Анна БерсеневаЭтюды Черни
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
ЧастьI
Глава 1
«Жизнь несправедлива, это всем известно. Новсе равно приходится каждое утро вставать идумать, чем ее наполнить».
Сон сразу улетел. Саша сбросила одеяло ивстала босыми ногами нахолодный пол. Любой намек напатетику ей претил, инестоило удивляться, что эта хоть иточная, нослишком пафосная утренняя мысль показалась ей неприятной.
Вдобавок день ей предстоял бессмысленный имедлительный. Вечерний концерт, вкотором она приглашена была участвовать, был даже неконцертом, апросто заработком, особой внутренней сосредоточенности нетребовал, и, значит, время донего нешло иуж тем более нелетело, апросто тянулось.
Ивот она ходила покомнатам итянула время. Когда-то дед говорил ей, сидящей зафортепиано:
–Саша, ты неиграешь, апросто время тянешь.
Икак он только догадывался обэтом поэтюдам Черни, которые она проигрывала один за другим? Саша нитогда этого непонимала, ни сейчас.
Но дед давно умер, акроме него, никто ее насквозь невидел, так что иразоблачить немог, да имузыканты они сдедом всемье были единственные.
Вобщем, Саша бродила поквартире, пила молоко смаслом имедом– неиз-за простуды, апросто для голоса,– примеряла концертные платья– ниодно неказалось ей подходящим кслучаю– искучала. Всамом драгоценном смысле этого слова: скука есть отдохновение души, как известно.
Ктомуже, скучая, очень удобно молчать. Это было второе ее личное правило, умолкать занесколько часов доконцерта, иона всегда предпочитала проводить время своего молчания водиночестве.
Ипочему пришла ей сутра пораньше вголову странная мысль онесправедливости жизни? Чтоуж такого несправедливого лично сней происходит?
Вопрос, впрочем, был неизтолковых. Саша вспомнила, как вопросом такого рода огорошила ее водних вполне приятных гостях– хозяева были журналистами, идом уних был открытый, вечно полный интересного народу,– одна вполне приятная дама, собиравшая подписи взащиту бездомных собак. Вотличие отбольшинства подобных активисток она выглядела вменяемым человеком. Отстраданий бездомных собак разговор тогда каким-то образом свернул наЛенина, иСаша заметила, что давно порабы убрать его сКрасной площади, нечего выставлять труп убийцы напоказ вцентре страны. Итут сборщица подписей спросила звонким, очень интеллигентным, сродным московским «аканьем» голосом:
–Ачто плохого, собственно, лично вам сделал Ленин?
Так неожиданно было услышать такой вопрос именно отэтой дамы– наверное, из-за ее интеллигентского выговора,– что Саша даже растерялась. Впрочем, растерянность ее сразуже прошла, и, смерив даму взглядом, она сусмешкой заметила:
–Да лично мне, собственно, иГитлер ничего плохого несделал.
И,неглядя больше насобаколюбивую женщину, ушла вкухню, где гудел какой-то классически страстный спор.
Да, итеперь вот ничего несправедливого лично сней непроисходит, нооттого, что странная мысль онесправедливости жизни пришла вголову сразу, как только она открыла глаза, Саша весь день чувствовала легкую досаду. Точно такую, какая бывает, если сутра вспомнишь некстати, что сегодня пятница итринадцатое число, икак ниуговариваешь себя потом весь день, что нестоит обращать внимания надурацкие суеверия, тогда они инесбудутся,– авсе равно довечера непосебе.
Саша приехала вМоскву три дня назад, азачем, исама неочень понимала. Скучно стало вшвейцарской деревне, вот иприехала. Инетостранно, что она заскучала, ато, что родители чувствуют себя так, словно вся их жизнь прошла невмегаполисе, авот именно вшвейцарской глуши.
Утром перед работой ивечером после работы мама берет стеклянную бутылку иидет наферму запарным молоком. Папа раз внеделю отправляется нашоколадную фабрику заобломками шоколада. Фабрика располагается близ деревни, изаэтими обломками, очень дешевыми, ходят все местные жители, изамолоком наферму все ходят тоже.
На деревенской улице стоит большой холодильник, внем– свежие яйца, масло, сметана. Кдверце прицеплен листок сперечнем цен, попути сшоколадной фабрики все берут изхолодильника кому что нужно иоставляют деньги завзятое.
Саша находила, что все это, конечно, очень мило, новсе равно жизнь вшвейцарской деревне невыносимо скучна.
Мама считала, что она говорит это изобычного своего упрямства.
–Именно так идолжно быть, Сашка, неужели ты непонимаешь?– возмущалась она.– Люди созданы только для такой жизни– разумной, размеренной, погруженной вприроду. Тем более люди нашего спапой возраста.
Положим, их шестьдесят лет родителям низачто недашь. Инепонятно, связана их моложавость сразмеренностью природной жизни или всеже стем, что они занимаются поисками вневидимом взгляду пространстве частицы под названием «бозон Хиггса», которая неизвестно даже, существуетли вообще.
