consciousness). В то же время, например, Кант помещает религию в границы того, что на английском называется reason (Vernunft).
Эти терминологические беспорядки мешают нам понимать, что значит для естественной религии быть религией разума в разных случаях употребления этого понятия. На мой взгляд, mind – более широкое по смыслу слово, чем, скажем, reason. Оно скорее относится к психике человека в целом, не только к его рассудочной деятельности. Поэтому, когда просветители говорили о религии разума, то они скорее имели в виду нечто действительно специфически рациональное, идею Бога, простое логическое суждение «Бог существует». Вместе с тем у Мюллера и Гиффорда религия – это продукт человеческого ума в целом. «Определение логики, – говорит Мюллер, – получает завершение, только если мы рассматриваем ее как знание и как искусство»[26]. Отсюда широкая трактовка религии как чувства и как знания одновременно.
Мне кажется, Мюллер очень старался отыскать при помощи сравнительного метода общий естественный исторический фундамент для строгой религии разума и невыразимого чувства бесконечного, возвышенного и священного внутри человека. Иначе говоря, он пытался понять и объяснить, что такое религиозное сознание и почему оно такое. К этому вопросу обращается и современная наука о религии. Можно сказать, что ее задачи сейчас состоят в том, чтобы исследовать старые проблемы новыми методами, и отчасти ей это удается за счет сближения с естественно-научным мировоззрением. В этом смысле мы считаем религиоведческие теории, возникшие из этой философской отправной точки, натуралистическими, а саму религию естественной.
Глава 2Homo religiosus
Я ставлю заглавную П в слове Природа и зову ее своей Церковью.
В европейских языках слово «естественный» (natural) означает еще и «природный». «Природа» имеет много смыслов: это и «рождение», и «семейное происхождение», и «качество», и «материальный мир», это слово употребляется и в медицинском контексте, и в биологическом, и в физическом, и в философском, и в богословском. В XVIII веке «естественная религия» означала то, что она часть человеческой природы, которую создал Бог, поэтому человек рождается уже религиозным. Когда я говорю о «натуралистических теориях религии» и выношу понятие «естественная религия» в название книги, то подразумеваю, что религия действительно часть природы человека, но в том смысле, в каком это исследуют естественные науки и те научные направления, которые следуют по пути натурализма, – о нем я расскажу подробнее впереди.
Естественные науки отделились от гуманитарных и социальных в XIX веке[27]. Первые изучают природу, используют для этого экспериментальные методы, в то время как вторые – гуманитарные и социальные – изучают природу и общество (так, как будто это что-то неестественное!) при помощи своих особых методов[28]. На протяжении XIX века между «естественниками» и «гуманитариями» выстроилась прочная стена, все знание разделилось на две сферы – «науки о природе» и «науки о духе»[29]. Основным поводом для разногласий между ними стало понимание человеческой природы. Откуда мы пришли? Кто мы? Куда мы идем? На эти три фундаментальных вопроса естественные и гуманитарные науки отвечают по-разному. В конце концов человек оказывается абсолютно противоречивым понятием: с одной стороны, он – животное, а с другой – существо духовное, сотворенное Богом, уникальное, разумное, культурное, в общем, как писал философ Макс Шелер, «…предельно противоположное понятию „животного вообще“, в том числе млекопитающим и позвоночным»[30]. Человек сам себе загадка и парадокс.
Классическое религиоведение, будучи наукой гуманитарной, конечно, не упустило шанс внести свой вклад во всеобщее обсуждение того, что такое человек. Историк религии Мирча Элиаде писал: «Быть – а еще вернее, стать – человеком означает быть религиозным»[31]. По аналогии с понятием homo sapiens (человек разумный), которое используется в биологии, он придумал термин homo religiosus, то есть, буквально, «человек религиозный». В отличие от деистов, которые тоже считали религию частью человеческой природы, Элиаде не помещает ее только лишь в границы разума, он пишет о религии как о тотальной всепоглощающей таинственной и необъяснимой связи со священным. Человек от рождения постоянно открывает эту свою связь с Богом, ведь даже само слово «религия», согласно Лактанцию, происходит от латинского корня ligare, означающего «связывать». Для человека нет ничего более естественного, чем быть связанным с Богом.
