– Привет, Боря, - сказал я… - Как ты?..
Борюсик молчал, додумывая тяжёлую свою думу.
Не поворачивая ко мне головы, ответил: - Холодно…
Между нами зависла пауза, которая длилась несколько минут.
– Ты её... ебал?.. - наконец изменившимся, хриплым голосом спросил Борюсик.
– Кого? - в ответ переспросил Борьку я. Потом добавил: - Нет… Ты же знаешь что это исключено.
– Я знаю... ебал - опять просипел Борюсик.
Он мог спросить по-другому, но в языке депутатов и бизнесменов не бывает других слов.
Они все - друзья по бизнесу, гольфу, избирательным кампаниям, полицейские чины, братки и крышеватели пришли потом к Борюсику на похороны. Произносили на фене красивые слова.
Тоня плакала. Совершенно искренне упала на полированный гроб, обнимала его, говорила какие-то безумные слова.
Почти предел мечтаний каждого мужчины: «Чтобы были друзья, да жена, чтоб упала на гроб…». В конце жизненного пути должно быть именно так. Вне зависимости от того, длинный этот путь получился, или короткий.
Потом, по прошествии нескольких дней, с молодой ещё вдовой мы сидели в квартире, где я прожил вместе с Тоней такое странное время. Я был евнухом в гареме султана. В гареме, который состоял из одной женщины. Евнухом, который не был ни рабом, ни слугой. Так - пальма в кадке с землёй.
Мы сидели с Тоней, и я хотел с ней поговорить. Суть моего разговора была в следующем: Борюсика нет, и оставаться мне с Тоней в своём прежнем качестве не имеет дальнейшего смысла. Ведь договаривался о своей такой жизни я с Борюсиком, а не с ней.
Теперь я могу уйти. И я хочу уйти.
Тоня молодая, привлекательная женщина. Теперь ещё - владелица огромного состояния.
После того, как пройдёт положенный по приличиям срок, она может найти себе достойную партию и снова выйти замуж.
Нет, обо мне речи и быть не может - я в этих смыслах уже пожизненно бесперспективен.
Да и потом - ведь нас ничего не связывает. Даже обыкновенного греха не случилось.
И не случится никогда, уж тут, как ни напрягайся.
А для того, чтобы людям вместе жить, грех обязательно нужен.
Тоня слушала, тыкая пальцами в игрушку на мобильном телефоне. Когда я закончил, она подняла голову и посмотрела на меня мокрыми глазами.
– Да, конечно, - сказала она, - о чём тут разговаривать - ты свободен. Никто тебя удерживать и не собирается.
Иди в свою, честно заработанную, отдельную квартиру и живи там, как хочешь.
Я, конечно, ожидал, что могут быть слёзы. Как-никак, но я чувствовал, что, несмотря на моё увечье, Тоня ко мне более чем неравнодушна.
Уходить я, правда, собирался всерьёз, но мне хотелось, чтобы меня поуговаривали остаться, не отпускали сразу.
А меня отпустили.
К Тоне у меня был один вопрос. Так, мелочь. Но всё же было интересно. - Тоня, - спросил я, тебе не трудно будет ответить… Ты будешь смеяться, но всё же…
Вот ты ночью приходила ко мне в спальню… На тебе ничего не было, только маленький треугольник из ткани… На чём он держался? Клей, да?..
– Нет, не клей, сквозь слёзы усмехнулась-таки моя бывшая почти сожительница, - но пусть это останется моей маленькой тайной…
На том и расстались.
Я стал жить в небольшой однокомнатной квартире в двенадцатиэтажном доме на пересечении улиц Абулхаирхана и Алии Молдагуловой. В городе, в котором родился и вырос и который всегда любил какой-то ненормальной любовью. Я слишком был к нему привязан.
Если чего-то или кого-то очень любишь - то обязательно потеряешь.
Нельзя ничего любить очень сильно. Этим самым мы закладываем программу уничтожения предмета нашей любви.
Вот я и допрыгался.
Мне пришлось покинуть улицы, с которых делал репортажи, которые любил фотографировать в дождь и в лучах закатного солнца, улицы, про которые я сочинял стихи…
В этот город, знакомый до слёз я вернулся тогда, когда он оказался уже не нужен мне для простой человеческой жизни.
Но карма человеческая устроена так, что, в конце концов, исполняются все наши желания.
Знать бы наперёд все причудливые сценарии их исполнения…
И вот живу я, значит, в полном уединении. И провожу свой пожизненный досуг в сытости и праздности. Интернет, телевизор, прогулки по городу.
Меня даже не тянуло ни с кем общаться. Кроме, разумеется, моих виртуальных друзей в Интернете.
И вот как-то сижу у себя дома на диванчике, смотрю по телевизору, как наш российский политический лидер целует во все места Уго Чавеса, как тут раздаётся звонок в дверь.
И кто бы это мог быть? Гостей я не ожидал. Про моё новоё местожительство и не знал никто.
Пошёл открывать.
Смотрю в глазок - женщина какая-то стоит симпатичная. Но уже в годах. Где-то - не побоюсь подумать - моих лет…
И чего же этой старушенции от меня надо?..
Открываю дверь: - Чего, мол, вам угодно?
