бы. Да иправда упалабы, может.
–Атак, что Царь себе молодую вместо тебя ненайдет, можешь успокоиться.
Саша легко догадалась, что Кирины размышления относятся, конечно, нексудьбе какой-то абстрактной девочки, алишь кобстоятельствам ее собственной жизни.
–Аты почему воткрытом платье наулице?– спросила Кира.– Певицам, если мороз или сырость, вообще издому выходить нельзя, тем более сголым горлом,– авторитетным тоном добавила она.
–Ты-то откуда знаешь?– хмыкнула Саша.
–Читала. Ивообще, это все знают. Вон, утебя игуба уже отхолода распухла!
Синяк наскуле Кирка вполутьме, наверное, незаметила. Ачто губа уСаши распухла совсем неотхолода, ей ивголову, конечно, непришло. Кира Тенета иуличные драки– две вещи несовместные, этоуж точно.
Можно было, конечно, рассказать подружке обо всем, что случилось сегодняшним вечером. Нотут Саша почувствовала, что ее охватывает усталость, иничего ей никому нехочется говорить, иничего вообще нехочется.
–Спасибо, Кир,– еле разрывая эту усталость губами, сказала она.– Япотом ктебе зайду. Поболтаем.
–Заходи,– кивнула Кира.– Только янедома. Мы пока еще вКофельцах живем. Мне дышать велели.
Дачи вКофельцах были вообще-то летние, и, как нистарались жильцы их утеплить, удавалось это плохо. Сносить их надо было, эти допотопные домишки, истроить вместо них новые, вкоторых можно былобы жить вхолода без особых усилий. Нониукого неподнималась рука что-то здесь снести. Население дачного поселка состояло изтех, кого привезли сюда вомладенчестве, кто пережил здесь первую любовь, и, главное, изтех, кто правильно понимал ценность такого рода чувств посравнению сценностью любых строений.
–Правильно тебе велели,– улыбнулась Саша.– Дыши.
–Да мы завтра уже вгород перебираемся. ИвАмерику полетим. Как-то мне здесь рожать страшно,– объяснила Кира.
–Правильно,– снова одобрила Саша.
Кирину семейную жизнь трудно было назвать спокойной, несмотря нанезыблемую надежность ее мужа и, судя повсему, сына тоже. Норабота этого незыблемого мужа была тесно связана соШтатами. Федька был экономическим консультантом высокого, как Саша понимала, уровня ипроводил вАмерике немалую часть своей жизни, иэто, конечно, требовало отКиры особого образа жизни. Хорошо Саше перелетать повсему миру подобно легкокрылой бабочке, акаково это делать Кирке, когда унее иТихон, игазета, которой она руководит, итеперь вот еще отеки иодышка, имальчик вогромном животе?
Тихон усадил Киру вмашину, сел заруль. Однако! Хотя что особенного? НеКиркеже машину водить, беременной. Просто Саша непривыкла, чтобы кто-нибудь делал что-нибудь вместо нее идля нее, да она иненуждалась вэтом. Потому иудивилась, когда увидела, что незаметно выросший мальчик водит машину вместо Киры иделает это как само собой разумеющееся.
Глава 5
Саша подошла ксвоему подъезду, взялась задверную ручку… Иснова вспомнила про ключи. Точнее, про то, что их унее нет, ипопасть наконец домой она, значит, несможет.
Бывают люди, которых называют «тридцать три несчастья». Уних все валится изрук, они вечно спотыкаются ипадают наровном месте, стоит им выйти издому без зонтика, как тутже начинается дождь, причем кислотный, пролетающая птица роняет плюху прямо им натемя, идвери поезда вметро закрываются уних перед носом. НоСаша-то кэтим людям никогда неотносилась! Она даже пресловутого закона бутерброда непризнавала, потому что если ироняла когда-нибудь бутерброды, товсе они падали маслом вверх.
Ичто сегодня вдруг произошло, какие такие звезды перепутались унее над головой, непонятно.
Правда, дверь тутже открылась, показалась незнакомая тетенька, и, прежде чем та успела возразить, Саша вошла вподъезд. Нокогда она поднялась напятый этаж, чтобы взять уНоры запасные ключи отсвоей квартиры, наее звонок никто неоткрыл.
Люба всегда говорила освоей маме, оНоре тоесть, что та живет как мышь завеником, далеко инадолго отдома неудаляется. Асегодня пожалуйста: ночь скоро– ее нет как нет!
Саша спустилась обратно насвой третий этаж исела наступеньки. Оставалось только ждать– недогонятьже. Хочется верить, что Нора кшестидесяти годам незавела себе мужчину иночевать придет домой.
Она сидела исмотрела наступеньки бессмысленным взглядом. Она знала эти ступеньки лучше, чем таблицу умножения. Все ее детство, вся юность прошли вэтом доме. Да что там ее– имамино детство здесь прошло тоже.
Кира утверждала, что их дом– лучшее здание вокрестностях. Инепотому что это яркий образчик московского конструктивизма– разве вархитектуре дело, когда речь одоме родном?– апотому что он настоящий московский, инестаринный, инесовременный, аровно такой, как следует.
Вдвадцать седьмом году, когда этот дом построили для работников советского Госстраха, накрыше был розарий, исолярий, ичутьли непавлины выгуливались. Вэтом розарии спавлинами выгуливали также идетей, вчисле которых была Кирина бабушка Ангелина Константиновна. Через полвека она рассказывала своей внучке иее друзьям, что стех времен чудом уцелел домовой ичто живет он теперь начердаке. Все дети боялись домового, даже, кажется, Федор Ильич, небоялась только Люба, потому что внего неверила.
