Я резко спрыгнул с неудобного стула, в четыре шага преодолел расстояние, отделяющее меня от Стрелка, навис над ним.
— Эй, Стрелок, — позвал я. — Вы слышите меня?
Он даже не взглянул в мою сторону. Он никак не отреагировал на мои слова. В его нечеловеческих глазах по-прежнему не отражалось ничего, кроме большой хрустальной люстры.
В них не было даже зрачков.
— Теперь вы поняли, почему этот юноша как нельзя лучше подходит для нашей операции? — спросил Семнадцатый.
— Да. Пожалуй… — задумчиво ответил я и зачем-то провел ладонью перед лицом Стрелка. Длинные тонкие нити, окружающие его лоб, качнулись навстречу моей руке.
Такой возможности я не предусмотрел. Это было пострашнее, чем все, что мог противопоставить четыреста четырнадцатому СНУРК, даже если бы за ниточки дергал не я. Если в игру вступит Стрелок, тогда шансы на победу станут… Какого черта, я должен сопротивляться!
Я резко развернулся в сторону Семнадцатого.
— Не спорю, эта демонстрация силы произвела на меня большое впечатление, но насколько безопасной она была для присутствующих?
— Абсолютно безопасной, уверяю вас, — ответил Семнадцатый. — Стрелок получил установку на уничтожение маленького движущегося предмета специфической формы, только после щелчка и только в том случае, если при этом не пострадает ни один из одушевленных предметов, находящихся в комнате.
Одушевленных предметов… Лучше и не скажешь.
— Каким образом он получает информацию? Как ему удается различать предметы по размеру, по форме, по… одушевленности?
— Разве это имеет значение? Главное, что он чувствует эту разницу. И никогда не ошибается. Возможно, у два нуля седьмого, который с самого детства стал для Стрелка чем-то вроде поводыря-наставника, и есть какие-нибудь мысли на этот счет, но едва ли он сумеет разделить их с вами. Думаю, у него просто не найдется подходящих слов.
— Да, да! — охотно подтвердил карлик и мелко затряс головой. — У меня прошто нет шлов! Ни одного шлова…
— То есть если бы я, допустим, просто достал расческу и начал причесываться…
— Скорее всего, ничего бы не произошло, — успокоил меня Семнадцатый. — Однако у нас не было причин сомневаться в вашей исполнительности.
Если бы со времени последней обязательной проверки прошло больше чем три дня, мне показалось бы сейчас, что в голосе Семнадцатого отчетливо прозвучали нотки иронии.
Из-за спины Стрелка послышался тихий шелест. Это смеялся два нуля седьмой.
— Мы потеряли непростительно много времени, — заметил Семнадцатый. — Ступайте. На крыше вас ждет вертолет, подниметесь на лифте.
Карлик прогундосил что-то вроде «Ешть, шэр!», взял Стрелка за руку и вывел из комнаты.
Я очень медленно повернулся к двери и так же медленно двинулся вслед за ними, еще не веря, что самое страшное для меня осталось позади, но очень сильно на это надеясь, одновременно обдумывая возможные способы быстрой нейтрализации Стрелка и опасаясь услышать резкий окрик сзади. И, разумеется, услышал.
— Постойте! — негромко произнес Семнадцатый. — Еще тридцать секунд внимания, если позволите. У нас остался всего один вопрос к вам.
— Слушаю вас. — Я снова вернулся к столу, опустил руки на прохладную спинку стула. Ладони мгновенно вспотели.
— Скажите… — В игру снова вступил очкарик. Особая вкрадчивость его голоса не сулила мне ничего хорошего. — Это правда, что четыреста четырнадцатый приходится вам…
— Да, — спокойно ответил я, отразив его внимательный взгляд. — Он является моим непосредственным биологическим потомком, если это то, о чем вы хотели узнать.
Зрачки за тонкими линзами сузились.
— И этот факт никоим образом не влияет… Я хочу сказать, разве вы относитесь к нему точно так же, как относились бы к любому другому человеку, оказавшемуся на его месте?
— Я вообще не отношусь к нему как к человеку. Скорее — как к опухоли… Если не ошибаюсь, курс общей медицины входит в программу вашей подготовки? Как к злокачественной опухоли, которую необходимо вырезать. И чем скорее, тем лучше.
Демонстративный взгляд на часы. Осталось меньше двадцати пяти минут. Еще совсем недавно я был уверен, что время — мой верный союзник. Однако после появления Стрелка уверенность исчезла, просто испарилась. Что я делаю здесь?
— А вы не думаете, что он относится к нам — я имею в виду, ко всем обыкновенным людям — точно так же? — Отрицательные диоптрии превращают сверла его зрачков в два тончайших жала.
Семнадцатый ответил раньше меня:
— Нет, едва ли. Если я не ошибаюсь, у него очень… — Он надолго замолчал, видимо, сканировал свой словарный запас в поисках нужного слова. — Мне кажется, он сильно страдает .
— Я знаю. — Мне пришлось сильно прикусить себе щеку, чтобы сдержать улыбку. Сейчас она оказалась бы особенно неуместной.
— Вы считаете себя виновным в том, что произошло с вашим… с четыреста четырнадцатым? — осведомился двести тридцать четвертый.
Я сделал вид, что обдумываю его слова.
