Учитывая это, перевес можно было получить, лишь бросив в бой в критический момент дополнительные силы, например, эсминцы. Но, после битвы у Нарвика с англичанами в апреле 40-го года, когда силы кригсмарине потеряли десять эсминцев, ни о каком преимуществе в этих кораблях на Балтике говорить не приходилось. Именно маневренные эсминцы вполне могли сделать очень многое для того, чтобы склонить чашу весов в предстоящем морском сражении в ту или иную сторону. И гросс-адмирал Редер не мог этого не понимать. Но, эсминцев-то у него почти что и не имелось, в то время, как у советского Балтийского флота их, несмотря на гибель «Володарского» и серьезные повреждения «Ленина», оставалось вполне достаточно.
Разведка сообщала Редеру, что против его эскадры будут действовать два соединения советских эсминцев. Соединение новых эсминцев: «Свирепый», «Страшный», «Славный», «Суровый», «Смелый», «Скорый», «Статный», «Стройный» и «Строгий». Соединение старых эсминцев: «Яков Свердлов», «Карл Маркс», «Энгельс», «Артем» и «Калинин». А также лидеры эсминцев «Минск» и «Ленинград». Хотя, последние, скорее, занимали промежуточное положение между эсминцами и легкими крейсерами. Редер надеялся, что его легкие крейсера смогут нейтрализовать советские лидеры эсминцев и оба легких крейсера «Киров» и «Максим Горький» для того, чтобы линкор «Тирпиц» и линейный крейсер «Шарнхорст» смогли без помех разобраться с «Маратом» и «Октябрьской революцией». Но, кто же разберется с советскими эсминцами? Этого гросс-адмирал Редер пока придумать не мог.
Глава 2
Александр Лебедев чувствовал себя получше. Через трое суток после ранения его левый бок все еще довольно сильно болел при движениях, но отек почти полностью сошел. Лечение помогало, молодой организм справлялся с раной. Корабельный доктор Миша Гринберг регулярно менял перевязки, осматривая место ранения и смазывая его густой пахучей мазью Вишневского. Врач говорил, что процесс заживления идет хорошо, а ребра вражеская пуля все-таки не сломала, лишь скользнув по ним. Ранения Полежаева и Степанова врач так же осматривал, обрабатывал и перевязывал. Эти двое тоже уверенно шли на поправку. Осмотр и обработка ран производились в корабельном лазарете, в который, при наличии некоторого количества раненых на борту «Якова Свердлова», превратилась кают-компания. Ведь, кроме Полежаева, Степанова и Лебедева имелись и несколько других пострадавших краснофлотцев, получивших ранения, как во время боев со «шнельботами», так и при отражении воздушных атак.
Раненого Александра Лебедева каперанг Малевский все-таки пожалел и пустил его в пустующую флагманскую каюту, находящуюся в надстройке юта, рядом с камбузом, возле помещения, предназначенного для штаба дивизии. И теперь у Лебедева имелась вместо диванчика кают-компании прекрасная мягкая адмиральская койка и даже собственный письменный столик с вращающимся креслом перед ним, как у самого командира корабля. А, самое главное, рядом находился отдельный адмиральский гальюн, которым командир Саше тоже разрешил пользоваться.
Так что Александр наконец-то устроился на эсминце со всеми возможными удобствами. Положение начальника службы корректировщиков эскадры и одновременно представителя разведотдела штаба флота при соединении эсминцев ПВО, делало Александра никому не подотчетным, кроме начальника РОШ, которым служил его собственный дядя Игорь Добрынин. Хотя Александр совсем не кичился ни своей новой должностью разведчика, ни своим родством с флотским начальством, тщательно выполняя по боевому расписанию обязанности командира корабельных пулеметчиков-зенитчиков эсминца. А, поскольку воздушные атаки не прекращались, то боевой счет начал активно пополняться.
Зенитчики «Якова Свердлова» уже зафиксировали три сбитых немецких самолета. А всего соединение эсминцев ПВО сбило за неделю, прошедшую с начала войны, восемь вражеских самолетов и четыре повредило. Сами эсминцы, при этом, пока почти не пострадали, если не считать дыры, появившиеся кое-где в надстройках и надводной части бортов от огня автоматических пушек «шнельботов», от осколков, летящих после близких разрывов авиабомб и от очередей авиационных пулеметов. Впрочем, все эти дыры матросы после вражеских атак быстро заделывали, в основном, просто забивая в них деревянные пробки.
После приключения с высадкой в Паланге и неожиданного рейда на Кретингу, Лебедев совсем не считал себя героем-десантником, он прекрасно понимал, что отделался относительно легко, а то мог и погибнуть в той ситуации, когда они неожиданно нарвались на немцев, как погиб Петя Ефимов. Каким-то чудом ему повезло, а Пете — нет. Александр написал письмо-похоронку матери парня в Вологду, откуда он был призван на флот. Почтовые поезда уже не ходили, потому что немцы все-таки перерезали железную дорогу, ведущую к Риге, но аэродромы возле Либавы еще действовали, потому письмо удалось отправить по официальным каналам разведки вместе с наградным листом на орден Красной Звезды для краснофлотца Ефимова с надписью «посмертно» и с донесением в РОШ.
