В январе 1942 года на двух установках для автоматической сварки началась сварка бортов корпуса Т-34. Корпус этого танка требовал большого объема сварочных работ. Днище и подкрылок приваривались к борту двумя мощными швами длиной более 5 метров. На эту работу квалифицированный сварщик затрачивал около 20 часов, а с помощью сварочного автомата эта работы выполнялась за 2 часа.
С момента прибытия украинского завода до рождения первой новой боевой машины прошло менее двух месяцев! И уже в первых числах января из ворот сборочного цеха, поднимая тучи снежной пыли, вылетел мощный красавец-танк и с рокотом промчался по заводской дороге.
Евгений Оскарович так вспоминал об этом дне: «Люди стояли вдоль заводской дороги и не закрывали лиц от снега, вылетавшего из-под гусениц танка, созданного их трудом. Вместе с ними улыбался и я, думая о том, какая воистину стальная воля и какая блестящая организация дела нужны, чтобы в таких масштабах и в такие сроки перебазировать на восток сотни заводов и так быстро, сказочно быстро, ввести их в строй! И в том, что наш институт в дни испытаний сохранил себя как цельный, жизнеспособный и деятельный организм и нашел свое место в общем строю, я видел еще один штрих величественной эпопеи – эпопеи превращения страны в единый боевой лагерь.
Теперь нам предстояло держать суровый и ответственный экзамен. Мы – на заводе, который должен дать стране тысячи, может быть, десятки тысяч танков. Но пока мы имеем самое смутное представление о том, как сваривать броневую сталь. Еще совсем недавно провели эксперимент на маленьких образцах, а здесь заводской двор завален грудами броневых плит.
Кое-какой техникой мы теперь располагали. Но кто станет на ней работать? Где взять токарей, фрезеровщиков, строгальщиков? Тогда был брошен клич, и в мастерской появились подростки пятнадцати-шестнадцати лет, дети наших сотрудников и служащих, бедовые, расторопные ребята, не имевшие, однако, никакого представления о том, как даже подступиться к станкам.
Этот «механизированный детский сад» возглавил наш лаборант М. Н. Сидоренко в роли старшего токаря и другой лаборант Л. М. Богачек в роли старшего слесаря. Они учились сами и учили ребят. Заслуженные станки-ветераны, управляемые подростками, вскоре начали давать продукцию – аппараты для сварки танков».
Евгений Оскарович выдвинул такое требование: «Прежде всего, нам следует отрешиться от «штатского» взгляда на танк, взгляда со стороны, взгляда гостя на параде. Это относится ко всем, в том числе и ко мне самому. Мы должны узнать танк, все требования к нему, понять его место в бою, его «душу». Какие швы наиболее ответственные? Каким из них чаще всего приходится принимать на себя вражеский удар? Где наиболее уязвимые места танка, когда он идет в атаку или на таран? Этого всего мы не знаем, а должны знать. Все это имеет прямое отношение к работе сварщиков. Нам предстояло сваривать швы, и важно было понимать, с чем они встретятся в бою.
Мы начали изучать швы танка, их расположение, назначение, и они постепенно перестали быть для нас абстрактными линиями на чертежах. Для того чтобы швы были не слабее, а даже крепче брони, нужно было научиться варить броню нашими автоматами под флюсом, полностью разработать новую технологию. Задача не из легких, ведь мы имели очень скудный опыт и фактически приступали к делу впервые».
В лаборатории института началась напряженная исследовательская работа. Многое из прошлой практики приходилось пересматривать. Как избавиться от трещин в броне, ведь невооруженным взглядом они даже не видны, их можно увидеть только в микроскоп, да и то не всегда? Ведь это крошечные, невидимые змейки тоньше волоска, которые, однако, существенно ухудшали свойства брони.
После долгих поисков приходили все новые и новые решения. Эксперименты приносили и радости, и разочарования. Желаемый результат достигался, но скорость сварки резко сокращалась. Затем пришла идея применить присадочную проволоку. Она оказалась удачной. Опыты с присадкой повторяли многократно сначала в лаборатории, а затем и в цехе. Наконец-то швы стали получаться без трещин, а производительность сварки увеличилась.
Затем на полигоне вблизи города произвели испытания корпуса танка. На одном из его бортов швы были сварены по-старому – вручную, на другом – автоматом под флюсом, так же, как и все швы на носовой части. Танк подвергся жестокому обстрелу из орудий с короткой дистанции бронебойными и фугасными снарядами. Первые же попадания снарядов в борт, сваренный вручную, вызвали серьезные разрушения шва. После этого танк повернули, и под огонь попал второй борт, сваренный автоматом. Стрельба велась прямой наводкой, но швы выдержали, не поддались, не разрушились! Они оказались крепче самой брони и продолжали прочно соединять изуродованные обстрелом броневые плиты.
Это была полная победа автоматической скоростной сварки! Испытание в условиях, равных самой трудной фронтовой обстановке, подтвердило высокое качество работы автоматов.