– Здесь живёт, - спрашивает женщина, - и называет имя моё и фамилию.
Отпираться я не стал. - Да, говорю, - он живёт здесь. И даже более того - стоит он сейчас перед вами собственной персоной. Дальше-то что?
– Саша, Это... ты? - опять спрашивает меня эта пожилая женщина и лицом светлеет, видимо, кого-то во мне узнавая.
– Да, говорю, - я - Саша. Александр Иванович, если угодно.
Женщине этой было очень угодно, что я Саша. На то, что я ещё к тому же и Александр Иванович, она почему-то даже и внимания не обратила.
– А я - Оля. Оля Романюк, помнишь? 10-й «б», восьмая школа…
Господи! Оля! Оленька!..
Как же я мог её не узнать!
Ведь что делают с человеком годы проклятые!
– Ой, говорю, Оля! Здравствуй! А я думаю - каким ветром занесло ко мне такую интересную женщину.
Слушай, а ты почти не изменилась. Ну, может быть, самую малость… повзрослела…
А я как раз про тебя недавно вспоминал. Как мы с тобой целовались… учились целоваться…
Да, проходи, пожалуйста, чего мы тут, как дураки, встали в дверях.
Я пропускаю эту женщину, которая назвалась моей Олей, в квартиру.
Да… Оля… Оленька Романюк. Конечно, помню. Такое не забывается. Если бы не расстались тогда - Оленька переехала с родителями в другой город - то быть бы мне отцом в пятнадцать лет…
Как я тогда переживал!
Да, это она… Конечно, она, Оленька Романюк. Самая красивая девочка в классе. И самая умная.
Это потом осталось у меня на всю жизнь: я испытывал любовь и половое влечение только к красивым и умным женщинам. Большая часть моего высшего образования - от них.
Я достал из своего потайного шкапчика бутылку «Каберне»: - Садись, Оленька, рассказывай!..
Всё-таки - как ты меня нашла?
Вопрос, конечно, совершенно праздный - где можно спрятаться от людей в XXI веке?
Сайт «Одноклассники», чего тут уж сильно гадать, напрягаться.
Оленька сейчас одна. С мужем не сложилось. Дети выросли, разъехались, у всех свои семьи. Оленька в Интернете узнала обо мне, как ей показалось, почти все: адрес, одинокое моё семейное положение. Ещё сейчас своими глазами увидела - жив, здоров. Заходила в ванную, руки помыть - никаких женских вещей, приличных для этого места, не заметила.
Ох, Оленька, Оленька… Уж лучше бы они были…
Беседа получилась лёгкой и непринуждённой. Поговорили обо всех. Всех вспомнили. И Таньку Огневу, и Сашку Кенбаева. Конечно, и про нас. Как ходили смотреть оперу «Риголетто» - к нам приезжали московские артисты, - как вдвоём уезжали за город кататься на лыжах.
Как зимой нам нужно было целоваться, а на холоде это не только вредно, но и почти невозможно. И я попросился у сторожа пустить нас в новый пятиэтажный дом, который на-днях должны были заселять - там уже включили отопление.
Тогда был социализм, и сторож пустил нас бесплатно. Правда, посмотрел на нас так, будто мы там собираемся заниматься всякими глупостями.
А мы и не собирались.
Просто оно как-то так само собой всё получилось…
У Оленьки на спине, под левой лопаткой, маленькая родинка. Мы уже так хорошо разговорились, так насмеялись, а Оленька - та даже ещё и чуть всплакнула, что впору было мне спросить, на месте ли та родинка.
И не появились ли где ещё какие-нибудь пятнышки.
И я чувствовал, что уже должен об этом спросить. А в ответ мне должны сказать что-то вроде - да ну, мол, неудобно, ты что! Потом добавить - старая я, мол, уже, Саша. Ну, а я обязательно должен настоять, убедить, что нет - не старая, все ещё впереди. Лучше даже так, что - всё у нас ещё впереди.
Вместо этого я вдруг замолчал. Язык вдруг застрял в горле и перестал двигаться.
И Оленька заметила, конечно, эту во мне перемену. Слова, которые уже должны были прозвучать, так и остались во мне. И то, что я замолчал, превратило их, невысказанных, смысл в совершенно противоположный.
Что не хочу я видеть её родинку. Что, наверное, действительно, и возраст для романтических свиданий не тот.
И, что впереди у нас ничего уже не будет…
Эх, Оленька… Оленька…
Эх вы, женщины с миллионами светлых и радужных воспоминаний юности - сайт «Одноклассники» не всегда может подарить вам возвращение к первой любви.
Прежде, чем ехать к тому, с которым собирались когда-то быть вместе даже после смерти, поинтересуйтесь - а есть ли у него яйца? Или хотя бы - в каком они состоянии?
А уже потом - холост, разведён, здоров ли…
С квартирой или оформил ипотечный кредит в рассрочку на пятьдесят лет…
Оленька ушла из моей жизни. Теперь уже насовсем.
Я в одиночестве своём, в холостячестве спал, кушал, прогуливался вечерами по проспекту Абулхаирхана. Который был когда-то проспектом Ленина, а потом его переименовывали пять раз, пока пришли к самому благозвучному названию.