— Мам, — раздался тихий голос.
Повернулась — стоит в дверях кухни. Босая, тёмные волосы взлохмачены, пижама в горошек. Моё чудо.
— Сон плохой?
— Нет, жарко и горло болит, пить хочется…
Участковый педиатр пришла только в полудню, когда температура уже пару раз скакнула до тридцати девяти. Диагностировала ангину, прописала кучу лекарств. Я улыбалась, а потом закрывалась в ванной, молча скулила и кусала губы. Я не могла бежать в никуда с больным ребёнком. Нам нужна хотя бы неделя, но кто её даст?
— Мама, не грусти, — погладила меня Даша по волосам. — Ну ты чего? Я же уже сто раз болела. Зато на работу ходить не будешь. Пошли включим мультик?
И я снова улыбнулась.
— Я пойду в аптеку, а потом включим. Буду быстро-быстро лететь ракетой. Дверь никому не открывать, ты помнишь? Выбери пока, что будем смотреть.
Дашка важно кивнула, а я полетела, как и обещала — ракетой. Аптека недалеко, за углом, приткнулась к небольшому торговому центру. Мои модные сапоги сдались и ноги разъехались в разные стороны, как раз на ступенях. Я упала, так больно ударилась копчиком и ногой, что едва сдержала слезы. Реветь точно не стоит, потом будет соблазн не останавливаться и плакать ещё дня три.
— Пожалуй, вам стоит все же встать, — раздался знакомый голос.
Я все ещё сидела, набираясь сил встать, идти дальше, жить дальше. Вскинула взгляд — он. Мужчина со светлыми глазами, словно толща льда, словно небо. Холодные глаза и смотрят на меня равнодушно. Рот упрямый и злой, кажется, эти губы не умеют улыбаться. Руки не подал, хотя я пожалуй, и не приняла бы её.
Встала, тяжело опираясь о перила. Отряхнула пуховик, который ещё и второпях криво застегнула — позорище.
— Вас стало слишком много в моей жизни, — сказала я, словно прозревая. — Это не похоже на совпадение.
— А что думаете вы? — с ленивым любопытмтвом спросил он.
Я сдержала гнев, это было несложно после бессонной ночи — слишком устала.
— Я думаю, что вам меня не запугать. Убирайтесь прочь! И передайте ему, что он ничего так не добьётся.
Шагнула к аптеке, наступив на ушибленную ногу и поморщившись от боли.
— Кому ему?
Теперь в его голосе и правда настоящий интерес, но он не собьёт меня с толку.
— Моему мужу, — ответила я не оборачиваясь.
Спасибо за поддержку❤️
Глава 4. Демид
На утренней прогулке её не было. Я успел изучить не только распорядок садика, но и запомнить всех малышей группы. Этот — дерётся. А с этой девочкой моя дочь любит играть. Подружка. Сегодня все дети на месте, моей — нет. Я выждал несколько минут, но она так и не вышла.
— Вы сказали ждать, — позвонил я юристу. — Если она снова сбежала… я…
Голос срывался. Хотелось убивать. Я не мог упустить её снова. Позвонили на работу — на работе Ольги нет. Я еду к её дому, но обледенелой дороге автомобиль заносит, но я жму на газ. Новости немного опоздали — сначала я увидел Ольгу. Она явно спешила, но ребёнка с ней не было. Я сразу сделал вывод — оставила одну. Маленькую пятилетнюю девочку. Моя жена бы так не поступила.
Информацию про её мужа я пропустил мимо ушей — я знал, что Ольга хитра и расчетлива. Я не позволю ей себя запутать. Теперь возле её дома всегда будут дежурить — страх, что она сбежала, слишком свеж.
Я же через час сидел в районной детской поликлинике.
— Да все с девочкой хорошо, — отмахнулась доктор. — Ангина. У неё была уже весной. Не сильная, пролечится недельку и будет, как новенькая. У неё опытная и хорошая мама, не переживайте.
На этих словах на меня обрушилась такая ярость, что я скрипнул зубами. Достал стопку денег, положил на стол.
— Это что?
— Это деньги, — пояснил я. — Сейчас вернётесь, скажете, что ошиблись в диагнозе, и выпишите направление на госпитализацию.
Женщина явственно растерялась, но с денег взгляда не отводила. Деньги — лучшая мотивация.
— Да как я…. Что я скажу? И потом мне карточки заполнить нужно…
— Вот придумаете, скажете, а потом заполните.
Если девочка будет в больнице, Ольга не сможет увести и спрятать её. Там мой человек будет привлекать явно меньше внимания, чем в её подъезде. Доктор кивнула и поднялась со стула.
Я не знаю, что она говорила, но через два часа зареванная Ольга уже встречала скорую. Я не понимал, зачем она плачет. Зачем ей притворяться сейчас? Какой в этом смысл? В больнице тоже уже предупреждены, никто не позволит Ольге лечь вместе с ней. Сошлются на что нибудь, правила больницы и прочая ерунда. Моя дочь будет одна.
Я пришёл вечером, когда заплаканную Ольгу выпроводили домой. Одну. Долго смотрел на её тонкую фигурку замершую возле больницы — выиискивала взглядом окно дочки, потом нашла, рукой помахала… и продолжал думать, зачем она это делает? Холодно, а она стоит, шарф забыла, кутается в пальто, трясётся всем телом и не уходит. Ничего, если и она простудится, попадёт в больницу, будет совсем просто…
Внутрь меня пропустили — ждали. Почти здоровую, по словам врачей, девочку положили в одиночный инфекционный бокс. Перед дверью я замер — два года ждал, а теперь страшно. Страшно говорить с собственной дочерью. Стою, в руках тискаю красивого лопоухого зайца с печальной мордочкой — купил сразу, как только сформировался в голове план. Вошёл.
