Яков Кумок
ЕВГРАФ ФЕДОРОВ
М., «Молодая гвардия», 1971
ПАМЯТИ ГРИГОРИЯ ОСТРОГО,
СИБИРСКОГО ГЕОЛОГА, ПОСВЯЩАЮ
ПРЕДИСЛОВИЕ
Имя гениального русского ученого-кристаллографа, геометра, минералога, петрографа Евграфа Степановича Федорова (1853–1919) пользуется всемирным признанием. Академик В. И. Вернадский ставил Е. С. Федорова в один ряд с Д. И. Менделеевым и И. П. Павловым. Известный советский математик, член-корреспондент АН СССР Б. Н. Делоне писал, что «в нашей стране мы имели двух геометров мирового значения — Лобачевсксго и Федорова…».
Важнейшее достижение Федорова — это прежде всего вывод 230 геометрических законов, по которым должны располагаться элементарные частицы (атомы, ионы, молекулы) в кристаллических структурах (1890 год). Далее следует теодолитный метод в минералогии и петрографии, базирующийся на двух сконструированных самим же ученым приборах — двукружном гониометре и федоровском столике для микроскопа (1892 год). Этот метод открыл новую эпоху в области изучения минералов и горных пород и получил широчайшее распространение среди специалистов всего мира. Не менее славится и федоровский кристаллохимический анализ, позволяющий по угловым величинам и развитию граней кристаллических многогранников определить их вещество, а также получить схематическое представление об их структуре. Геометры особенно высоко ценят федоровский вывод трехмерных параллелоэдров-многогранников, нацело — наподобие кирпичиков — выполняющих пространство. «Традиция приписывает Платону открытие пяти правильных выпуклых многогранников, Архимеду — 13 выпуклых полуправильных многогранников, Кеплеру и Пуансо — четырех правильных невыпуклых многогранников, а Федоров нашел пять параллелоэдров», — пишет по этому поводу Б. Н. Делоне.
Упомянутые достижения не только вошли в исторический фонд науки, но продолжают играть живую роль и сейчас в области математической и структурной кристаллографии, кристаллохимии, минералогии и петрографии.
К сожалению, широко известные среди специалистов фундаментальные открытия великого ученого остаются до сих пор почти недоступными для широких масс. Объясняется это прежде всего трудностью популяризации этих глубоких, требующих специальных знаний, замечательных достижений. В связи с этим мало известна широкому читателю и жизнь Е. С. Федорова, представляющая одну из интереснейших страниц истории русской интеллигенции, со всеми ее сложностями, противоречиями и передовыми устремлениями.
Нелегким был творческий путь великого кристаллографа, долгое время проходивший в атмосфере полного непонимания и недооценки. Лишь в последние годы его жизни получил всемирное признание среди минералогов и петрографов его теодолитный кристаллооптический метод. Величайшим торжеством идей Федорова явилось открытие в 1912 году дифракции лучей в кристаллах и первые определения кристаллических структур на основе рентгеноанализа, показавшие, что все кристаллические структуры неминуемо подчиняются 230 геометрическим законам, выведенным Евграфом Степановичем за 20 с лишним лет до этого.
Со дня смерти Е. С. Федорова прошло более полувека. Наука за это время шагнула далеко вперед. И все же научный вклад, сделанный великим ученым, в основном сохраняет свою жизненность и актуальность и до сих пор. Никогда не потеряют своего значения четыре вершины федоровского творчества — вывод 230 законов строения кристаллов, создание теодолитного метода в минералогии и петрографии, развитие кристаллохимического анализа, геометрический вывод трехмерных параллелоэдров.
Писателю Я. Н. Кумоку пришла в голову прекрасная мысль описать в форме своеобразного романа полную трагических и героических переживаний жизнь гениального ученого. Большим подспорьем в его работе явились до сих пор не опубликованные обширные воспоминания жены Е. С. Федорова — Людмилы Васильевны, хранящиеся в архиве Академии наук и содержащие богатейший материал, относящийся к жизни ученого и его семьи. Этот материал сыграл роль хорошего и надежного фундамента для создания книги о Евграфе Степановиче Федорове.
Автор сумел плодотворно использовать имевшиеся материалы о Е. С. Федорове и создать цельную и красочную картину его жизни и творчества на широко развернутом фоне эпохи.
Остается лишь пожелать, чтобы хорошая и полезная книга Я. Н. Кумока нашла самые широкие круги заинтересованных читателей и чтобы благодаря ей приобрело самую широкую популярность славное имя замечательного русского ученого — Евграфа Степановича Федорова.
