Все реже и реже появлялись в селах бандиты. А вот главарь шайки Сойко все еще где-то скрывался, бродил по полям, лесам. Нет-нет — да и заглянет в село. О таких его визитах сразу же становилось известно чекистам от местных жителей, у которых кипели сердца от ненависти к бандеровцам. И вот однажды пришел сигнал о том, что в одном из сельских домов намерен остановиться Сойко.
Группа бойцов, возглавляемая Ипатовым, засела в кустарнике близ села. Из леса должен был идти Сойко на явочную квартиру. Четыре дня сидели в засаде чекисты, а главарь не появлялся. И лишь к вечеру на пятый день он показался на дороге еще с одним бандеровцем. На требование остановиться бандиты ответили пальбой из автоматов. И тогда чекисты открыли огонь…
В воздухе кружились снежинки. Сквозь белую пелену не видно было ни горных хребтов, ни близлежащего зеленого хвойного леса. И домики села, к которому подъезжала машина, терялись в бушующем снежном море. Перед глазами Ипатова свежая картина: осада схрона бандеровской «боевки». Резкие выстрелы, нарушившие тишину леса. Два оуновца, вышедших из подземелья с поднятыми руками. Остальные сами покончили с собой здесь же, в схроне. Чекисты нашли там документы. Это, в частности, планы новых грабежей и убийств. Не забыли оуновцы вынести смертный приговор и ему, Ипатову.
Через полчаса вместе со своими помощниками Ипатов приехал в село Быстрицу. В приземистом сарае раскидали в углу навоз, увидели дощатые двери, которые вели в погреб. Удар ломиком — дверь открылась. Бандиты не отвечали на ультиматум Ипатова. Вскоре выползли двое. Бросили автоматы, пистолеты. Дрожат от страха, просят пощадить их. А главарь боевки Орих высунул голову из погреба и — снова вниз. И так три раза — то покажется, то исчезнет. Слышен его гнусавый голос:
— Боюсь…
— Выходи! — гневно крикнул Ипатов.
И вот вылазит высокий, худой, с синими прожилками на лице, в грязном полушубке оуновец Орих, который истязал и замучил комсомолку Розалию Свищ и других активистов. Выпучив налитые кровью глаза, Орих кусал губы. Насупленный, не проронив ни слова, он поплелся впереди конвоиров.
Спустя неделю Ипатов выкуривал «зимовщиков» из схрона, оборудованного на склоне холма у опушки леса. Ходили в поисках бандеровца по кличке Игорь. В прошлом это был священник, сменивший крест на автомат и гранаты. Уже несколько раз получали чекисты сигналы о том, когда и где появляется он в селе. Но каждый раз Игорь исчезал, будто сквозь землю проваливался. Вот и теперь в домике, где он должен был быть, его не оказалось. Вдруг — в стороне от дороги след, присыпанный свежим снежком. Пошли по нему. На склоне холма — проталина. Приблизились — здесь вход в схрон.
Переговоры с обитателями схрона длились недолго. Бросая оружие, из подземелья вышли бандеровцы. Один назвал себя Дубом, другой — Яремой. Оба обросшие, худые, на руках и лицах полно копоти и грязи.
— Чего здесь сидели, чего выжидали? — спросил Ипатов.
— Да мы бы пришли в село, — начал Дуб. — Но боялись…
— Кого?
— От ватажка Сойко был приказ: сидеть здесь до особого распоряжения, — сказал Ярема.
Ипатов рассмеялся и, окинув сощуренными глазами исхудавшие, заросшие лица бандеровцев, объявил:
— Так Сойко ведь уже давно не ваш главарь! Его больше нет, погиб.
— Так новый тоже заявил: «Вернетесь в село без разрешения — повешу, — отозвался Дуб, а затем дрожащими губами жалобно пробормотал: — Голодные мы, как собаки… Не найдется ли у вас чего-нибудь поесть?..
— Дайте им, ребята, по куску хлеба, — распорядился Ипатов. — Видать, неважные бандеровские харчи…
Еще один схрон пришлось ликвидировать Ипатову и его боевым товарищам, с которыми он выполнял задания. Распадались оуновские боевки, прекращали свое существование их схроны. В один из дней, возвратившись с очередного задания, Ипатов доложил Журавлеву, что взят и бывший слуга божий бандеровец Игорь. Бесславно кончилась карьера еще одного вожака бандеровского отребья.
Орденом Отечественной войны 1-й степени награжден Александр Васильевич Ипатов. Мужество, находчивость, отвага чекиста в борьбе с вооруженными бандами оуновцев приравнена к фронтовому подвигу.
Прошло двадцать лет.
Ясным весенним днем из Львова на Дрогобыч стрелою мчалась голубая «Волга». Оживленный разговор в ней не прекращался ни на минуту.
— Ну, как там на морях-океанах? — спрашивал Александр Васильевич Ипатов своего спутника. А был это уроженец села Лужок Богдан Иванович Котик. Его отец, сельский активист, погиб от рук бандеровцев в 1947 году. Тогда-то Ипатов и познакомился с десятилетним Богданом. Окончив среднюю школу, юноша поступил в медицинский институт, стал врачом. Работает в Одесском морском, пароходстве на кораблях дальнего плавания. Приехал в отпуск. По пути остановился во Львове, нанес визит Александру Васильевичу. И вот вместе едут они в родное село Богдана, которое навсегда стало дорогим и ему, Ипатову.