Она сидела на кровати и выглядела ужасно потерянной. Испуганной. Хотелось забрать её прямо сейчас, увезти и больше никому не позволить обидеть.
— Привет, — тихо сказал я.
Она вскинула взгляд. Глаза голубые, мои. Семейные глаза. Ресницы тёмные пушистые, на щеках лихорадочный румянец — надо будет напомнить, что она здесь вип персона, пусть лечат на совесть. В руках тискает игрушку — медвежонок. Старый и очень потрепанный.
— А что вы тут делаете? — спросила она. Я растерялся, а она сама придумала ответ. — Вы и котятам помогаете, и людям, да?
— Да, — подтвердил я. — Можно и так сказать.
Пододвинул стул, сел ближе. Хотелось её обнять, но не хотелось пугать. Да и не знал, как с ней быть. Протянул ей зайца, она приняла его, погладила, а потом поставила в сторонке. В руках остался мишка, кольнула неприятная ревность.
— Почему ты грустишь?
— Скучаю по маме, — испуганным шёпотом ответила девочка. — Я первый раз так долго без мамы буду.
И снова — укол в самое сердце. И хочется сказать, что эта мама, не мама. Кукушка. Но ребёнок пока не поймёт. Когда она вырастет, я все ей расскажу. Она меня простит.
— Ты её любишь?
— Конечно, — удивилась девочка. — Она же моя мама.
Тишина. Шелест чьих то шагов по коридору. Звук напугал малышку — втянула голову в плечи. Нужно будет сказать, чтобы какая нибудь медсестра переночевала с ней. Любой каприз за мои деньги, а я хочу, чтобы моя дочь не боялась.
— У меня тоже была дочка, — неожиданно для самого себя сказал я.
— А где она?
И оглянулась, смешная, словно я мог прятать дочь где то за кроватью или в кармане пальто.
— Умерла, когда ей было три годика. Долго болела.
— Грустно, — отозвалась малышка.
Она ещё не умела понимать всей глубины чужого горя. Слишком мала. Скучает по своей лже-маме. Хочет домой. Скоро я заберу её в настоящий, принадлежащий ей по праву дом, в котором она станет маленькой принцессой. А не дочерью матери одиночки, которая мотается из города в город, в попытке убежать от своих грехов, живёт на съёмных квартирах и оставляет ребёнка одного, выходя в магазин.
Ненавижу, напомнил я себе. Я её ненавижу. Я уничтожу её, но сначала заберу у неё ребёнка. Не украду в ночи, как поступила она. Я сделаю все по закону, так, чтобы ни один человек не посмел усомниться в законности прав моей дочери.
— Здесь страшно, — вдруг всхлипнула она. — Я хочу домой.
Я решился и погладил её по волосам. Тихонько, едва касаясь, но она все равно отстранилась. Живая, смешливая и общительная рядом с Ольгой, сейчас она поникла, я не узнавал её. Ничего, время лечит все. По крайней мере — раны душевные.
— Возьми зайца, — попросил я. — Он будет тебя охранять.
Она кивнула, но заяц так и остался сидеть, прислонившись к стене, грустно свесив уши. Я вышел. Юрист позвонил мне, когда я уже ехал домой, если можно назвать домом пустую квартиру, в которой я только ночевал. Но когда в мою жизнь вернётся дочка, все изменится.
— Анализы готовы, — сказал он. — Позвонили, но я дождался курьера с пакетом.
— Что в нем, — нетерпеливо спросил я, давя на газ.
— Не уверен, что мне стоит вскрывать конверт без вашего присутствия…
— Быстрее! — рявкнул я.
Я верил в то, что нашёл свою дочь. Верил, но где-то в глубине души жил страх, что эта маленькая девочка с моими глазами окажется чужой. Смешно, но кажется, я уже её полюбил. Не за что-то, просто за то, что есть. Отказаться от неё было бы слишком больно.
— Девяносто девять процентов вероятности, — тихо ответил юрист хрустнув бумагой. — Она ваша дочь, поздравляю.
Глава 5. Ольга
Я понимала — все это неспроста. Днём трезво думать не получалось, а сейчас вот пришла в пустую квартиру, тихо, гулко и мыслей — миллион.
— Всё будет хорошо, — почти убедила себя я.
Нужно было отказаться от госпитализации, нужно. Но врач была так настойчива, а воспоминания о воспалении лёгких, которое Дашка перенесла в три года были страшными. Но тогда я была рядом с ней, каждый день в инфекционном боксе, на одной узкой постели. Все равно, главное, — рядом. А сейчас нет. И кажется, что от меня просто оторвали кусок. Лишили важного органа, без которого я не могу нормально функционировать.
— Пожалуйста, — просила я. — Мне не нужно питание, я заплачу, и мы уже лежали в больнице, занимая одно койко место…
— Тогда ваша дочь была младше, — заметил врач в приёмом покое, — а сейчас старше. По правилам больницы дети от пяти лет лежат одни. Да не бойтесь, мы же тут не монстры.
А мне все казались монстрами. И сейчас кажутся. Попыталась взбодриться крепким кофе — не вышло. Уснула, свернувшись калачиком в кресле, прижимая к себе свитер дочки, который хотела ей с собой дать, и забыла. Это так и продолжило меня мучить во сне, снилось, что я слоняюсь под окна и больницы и упрашиваю персонал забрать свитер, вдруг ей там холодно…