ПРОЛОГ: ВМЕСТО ПРИВЕТСТВИЯ
Журнал «Физикл ревью», обуянный страстью первым заполучить учение, ниспровергающее основы[1], взял за правило печатать статьи, которые нельзя понять; а те, которые понять можно, отвергает. Об этом поведал толкователь новейшей математики Гарднер: «Великое открытие, когда оно только что появляется, почти наверняка возникает в запутанной, неполной и бессвязной форме. Самому открывателю оно понятно только наполовину. Для всех остальных оно — полная тайна. Поэтому любое построение, которое не кажется на первый взгляд безумным, не может иметь надежды на успех»[2].
История разума так виновата перед обновителями науки, ниспровергателями основ, их столько раз драли кличкою «сумасшедший», что вот, поди ж ты, нашлись люди, что гениальное ловят в бредовом лепете. Как бы не обмишурился «Физикл ревью». Гром грянет, смотришь, с другой стороны. Будущая реформа миропонимания возьмет да явит себя в издевательски прозрачном виде и подыщет конкурирующее издание. В том-то и загвоздка, что рождество светлейшей крамолы непредвестимо и непредугадываемо.
И тут в самый раз перейти к нашему делу.
Шестнадцатилетний юнкер попался раз и другой за темными вычислениями и черчением на широких бумажных простынях; о том донесли классному надзирателю подполковнику Соколову отец Константин, ведший священную историю, и словесник Негшлег. Соколов простынки отобрал и их расстелил перед математиком: что это? Математик назавтра, улучив минуту на большой перемене, поманил юнкера и вопрос подполковничий ему переадресовал. Вспыхнуло смуглое личико, и из тонких уст (с доверчиво-насмешливыми тенями в углах) побежало азартное слово (не совсем, правда, понятное). Что-то о дополнительной геометрии, о глубинных фигурах…
И миновала вечность, пропасть времени по юношескому счислению. Одиннадцать лет. С дьявольской быстротой миновало и пролетело время, затушеванное отлучками и опасностями, худыми и прекрасными волнениями. Борода выросла и скрыла насмешливость губ. Формулы и стереоскопические чертежи чисто были переложены миллиметровым по тонкости почерком в собственноручно переплетенную тетрадь; и обложка ее собственноручной склейки — с сиреневыми разводами и коричневыми амебными пятнами… Удивительно! Она и поныне, та самая тетрадь, жива и сохраняется в архиве[3].
Профессор Павел Владимирович самоделку принял добросклонно; ему каменья и первые опыты писаные ученики слали со всех концов света. Однако через неделю, возвращая тетрадь, вопрос старинный повторил: это что?
Как что? Ну, первый раздел, допускаю, простая геометрия, простейшая, гимназическая, которую сейчас от альбомчика отшить и к учебнику Шульгина подклеить. Смотрите: угол, скрещенные линии; поднимите его в пространство — телесный угол… И тут все их типы, и способы измерения, и сходство с плоскими углами. Но второй-то раздел, дорогой профессор Еремеев, то есть со второго-то раздела начиная, труд сей должен был заинтересовать вас вовсю. Замкнутые многогранники. Типические и подтипические. Изогоны и изоэдры. Кстати, впервые вводимые в науку понятия. Раздел третий. Учение о симметрии в приложении к пространственным фигурам. Вывод всех возможных видов симметрии пространственных фигур. И среди них, между прочим, как совершенно частный случай, вывод известных тридцати двух видов симметрии, свойственных кристаллическим многогранникам. И так далее… А наконец, четвертый раздел? Это уж нечто совсем новое: выполнение плоскости и пространства особыми фигурами, получившими название параллелогонов и параллелоэдров…
Что ж вы ко мне-то, душа-человек, вероятно, отнекивался Павел Владимирович, ко мне-то с вашим добром? Я минералог, я кристаллограф. А у вас математика. Вот к ним и ступайте.
Как не к вам? Как не к вам! Вскричал, и, может быть, даже грубовато, студент-второкурсник. Разве кристаллография не с гранниками дело имеет? Тетраэдр, гексаэдр, октаэдр… Впрочем, выяснилось, что у математиков фанатичный бородач успел побывать и получил от ворот поворот.
— У кого же?
— Академика Чебышева.
— И что ж он сказал?
— Современная наука этой проблемой не интересуется.
— Видите…
(На основании источников разговор профессора и студента, такой для обоих важный, восстанавливается почти с дословной достоверностью.)
И еще одна разверзается бездна времени.
Четырнадцать лет миновало, миновало-пролетело, и десять из них в четырех стенах да за конторкою, окропленной чернильными кляксами.
Весна.
Чуть прыснуло по аллее изжелта-синим. Белая зима прошла, говорят, а зеленая еще впереди.
Гулял обиженный человек в потертом пальто с бархатным воротничком; к рукаву пристала грязь. Борода крутым водоливом катилась до второй пуговицы; картуз сдернул, подставив лбище студеному воздуху.
Ах, нелегко осознать сиюминутность прощания.
Дома разор, баулы, сундуки на замочках, корзины, чемоданы, узлы. Пустые ящики из комода повисли. На диване дворник Сидит, балагурит, дожидаясь подвод.