— Кто-то вам, наверное, рассказал.
— Ничего подобного. Я знал, что вы приехали из Афганистана. Благодаря долгой привычке я так быстро выстроил цепочку умозаключений, что пришел к окончательному выводу, даже не заметив промежуточных посылок. Но они, разумеется, были. Цепочка была вот такая: «Передо мной, несомненно, врач, но с военной выправкой. Очевидно, военный врач. Только что вернулся из тропиков — лицо у него смуглое, но это не природный оттенок кожи, запястья у него светлые. Он перенес болезнь и лишения — об этом говорит изможденное лицо. Был ранен в левую руку — держит ее неподвижно и неестественно. Где же в тропиках мог английский военный врач натерпеться лишений и получить рану? Разумеется, в Афганистане». Весь ход мысли не занял и секунды. Вот я и сказал, что вы приехали из Афганистана, а вы удивились.
— После вашего объяснения все получается просто, — улыбнулся я. — Вы напоминаете мне Дюпена из рассказов Эдгара Аллана По. Но я думал, что такие люди существуют только в книгах.
Шерлок Холмс встал со стула и разжег трубку.
— Вы, полагаю, хотели сравнением с Дюпеном сделать мне комплимент, — проговорил он. — Ну так вот, по моему мнению, Дюпен — малый весьма недалекий. Этот его фокус — врываться с многозначительной фразой в мысли собеседника после пятнадцати минут молчания — просто показная дешевка. У него, разумеется, имелись определенные аналитические способности, но он вовсе не был таким гением, каким его считал По.
— А Габорио вы читали? — спросил я. — Лекок соответствует вашим представлениям о талантливом сыщике?
Шерлок Холмс иронически хмыкнул.
— Лекок — безграмотное ничтожество, — проговорил он сердито. — Единственное, чем он может похвастаться, это недюжинная энергичность. Меня от этой книги просто воротит. Всех-то дел — установить личность заключенного. Я бы управился с этим в двадцать четыре часа. У Лекока ушло чуть не полгода. Это настоящий учебник для сыщиков — как не надо работать.
Меня сильно разозлило это пренебрежительное отношение к литературным героям, которыми я восхищался. Я отошел к окну и стоял там, глядя на оживленную улицу. «Конечно, ума у него палата, — думал я про себя, — но и высокомерия не меньше».
— В наши дни преступления и преступники измельчали, — ворчливо продолжал Холмс. — Так что голова в нашей профессии ни к чему. Я знаю наверняка, что мог бы прославиться. Не было и нет на земле человека, который потратил бы столько времени и природных способностей на раскрытие преступлений. А каков результат? Раскрывать нечего — в лучшем случае какое-нибудь коряво сработанное мошенничество со столь прозрачными мотивами, что даже сотрудники Скотленд-Ярда видят все насквозь.
Его высокомерный тон по-прежнему раздражал меня. Я почел за лучшее сменить тему.
— Интересно, что этот малый высматривает? — поинтересовался я, указывая на человека в ничем не примечательной одежде, который медленно шел по противоположной стороне улицы, изучая номера домов. В руке он держал большой голубой конверт — я принял его за посыльного.
— Вы имеете в виду отставного сержанта морской пехоты? — уточнил Шерлок Холмс.
«Вот ведь подлец, — фыркнул я про себя, — знает, что его не проверишь».
Едва я успел это подумать, как посыльный увидел номер над нашей дверью и стремительно пересек дорогу. Мы услышали громкий звонок, басовитый голос и тяжелые шаги по лестнице.
— Мистеру Шерлоку Холмсу, — произнес посыльный, входя в комнату и подавая моему другу письмо.
Вот отличная возможность сбить с него спесь. Вряд ли он предвидел такое развитие событий, когда сказал первое, что пришло в голову.
— Позвольте узнать, милейший, — самым любезным тоном поинтересовался я, — чем вы занимаетесь?
— Посыльный я, сэр, — буркнул тот. — Форму отдал в починку.
— А раньше вы были… — продолжал я, с некоторым злорадством глядя на своего компаньона.
— Сержантом, сэр. Морская королевская легкая пехота, сэр. Ответа не будет? Слушаюсь, сэр.
Он щелкнул каблуками, отдал нам честь и вышел.
Глава IIIТайна Лористон-Гарденз
Должен признаться, это неожиданное подтверждение практической ценности теорий моего приятеля поразило меня до глубины души. Мое уважение к его аналитическим способностям возросло чрезвычайно. Впрочем, в самой глубине души засело подозрение, что все это подстроено заранее, просто чтобы меня заморочить, хотя с какой именно целью, я не мог себе представить. Когда я взглянул на Холмса, он уже дочитал письмо; взгляд его потускнел и сделался отрешенным, что говорило о сосредоточенной работе ума.
— Как, прости господи, вы это сообразили? — вопросил я.
— Что сообразил? — откликнулся Холмс ворчливо.
— Ну, что этот человек — отставной сержант морской пехоты.
— Мне сейчас не до глупостей, — отрезал он; затем — с улыбкой: — Простите за резкость. Вы оборвали нить моих мыслей, но, может быть, оно и к лучшему. Так вы не разглядели, что этот человек — сержант морской пехоты?
— Разумеется, нет.