— Наверное… — без особой уверенности ответил я. — В конце концов, ему было всего девять лет, когда он приблизился к Сантане. А я был рядом, но не сумел почувствовать этого. Отговорить, объяснить… Знаете, в жизни бывают такие моменты, когда любой человек…
— Хорошо, — остановил меня Семнадцатый. — Вы можете идти. Продолжайте выполнять задание, используйте все имеющиеся в вашем распоряжении резервы людей и техники, но учтите… — Я был уже на пороге, поэтому ему пришлось повысить голос. — Если четыреста четырнадцатому все-таки удастся проникнуть в телецентр до 16:55, у меня не останется другого выхода, кроме…
— Я знаю, — прошептал я и вышел из комнаты, рукой прикрывая улыбку от камер слежения.
Замечательная машина. Превосходная машина. Самая лучшая машина. Только довези меня, пожалуйста, а уж я… Я придумаю для тебя лучшее будущее. Уютный гараж с заботливым обслуживающим персоналом. Ежедневная мойка, полировка. Топливо с октановым числом больше сотни. Это так просто… Ты только довези. Уже недолго.
Поворот под невыносимо острым углом. От него режет слух. Над пигмейскими лачугами жилых кварталов маячит утонченное высочество башни телецентра. Все ближе.
Крутой вираж. Еще круче. Нас выносит на встречную. Где они, встречные? И где, черт возьми, погоня? Пусто.
Темнеет жерло тоннеля впереди. Идеальное место для засады, не правда ли? Ускорение.
Пусто и темно. Как в душе. Только гипнотическое мерцание тусклых настенных светильников. Только неупорядоченное мельтешение бессвязных мыслей в голове. Милый ну какой же ты милый двенадцать куда несешься ты в бездонье пустоты девятьсот сорок два слепой искатель бессловесного ответа семьсот ровно летишь на свет в конце тоннельной темноты ноль пятьдесят шесть но видишь ты не свет полста семь скорее конец света сто тридцать одна тысяча или ты хочешь чтобы тебя остановили эй четыреста четырнадцатый? Да! Хочу! Только сейчас, прямо сейчас, чтобы не думать… Остановите меня, пожалуйста! Убейте, если нельзя по-другому! Только не заставляйте делать выбор за вас. Выбирайте сами! Ну какой аз, к черту, есмь?
Свет в конце. Зажмуриваюсь перед выездом на поверхность. Оцепенение спадает.
Что ж, у вас был шанс!..
Башня совсем рядом, вот она. Поднимается в полный рост в разрыве между соседними зданьицами. Прятаться глупо, направляю автомобиль к центральному подъезду. И можно уже убрать ногу с педали газа, но почему-то не получается. Нежность.
Все, Чайлд Гарольд к Темной Башне при… Ту-дуфффф-ш-ш-ш!
И снова ту-дуффф…
Звук выстрела размазывает реальность по внешней поверхности стекла, заставляет ее бешено вращаться. Пробита передняя шина, возможно, обе. Мятые круги перед глазами. Голова нелепо подпрыгивает на шее, как не своя. Где-то там, наверное, находится бензобак. Вращательный момент затихает, уступает место моменту покоя. Хоп.
Распахиваю дверцу, выкатываюсь из машины. Стелюсь по траве. Оглядываюсь.
Два снайпера на крыше подъезда. До них метров восемьдесят — слишком далеко, даже если кричать.
Ощущаю на себе немигающий взгляд бесчувственных глаз, усиленный оптическими прицелами. Уже?
Медленно выпрямляюсь.
В душу заглядывают светлячки лазерных прицелов. Спрашивают: кто здесь?
Поднимаю вверх обе руки — пустыми ладонями к солнцу. Левый рукав ползет вниз, обнажая предплечье.
Показываю зайца.
Дуло левой от меня винтовки нервно вздрагивает.
Показываю тигра, удава, затем, почти без перерыва, — утконоса.
Теперь начинает плясать винтовка в руках второго снайпера. Правда, скоро выправляется.
— Читайте по губам, уроды, — говорю я, старательно артикулируя. — Это случилось недавно. Буквально несколько секунд назад…
И делаю первый шаг по направлению к подъезду.
Вспотевшая телефонная трубка опустилась на рычаг. Плим. Кажется, я ничего не упустил. Патрульные машины отозваны, ребята разъезжаются по домам. Пусть едут, они заслужили свои несколько минут отдыха. Напоследок…
Осталась только внутренняя охрана телецентра, да еще этот не вовремя возникший Стрелок… Но с этим я уже ничего не могу поделать.
Непривычное ощущение: действо в самом разгаре, а я не в силах ничего изменить. Так, должно быть, чувствует себя игрок, несправедливо отправленный тренером на скамейку запасных за несколько минут до конца матча. Пусть все идет, как идет, мне осталось только молиться.
Да еще, быть может, достать упаковку холодного пива (я достал из бара упаковку), включить монитор (я щелкнул пультом), занять место в первом ряду (я удобно разместился в уютном кресле, вытянув ноги) и наблюдать, как мир постепенно проваливается в… Да, чуть не забыл!
Пальцы станцевали короткий ритуальный танец на кнопках. Динамики зажили собственной жизнью, абстрагировавшись от изображения на мониторе.
Щелк.
Я поймал конец фразы Семнадцатого:
— …до уверены, что сто пятьдесят третьему можно доверять?