Дрогобыч широко раскинулся в долине, разросся, помолодел, став городом заводов, школ, техникумов, студентов. Ипатов с благодарностью вспомнил своего первого наставника — чекиста Якова Антоновича Журавлева. К сожалению, он умер несколько лет назад, и его похоронили тут, в Дрогобыче. Нет в живых и Александра Лебедева, с которым Ипатов дружил и работал в то тревожное время.
Из Дрогобыча «Волга» вышла на шоссе, ведущее к Самбору. Вскоре машина свернула влево, в сторону Быстрицы, к тому месту, где стоит старая водокачка.
Как родного брата, встретил здесь Ипатова Семен Михайлович Котик.
— До сих пор, значит, воду качаешь? — улыбнулся Ипатов.
— Двадцать лет…
Это он, Семен Михайлович, в одном нижнем белье убежал из своей хаты от бандеровцев на водокачку. Здесь остался жить и работать. Недавно построил новый дом в Лужке, так что приглашает на новоселье.
…В светлой просторной горнице собралось много знакомых, приятелей Семена Михайловича. Все это — хлеборобы, колхозники. Была здесь и старенькая мать Богдана. Зашла молодая женщина — дочь Филимона Лисовича, первого колхозного бригадира, которого убили оуновцы. Это — Марийка, Мария Филимоновна, мать двоих детей. Растет новое поколение Лисовичей…
В доме оживленный говор, песни, веселый смех, С чувством гордости смотрел Александр Васильевич Ипатов на обновленный край, на счастливые лица людей и вместе со всеми радовался торжеству новой жизни.
ИВАН ЛЮБАЩЕНКОЖИЗНЬ — ПОДВИГ
СТРАНИЦЫ ИЗ БИОГРАФИИ
Когда я впервые увидел этого голубоглазого, седеющего человека, услышал его мягкий, задушевный голос, то он показался мне по-домашнему мирным, спокойным собеседником, с которым приятно поговорить о самых обыденных вещах. Это чекист Иван Гордеевич Перебенов. Из его личного дела я узнал о том, что он смелый разведчик, не раз смотревший смерти в лицо, умеющий разгадывать коварные замыслы врага, находить правильное решение в самой сложной обстановке.
И только потом, когда я провел с Перебеновым несколько вечеров, понял, что его «мирная» внешность — не от кажущегося спокойствия, а от уравновешенного характера, который формировался в течение многих лет.
Удивительная жизнь у Ивана Гордеевича! Такой жизни позавидует каждый. Сколько в ней интересного, поучительного! Вот хотя бы такой факт. Обычно люди празднуют свой день рождения один раз в году, а Перебенов — дважды — 31 декабря и 28 августа. 31 декабря он родился, а 28 августа — воскрес из мертвых.
…Советские суда, вывозившие в 1941 году из Таллина ценное имущество, в открытом море были внезапно атакованы фашистскими самолетами. Бомбежка причинила им огромный ущерб. Судно, на котором находился Перебенов, затонуло. Мало кто из его команды остался в живых. Тридцать часов добирался Иван Гордеевич на обломке доски к советскому берегу. И добрался! Вот и празднует теперь 28 августа как день своего второго рождения.
В такие сложные ситуации Перебенов попадал не раз. В Варшаве его чуть не расстреляли по ложному доносу агентов Армии Краевой; в одном из сел Лопатинского района на его жизнь покушались бандеровцы; в Яворовском районе ему постоянно подбрасывали записки с угрозами.
Вот скупые строки из биографии чекиста Ивана Гордеевича Перебенова. Родился он в Киевской области в 1912 году. Закончил металлургический техникум. В 1938 году Луганский горком ЛКСМУ рекомендовал его в органы государственной безопасности. После окончания школы чекистов Перебенов становится оперативным работником НКВД Житомирской области. В годы Великой Отечественной войны работал в контрразведке Советской Армии, затем — в Войске Польском. В 1946 году Перебенова назначили начальником Лопатинского, а в 1951 году — Яворовского райотдела госбезопасности. В связи с болезнью ушел в отставку. Теперь живет и работает во Львове.
За успешно разработанные и осуществленные чекистские операции Перебенов награжден многими советскими и польскими орденами и медалями.
В ОСАЖДЕННОМ ЛЕНИНГРАДЕ
Немцы беспрерывно бомбили и обстреливали Кировский район города. В первые дни осады Ленинграда бомбежка велась беспорядочно. Если вражеские самолеты прорывались в черту города, они сбрасывали свой смертоносный груз куда попало: на жилые дома, площади, парки. Но через некоторое время фашистские стервятники даже по ночам стали вести прицельную бомбежку.
Контрразведке Ленинградского фронта стало ясно: в Ленинграде действуют вражеские лазутчики, которые наводят самолеты на важные объекты. Это предположение подтверждалось и пожарами, которых становилось все больше в городе, особенно в тех кварталах, которые враг не мог обстреливать артиллерийским огнем или бомбить с самолетов. Так ни с того ни с сего загорелся Гостиный двор, сгорело несколько жилых домов…
На оперативном совещании в управлении контрразведки разработали план поимки вражеских лазутчиков и диверсантов. В первую очередь надо было «нащупать» канал их связи, засечь место, откуда немцы забрасывали их в Кировский район города. Осуществить разработанный план было поручено оперативной группе, в которую входил и старший оперуполномоченный Иван Гордеевич Перебенов.