
Для защиты с суши вокруг города были развернуты части 67-й стрелковой дивизии ПрибОВО из состава 8-й армии. В городе и в ближайших населенных пунктах дислоцировалась 56-й, 114-й и 81-й стрелковые полки, 94-й артиллерийский и 242-й гаубичный полки, а также отдельные противотанковые и зенитно-артиллерийские дивизионы. Кроме того, имелись разведывательный, саперный и автомобильный батальоны. В дивизии был полный комплект необходимого оснащения. Более того, благодаря вовремя начатой мобилизации приграничных округов, численный состав дивизии удалось увеличить почти до десяти тысяч человек личного состава. Боевой задачей дивизии под командованием генерал-майора Николая Дедаева вменялась оборона не только самой Лиепаи, но и большого, почти стокилометрового, участка побережья, по которому были рассредоточены части этой дивизии.
Принимались и другие меры, необходимые для предстоящей обороны. Если еще в середине июня на военно-морской базе у причалов судоремонтного завода «Тосмаре» стояли пять торпедных катеров и девять подводных лодок, а еще шесть подводных лодок находились в ремонте, то уже к двенадцатому июня все они были выведены и распределены по другим базам. А все усилия завода направили на восстановление и перевооружение самого большого ремонтируемого корабля, остававшегося в Либаве, которым был эсминец «Ленин». Правда, очень уж хорошо подлатать корабль не удавалось. Несмотря на то, что завод перевели на круглосуточную работу, объем восстановительных работ на эсминце был слишком большим. Ведь корабль уже даже выводили из списка боевых и хотели навсегда приписать к учебным кораблям. Но, последовал приказ от командующего флотом срочно вернуть эсминец в строй, да еще и установить новое вооружение, демонтировав прежнее.
Эсминец «Ленин» был старым. Заложенный в конце 1913-го года на Путиловской верфи в Петербурге, он получил название «Капитан Изылметьев» в честь командующего Балтийским флотом с 1856-го по 1864-й годы контр-адмирала Ивана Николаевича Изыльметьева. В конце 22-го года, под самый Новый год, эсминец переименовали в «Ленин», чтобы поздравить, таким образом, вождя мирового пролетариата. Впрочем, в 20-е годы и другие «новики» были переименованы. «Изяслав» переименовали в «Карл Маркс», эсминец «Десна» переименовали в «Энгельс», «Прямислав» переименовали в «Калинин», да и все другие корабли этого типа тоже переименовали. А самый первый из них, именно «Новик», получил название «Яков Свердлов».
В отличие от первого «Новика», эсминец «Ленин» представлял собой уже модифицированный вариант. Он немного отличался от прототипа как по внешнему виду, так и по тактико-техническими характеристикам. У эсминцев той серии, к которой принадлежал «Ленин», имелись три дымовых трубы, вместо четырех, а длина корпуса, водоизмещение и скорость были чуть меньше. И теперь его, как и остальные старые эсминцы Балтфлота, тоже быстро переделали в корабль ПВО. Двадцатого июня его приняла Государственная комиссия. Под командованием капитан-лейтенанта Юрия Афанасьева он покинул Либаву и едва успел принять участие в смотре на Неве в центре Ленинграда в день начала войны.