Неподалеку отдеревни, кроме шоколадной фабрики, располагалось также сооружение под названием «адронный коллайдер», спомощью которого загадочный бозон предполагалось изловить, иименно для этого съехались сюда физики совсего мира, втом числе иСашины родители.
Но самой ей было там делать решительно нечего, апоскольку иксозерцанию красот природы она была приспособлена плохо, тонадолго уродителей никогда незадерживалась– сбегала вкакие-нибудь более оживленные места, благо мир большой.
ВМоскву она отскуки исбежала, ито, что консерваторский однокурсник Гришка Ислентьев позвал поучаствовать вхорошо оплачиваемом концерте, было непричиной ее приезда, алишь его параллельной линией, инелинией даже, атак, необязательным пунктиром.
Ну, ивквартире она считала нужным время отвремени появляться. Грустно было думать, что запустение, которое Саша чувствовала, приезжая домой, может воцариться здесь навсегда. Ихотя, казалосьбы, нестоит этому удивляться, раз вквартире годами никто неживет, новсякий раз это зримое запустение било ей всердце, как только она открывала дверь, ивсякий свой приезд она начинала сбеспощадной сним борьбы.
Дело было невбеспорядке или пыли– перед каждым своим приездом Саша звонила Норе, ита заходила прибраться,– автом, чтобы прогнать уныние инаполнить дом собою. Наэто унее обычно уходило три дня.
Кофе хотелось ужасно, нокофе вредил голосу, поэтому Саша непила его перед концертом, хотябы даже иперед таким незамысловатым, какой предстоял этим вечером. Молоко смедом имаслом– это был ее личный рецепт певческой удачи, иего она всегда придерживалась.
Когда водитель позвонил снизу, она была еще неодета идаже платье все еще невыбрала. Нооттого, что делать это пришлось поспешно, оно как раз ивыбралось правильно– черное муаровое,– иСаша подумала мельком, что это тоже хороший рецепт: любой выбор совершать наскоро, незадумываясь, тогда он будет удачным.
Она приколола ккорсажу брошку– крупную бриллиантовую каплю,– набросила наплечи палантин ивышла изквартиры.
Платье было длинное, наулице Саше пришлось приподнять его подол. Из-за этого она вдруг почувствовала себя нетосказочной принцессой, нетофранцузской гранд-дамой, выходящей ккарете, чтобы ехать вОперу. Новсего наминуту она такое почувствовала, итоей неловко стало: нучто заерунда, первый концерт вее жизни, чтоли? Инепервый, инесто первый даже, давно пора привыкнуть, да она ведь ипривыкла, инеожиданная детская мысль про принцессу– глупость несусветная.
Но глупость эта ее развеселила. Ивсю дорогу доВолынского Саша чувствовала воодушевление, такоеже радостное, как инеобъяснимое.
Дни еще были теплыми, новечерами морозило ивоздух казался прозрачнее, чем мог быть вгороде, как холодная осенняя вода почему-то кажется прозрачнее, чем теплая летняя. Ипарковые аллеи выглядели вэтом воздухе резкими пронзительными линиями.
Кпавильону было неподъехать. Машина остановилась уограды парка, апоаллеям пришлось пройти пешком.
Саша шла под прямыми, втемное небо уходящими соснами, ивоодушевление становилось вее душе такимже острым, как запах осенних листьев, итакимже, как этот запах, самостоятельным, независящим уже ниотчего внутреннего, изнее самой происходящего.
Оно просто было, это неясное воодушевление, ипоражало собою также, как осенняя природа.
«Может, предчувствие?– подумала Саша.– Ночего– предчувствие? Концерт какой-то необыкновенный будет или вечную любовь встречу?»
Ни тонидругое непоходило направду. Просто бодрил октябрьский холод.
«Вечерами золко уже»,– говорил про такой холод Пашка Солдаткин.
Пашка жил вдеревне Кофельцы ивсе лето проводил вдачном поселке. Он был вСашу влюблен спятого подевятый класс иужасно этого стеснялся. Про его влюбленность все знали и, понятное дело, неупускали случая над ним посмеяться. Отнасмешек Пашка делался морковно-красным, как его шевелюра, ивидно было, что он едва сдерживает слезы, ноСаше ничуточки небыло его жалко. Подружка Кира Тенета относилась ковсем Сашиным воздыхателям ссочувствием, асама она всегда была жестокосердна. Нонесмотря наэто, уКиры собственных воздыхателей нивдетстве, нивюности небыло, ауСаши они непереводились. Или ненесмотря наэто, акак раз поэтому.
Да, именно такие вечера Пашка называл золкими. Сидели они все наверанде уИваровских, глянешь внебо– извездный свет слепит глаза.
Павильон наконец показался заповоротом аллеи. Он был похож накитайский фонарик– белый, полотняный иярко светился изнутри.
На площадке перед павильоном толпились многочисленные гости. Втолпе ходили клоуны, предлагали что-то вытаскивать изразноцветных бумажных пакетов, смеялись, неожиданно кувыркались. Побокам площадки стояли большие газовые горелки, и