Это было– иэто давно прошло, инавсегда прошло. ИКирина бабушка умерла, иСашин дед, иразъехались погороду имиру их родители.
Ивот теперь Саша сидит наступеньках идумает, что неплохо былобы, еслибы можно было оставлять ключи отквартиры домовому, тогда они былибы надежно защищены отграбителей, да иотвсех житейских напастей.
Глуповатые это были размышления. Норазгоняли тоску.
Хлопнула дверь внизу. Раздались шаги. Саша прислушалась. Нет, неНора– шаги мужские, хотя инетяжелые.
Мужчина, поднимающийся полестнице, был незнакомый. Ночто-то вего облике было знакомо точно, хотя что именно, определить она немогла.
–Здравствуйте,– сказал он, останавливаясь перед Сашей.
–Здравствуйте.
Она кивнула сравнодушной вежливостью иподвинулась, давая ему пройти мимо нее. Нопроходить он нестал.
–Яхотел вас сразуже поблагодарить,– сказал он.– Нонеуспел, ксожалению.
–За что поблагодарить?– непоняла Саша.
–За ваше пение.
Так вот что было ей знакомо вего облике! Ослепляюще белый свитер ичерные глаза, которые смотрят так жарко, что кажутся неостывшими углями.
Он сидел застолом уполотняной стены павильона исмотрел нанее все время, пока она пела. Атеперь он стоит перед нею налестнице иснова смотрит неотрываясь. И,кажется, его нисколько неудивляет, что она сидит наступеньках, да еще вконцертном платье, да еще сопухшей скулой иразбитой губой. Вовсяком случае, удивления нет нивголосе его, нивовзгляде.
Это Саше понравилось.
–Увас чудесный голос,– сказал он.– Это вам.
Он протянул ей букет, составленный так, как несоставляют букеты вкиосках уметро. Значит, специально заходил вцветочный салон. Может, здесьже, наМалой Бронной; Саша, когда ехала наконцерт, заметила какую-то незнакомую, увитую цветами витрину.
Она подумала отом, что опять вголове вертятся глупости, исказала:
–Спасибо. Надеюсь, дотех пор, пока япопаду вквартиру, они незавянут.
–Вы забыли ключи?– поинтересовался он.
–Потеряла.
–Которая ваша дверь?
–Хотите взломать?– усмехнулась она.
–Можно вызвать спасателей, они вскроют.
–Уменя паспорт вквартире,– сказала Саша.– Аони без паспорта вскрывать нестанут.
–Но как-тоже вы собираетесь туда попасть. Ждетеже чего-то.
–Вы мыслите логично,– снова усмехнулась Саша. Итутже подумала, что он вообще-то недал ей никакого повода для того, чтобы над ним иронизировать.– Ясоседку жду,– уже без усмешки объяснила она.– Унее запасные ключи.
–Икогдаже она придет?
–Понятия неимею. Она издому редко выходит вообще-то. Носегодня ее нет.Уж такой сегодня день.
–Он еще неокончен.
–Надеюсь. Надеюсь, что соседка всеже вернется домой сегодня, анезавтра.
–Янеососедке.
–Аочем?
Они перебрасывались словами, как жонглеры наарене. Его глаза блестели вороненым блеском. Все это будоражило ипочти веселило. Даже то, что он неспрашивает, откуда унее синяк наскуле, будоражило воображение.
«Может, потому инеспрашивает,– подумала Саша.– Интригует. Нуипусть!Уж пошлости вовсем этом нету точно».
–Отом, что мы свами необязательно должны сидеть налестнице,– сказал он.
–Мы свами?
–Ну да. Ябылбы рад куда-нибудь вас пригласить.
–Ввашем павильоне есть замечательный закуток,– хмыкнула Саша.– Меня туда уже приглашали. Идаже пытались там накормить. Плошки вынесли.
–Извините.– Он оторопел.– Яобэтом незнал.
–Апочему вы должны были обэтом знать?– пожала плечами она.
–Потому что это япригласил вас спеть нанашем празднике.
–Так это вы, значит, австрийский барон!– хмыкнула Саша.
–Какой австрийский барон?– удивился он.
–Неважно. Забудем.
–Нет, почемуже.
Интересно, бывают вороненые лезвия? Саша подумала обэтом, увидев, что глаза унего сузились истали как ножи.
–Забудем, забудем,– повторила она.
Ей совсем нехотелось обсуждать сним вопросы приличий инравственности. Ей вообще нискем нехотелось обсуждать подобные вопросы, тем более что себя она образцом нравственности вовсе несчитала.
–Так пойдемте?– спросил он.
Отказ выгляделбы слишком демонстративно, разуж он знает, что все равно она неможет попасть домой.
«Мужчины летят комне сегодня, как пчелы нацветок,– подумала Саша.– Или как мухи известно начто. Так иноровят спасти, прямо наперебой. Кчемубы это?»
–Как вас зовут?– поинтересовалась она.
–Извините! Зовут меня Филипп. Прошу вас, Александра.
Он подал руку, и, взявшись занее, Саша встала соступенек.
Глава 6
Она так пригрелась вмашине– узкой, серебристой, напоминающей спортивный болид,– что никакого ресторана ей было ненадо. Иобщества этого мужчины– без сомнения, незаурядного,уж это человеческое качество Саша различала заверсту,– ненадо было тоже. Голова ее клонилась набок, она то