«К нам пришла вера в себя, – вспоминал об этой победе Евгений Оскарович. – Параллельно с тремя товарищами, которые трудились в лаборатории, другие наши люди, наша молодежь – Макара, Коренной, Островская, Волошкевич – совершенствовали технологию сварки брони непосредственно в цехе. Мы перестали бояться за поведение наших швов даже под самым жестоким обстрелом. Мы гордились и сейчас гордимся тем, что советские танкостроители первыми в мире научились варить броню под флюсом».
Евгений Оскарович рассказывал о том, какой трудной была жизнь, особенно у тех, кто работал непосредственно в цехах. Инструкторы института начинали и заканчивали смену вместе с заводскими сварщиками, не покидали своего места по десять-двенадцать часов. Вокруг них работали десятки ручных сварщиков, и от резкого ослепительного света сильно болели глаза. Это называлось «нахвататься дуги». Многие носили темные очки, спасались примочками из крепкой настойки чая, и все же их преследовало ощущение, что глаза постоянно засыпаны песком.
Борис Евгеньевич также работал в цехе, как и другие электрики, сам осуществлял электромонтаж сварочных установок, делал и всю черновую работу – резал провода, монтировал аппаратуру, паял наконечники и на своих плечах таскал к месту монтажа тяжелую аппаратуру и оборудование.
Однажды, согнувшись в три погибели под металлическим «бубликом» проводов, Борис вошел в цех, свалил свой груз возле сварочного станка и принялся за прерванную перед этим работу. Он пробивал в стене дыры, чтобы укрепить здесь контактор. Увлекшись, он не заметил, что рядом остановился какой-то военный. «Борис? Вот так встреча! – воскликнул он. – Что ты тут делаешь?» Перед Борисом стоял его товарищ по КПИ, а ныне слушатель Танковой академии, приехавший сюда на практику. «Работаю научным сотрудником в Институте электросварки», – улыбаясь, ответил Борис. Товарищ посмотрел на него с недоверием: «Брось, Боря! Монтером работаешь?» – «Говорю же тебе, научным сотрудником, – рассмеялся Борис. – У нас все так работают. На своем горбу соединяем науку с практикой. – И уже серьезно добавил: – Без этого сейчас нельзя. Надо уметь действовать и головой, и руками. Вот когда так вот съешь с заводским народом пуд соли, сразу узнаешь, что ему от науки требуется».
Именно на заводе № 183 в Нижнем Тагиле была введена в действие первая в мире поточная линия производства бронекорпусов танков, на которой действовало 19 установок для автоматической сварки под флюсом. Сотрудники института наладили контроль качества электродов и сварки, решили ряд важнейших проблем газовой сварки и резки, предложили ускоренные методы подготовки сварщиков.
Разделение труда было таким: институт проектировал станки, давал сварочную и флюсовую аппаратуру, проводил электромонтаж и пуск станков. Мастерская института к тому времени уже приобрела солидный и современный вид. Отдел готовил несущие конструкции, приспособления и кондукторы.
Евгений Оскарович перевел в цех всех, кто подходил по своим знаниям, складу характера, умению работать не только головой, но и руками. Это были вначале Георгий Волошкевич, Лия Гутман, Борис Патон, а затем Даниил Рабкин, Александр Супрун, Борис Медовар.
В любую погоду – в снежный буран, трескучий уральский мороз, проливной дождь – Евгений Оскарович появлялся в цехе ровно в 9 часов утра. Именно в цехе, а не в лаборатории или в кабинете. Хотя кабинетом это помещение можно было назвать с большой натяжкой – Патон работал в общей комнате вместе с другими сотрудниками.
Евгений Оскарович участвовал в монтаже и освоении каждой сварочной установки. И следил за ними до тех пор, пока не изживались все трудности пускового периода. Там, где все шло хорошо, показывался редко, там же, где возникали трудности или намечалось отставание, бывал регулярно.
«Я никогда не ждал, чтобы пришли и доложили о том, что «все в порядке», – писал в своих воспоминаниях Евгений Оскарович. – Когда испытывалось какое-нибудь нововведение на наших установках, я старался пойти в цех без «автора». Это давало возможность услышать прямое, откровенное мнение заводских людей. В то время в институте не было ни заместителя директора, ни ученого секретаря, ни начальника отдела внедрения. Мне приходилось самому руководить разработкой новых тем, планировать работу, вести обширную переписку с заводами и наркоматами, ведать лабораторией, мастерскими, инструкторами в цехах и т. д. Несмотря на такую загрузку, я никогда не позволял себе «сплавить», переадресовать какое-нибудь дело по инстанции, а непременно лично поручал его тому или иному работнику, и сам следил за выполнением во всех подробностях, не упуская так называемых мелочей».
Работы Института электросварки сыграли важную роль в обеспечении армии достаточным количеством первоклассных боевых машин – прославленных танков Т-34, самоходных артиллерийских установок, боеприпасов.
Во второй половине 1942 года советская промышленность уже выпускала танков больше, чем промышленность Германии. В мае 1942 года Евгений Оскарович Патон был награжден орденом Красной Звезды за внедрение скоростной автоматической сварки на танковых заводах страны.