Этимологическое определение религии (кстати, довольно любопытное) и дает нам кое-какие дополнительные инсайты насчет религиозности. С точки зрения языка из слова, которое использовал Лактанций, – religare – не совсем правильно выводить слово religio, там скорее должно быть religatio. Другой взгляд на этот термин мы находим у Цицерона, который говорит о происхождении религии из relegere, антонима к neglegere («не заботиться», «пренебрегать»), а значит, имеет противоположное значение, то есть «заботиться», «радеть», «относиться со вниманием». Само слово religio в его завершенной форме употребляется у Цицерона вместе со словом metus, которое в сочетании с metus deorum означало «страх перед богами»: ut team (cupiditatem) non metus, non religio contiteret (Cic. ii. Verr. 4, 45, 101). Religio здесь понимается в дополнение к страху божьему как благоговение или восхищение, это выражение особых чувств, которые связаны с идеей Бога. Далее Цицерон размышляет о том, что это религиозное чувство «озабоченности» и внимания к богам приводит к их почитанию, то есть к культу. Церемония и культ у Цицерона тоже идут в контексте с религией. Так что римская культура в конце концов интерпретирует религию как нечто практическое, культ, поклонение богам, но происходящее из некой особой чувственности[32].
В таком же смысле было переведено слово «религия» в Вульгате – первом переводе Библии на латинский язык. Здесь есть небольшие сложности с разными версиями библейского текста на разных языках, но в целом в Библии слово «религия» встречается примерно три раза (в частности, если мы имеем в виду Библию короля Иакова на английском). Так, стих из Деяний апостолов 26: 5 на русском языке звучит следующим образом: «…они издавна знают обо мне, если захотят свидетельствовать, что я жил фарисеем по строжайшему в нашем вероисповедании учению». Слово «вероисповедание» здесь соотносится со словом religio в латинской версии и словом θρησκεια (thriskeia) в греческой, которое в общем-то означает «богослужение», синоним к λατρεία (latreía).
Эти лингвистические размышления приводят к мысли о том, что если человек по природе своей религиозное существо, то он испытывает чувство благоговения, страха и восхищения перед теми силами, которые можно назвать божественными, почитает их и служит им в церемониальном культе. Значит ли это, что у каждого человека есть такое чувство? Элиаде считал, что да. Он вообще очень широко понимал религию: религиозное чувство относил не только к божественному в строгом смысле, как к некоторому лицу или определенной силе; он писал, что
жить как подобает человеку – само по себе есть религиозное действо, потому что принятие пищи, половые отношения и труд имеют сакраментальную ценность[33].
По Элиаде, вся история человека – это история манифестации и открытия священного (иерофании), постоянной встречи с ним, поэтому вся его история, в сущности, религиозна.
Вообще, эта мысль у Элиаде довольно убедительна, ведь человек испытывает чувство благоговения не только из‑за своей связи со священным, но и, к примеру, во время созерцания природы. В период романтизма в европейской культуре появилось даже отдельное слово Alpenbegeisterung, то есть восхищение или воодушевление Альпами. В памяти сразу всплывает образ человека с картины Каспара Фридриха «Странник над морем тумана», не так ли? Наверное, у каждого есть опыт созерцания природного вида, захватывающего дух, или произведения искусства, которое поражает нас сочетанием цветов или звуков. Можно ли сказать, что это и есть религиозное чувство?
Мне кажется, если рассматривать его в сопоставлении с эстетическим опытом и чувством возвышенного (sublime) и рационализировать, следуя, к примеру, за Кантом, то, скорее всего, мы придем к тому, что граница между религиозными и нерелигиозными чувствами – это лишь интенсивность переживания, которая спровоцирована разными источниками. Однако феноменологи религии настаивают на том, что это особенное ощущение, они называют его sensus numinis, то есть чувство нуминозного, и подтверждают, что оно возникает только в связи с открытием некоторого «ядра религии» – священного; иначе говоря, это чувство реального присутствия божественного в природе и в человеке.
Феноменология религии – это религиоведческое движение, которое возникло в XIX веке. Оно довольно разнообразно, к нему относят иногда совершенно разные идеи и взгляды, до сих пор нет какого-то устоявшегося мнения по поводу того, считать ли феноменологию религии продолжением или «отростком» гуссерлевской феноменологической программы в истории философии или это отдельное ответвление теологии и истории религий. Феноменологов религии объединяет интерес к религии как к sui generis, то есть к явлению самостоятельному, единственному в своем роде. Среди всех религиозных феноменов они выделяют главный – священное, превращая его из простого понятия в сложную концепцию.