Службу в разведке флота никто не отменял, потому Саша написал подробное донесение на имя начальника РОШ Игоря Добрынина обо всем, что происходило на его глазах в последние дни. Написал он и про успешные испытания новых вооружений ленинградского завода «Арсенал», выдал предложение о том, чтобы дооснастить флот зенитными автоматами и универсальными орудиями, хотя бы, потому что эсминцы ПВО, оснащенные таковыми, совсем неплохо показали себя, как при отражении воздушных атак, так и в боях с быстроходными торпедными катерами немцев. Да и при высадке десанта эффективно поддержали огнем скорострельных орудий морских пехотинцев.
А еще флоту, конечно же, были необходимы специальные десантные средства с небольшой осадкой и хорошо вооруженные, способные не только доставлять достаточно много людей на берег, но и прикрывать их высадку огнем. Ради большей устойчивости их можно было бы оснастить выдвижными килями. А для удобства высадки хорошо бы подошли аппарели, устанавливаемые на носу. Для усиления огневой мощи Александр Лебедев предлагал использовать на таких плавсредствах реактивные минометы, которые, не обладая хорошей прицельной точностью, тем не менее, могли бы создать за короткое время высокую плотность поражения береговых линий обороны противника.
Ну и, конечно, не забыл Александр упомянуть, что для оснащения корректировочных групп полезно разрабатывать более компактные, и одновременно более мощные радиостанции, а то имеющиеся из той же Кретинги напрямую до кораблей часто не добивали и приходилось передавать данные для корректировки стрельбы по цепочке, через группы ретрансляции. При этом, повезло еще, что корректировщиков выручили морские пехотинцы, у которых имелись свои радиостанции, повторяя указания для морской артиллерии в случаях, когда прямая связь с кораблями терялась из-за расстояния.
Саша переговорил с Малевским о переводе Павла Березина из машинной команды в радисты, на что командир возражать не стал. И теперь благодарный Пашка взахлеб делился с Сашей всеми новостями, услышанными в радиорубке. До Александра дошел слух через Березина, который теперь, став радистом, находился в курсе всего, что происходило на самих кораблях и вокруг них, что командующий эскадрой контр-адмирал Юрий Федорович Ралль лично восхищался храбрыми корректировщиками, которые сделали огонь эскадры по берегу столь эффективным и губительным для противника. А еще Паша Березин сообщил, что 28-го июня Финляндия официально вступила в войну на стороне Германии, перейдя границу своими дивизиями по всей Карелии совместно с немецкими войсками, впрочем, вражеское наступление сразу же встретило очень упорное сопротивление с советской стороны.
После благополучного возвращения из десантной операции, корабли эскадры продолжали сутки находиться на рейде без особого движения. Немецкие торпедоносцы их пока больше не беспокоили, по-видимому, залечивая собственные раны и оправляясь от потерь, понесенных в ходе неудачных налетов на советскую эскадру. Но, через сутки пришел новый приказ командования, и корабли внезапно активизировались, начав по очереди швартоваться к пирсам в порту, где на них грузили какие-то ящики и людей из персонала базы, как флотских, так и гражданских вместе с семьями. Оказалось, что наверху было принято окончательное решение эвакуировать всю базу флота, а все оставшееся в ней, что эвакуировать не представлялось возможным, — взорвать.
Успешная десантная операция «Нерпа» сняла угрозу быстрого захвата передовой базы флота в Либаве противником, но развитие событий на сухопутном фронте четко показывало, что дальнейшее удержание Либавы не имеет стратегического смысла. Под тяжелыми ударами немцев фронт медленно, но верно прогибался и откатывался на восток. Натолкнувшись на противодействие флотской артиллерии и понеся значительные потери, противник принял решение не штурмовать Либаву, а обходить ее, оставляя пока у себя в тылу, с тем, чтобы потом все равно взять передовую базу советского флота на Балтике измором позиционной осады.
Вскоре силы вермахта блокировали железную дорогу из Либавы на Ригу и упорно продвигались по ней к самой Риге, создавая непосредственную угрозу столице Латвии. Захватив железную дорогу, немцы предприняли попытку масштабной диверсии «Троянский конь», заслав в Либаву на «последнем поезде» под видом беженцев целый батальон диверсантов, набранных немцами из местных организаций айзсаргов, недовольных советской оккупацией, зато радостно встречающих оккупацию немецкую. Но, предупрежденные разведкой флота и лично Александром Лебедевым о возможности такой попытки, сотрудники НКВД вовремя распознали диверсантов. Почти все они были уничтожены на станции в коротком бою. И это событие послужило последней точкой в активной обороне Либавы. Хотя войсковые заслоны вокруг города под командованием генерал-майора Николая Дедаева еще прочно держались. Сухопутным войскам ставилась боевая задача прикрывать эвакуацию, а потом отходить по побережью на север к Вентспилсу. Бои на подступах к городу продолжались, но они носили чисто позиционный характер с обеих сторон. Бомбардировки тоже не прекращались, разве что посл