— Мне проще догадаться, чем объяснить, как я догадался. Вот если вас попросят доказать, что дважды два — четыре, вы тоже задумаетесь, хотя прекрасно знаете, что это так. Даже через улицу я увидел у него на тыльной стороне ладони татуировку — большой синий якорь. Это навело на мысль о море. Выправка у него при этом военная, и бакенбарды армейские. Значит — морская пехота. Вид важный, как у человека, привыкшего командовать. Вы наверняка заметили, как он держит голову и помахивает тростью. Мужчина средних лет, положительный, уравновешенный — по крайней мере с виду, — все это говорит о том, что он был сержантом.
— Замечательно! — воскликнул я.
— Тривиально, — отозвался Холмс, хотя по лицу его было видно, что мои удивление и восторг ему польстили. — Я только что сказал, что настоящие преступники перевелись. Похоже, я был не прав — взгляните-ка!
Он перебросил мне записку, принесенную посыльным.
— Господи, — воскликнул я, пробежав ее глазами, — какой ужас!
— Да, звучит не совсем ординарно, — хладнокровно согласился Холмс. — Не могли бы вы прочесть мне ее вслух?
Вот послание, которое я ему прочел:
«Дорогой мистер Шерлок Холмс!
Сегодня ночью в доме номер 3 по Лористон-Гарденз, что рядом с Брикстон-роуд, случилась скверная история. Около двух утра наш дежурный констебль увидел свет в окне и, поскольку в доме никто не живет, заподозрил неладное. Оказалось, что дверь открыта, а в гостиной, которая стоит без мебели, лежит тело хорошо одетого джентльмена. В кармане нашлись визитные карточки с надписью: „Енох Д. Дреббер, Кливленд, штат Огайо, США“. Из вещей ничего не взято, как этот человек умер, тоже непонятно. На полу пятна крови, но ран на теле нет. Мы не можем понять, как он попал в пустой дом, да и вообще вся история — сплошная загадка. Если Вы сможете заехать сюда до полудня, я буду на месте. Я оставляю все в неприкосновенности, пока не получу от Вас весточки. Если не сможете приехать, я перескажу Вам подробности и почту за особую честь, если Вы соблаговолите поделиться со мной своим мнением.
Искренне Ваш,
— Грегсон — первый умник в Скотленд-Ярде, — заметил мой друг. — Если там и есть не окончательные тупицы, так это он и Лестрейд. Оба проворны и энергичны, но с воображением у них удивительно туго. Друг с другом они, понятное дело, на ножах. Ревнивы, как профессиональные красотки. Забавно будет, если оба сразу возьмут след.
Я удивился неспешному току его речи.
— Но ведь нельзя терять ни минуты! — воскликнул я. — Вызвать вам кэб?
— А я еще не решил, стоит ли вообще туда ездить. Я ведь лентяй каких поискать, — ну, когда на меня находит, хотя, вообще-то, могу быть и очень проворным.
— Но ведь это и есть тот случай, о котором вы мечтали!
— Друг мой, а что это изменит? Ну, распутаю я эту историю — все равно Грегсон, Лестрейд и компания приберут к рукам всю славу. Такова незавидная участь свободного художника.
— Но он же просит о помощи.
— Да. Он знает, что я его в сто раз умнее, и сам говорил мне об этом с глазу на глаз. Но он скорее отрежет себе язык, чем признается кому-то третьему. Впрочем, давайте, пожалуй, съездим и посмотрим, что там стряслось. Возьмусь за это дело на свой страх и риск. Хоть посмеюсь над ними, если больше рассчитывать не на что. Поехали!
Холмс быстро накинул пальто; его стремительные движения свидетельствовали, что апатия уступила место энергии.
— Берите шляпу, — сказал он.
— Вы хотите, чтобы я поехал с вами?
— Да, если у вас нет других дел.
Через минуту мы уже сидели в кэбе и мчались в сторону Брикстон-роуд.
Утро было пасмурное, туманное; свинцовое покрывало нависло над крышами домов, и в нем словно бы отражалась уличная слякоть. Спутник мой был в отменном настроении и без умолку болтал о кремонских скрипках, о разнице между инструментами Страдивари и Амати. Я же сидел молча — угрюмая погода и грустная цель нашего пути подействовали на меня угнетающе.
— Вы, похоже, совсем не думаете об этой истории, — вставил я наконец, прервав его рассуждения о музыке.
— Нет фактов, — отозвался Холмс. — Строить теории, не имея на руках всех улик, — фундаментальная ошибка. Так рождается предвзятость.
— Будут вам сейчас ваши факты, — заметил я, указывая пальцем. — Вот Брикстон-роуд, а вот, если не ошибаюсь, и тот самый дом.
— Да, он самый. Стойте, кучер, стойте!
Мы не доехали до дома ярдов сто, но Холмс настоял на том, чтобы выйти, и дальше мы двинулись пешком.
Дом номер три по Лористон-Гарденз вид имел зловещий и неприветливый. Это был один из четырех домов, стоявших в некотором отдалении от улицы. В двух из них жили, два других пустовали. Нужный нам дом глядел на мир тремя рядами пустых, безрадостных окон, безликих и унылых, и лишь кое-где на тусклой радужке оконного стекла проступала, как катаракта, карточка «Сдается внаем». Палисадник, заросший разрозненными кустиками чахлых цветов, отделял дома от дороги; к каждому вела узкая дорожка желтоватого цвета — покрытием, судя по всему, служила смесь гравия и глины. Дождь, шедший целую ночь, превратил все вокруг в сплошную грязь. Палисадник был обнесен кирпичной оградой высотой фута в три, с деревянным частоколом наверху; к ограде прислонился дюжий констебль, окруженный кучкой зевак, которые вытягивали шеи и таращили глаза в безнадежных попытках разглядеть, что творится в доме.