Из самых печальных последствий долгой эволюции – то, что мама за это время постарела. Я-то и сейчас выгляжу на свои семнадцать – проверял уже… Ей будет легче меня узнать, чем мне – ее…
Шеф тоже моложе не стал – пять лет к его возрасту и нелегкой жизни совсем не шутка. А ведь еду-то я к нему… Даже Ральф – и тот мог за эти годы прихворнуть и сдохнуть до того, как я найду его и врежу по яйцам…
Я не хотел выпадать из жизни на три года, не было ни малейшего на то желания. Но и думать ясно в момент запуска эволюции, не имел никакой возможности. Мне бы минуты три спокойствия без попыток пристрелить и удушить. Так бы, понятно, сообразил, что закладывать новый талант в тело – это дополнительное время.
Как там наставлял Ральф? Проси у камня что попроще, формулируй длинным предложением, задавая границы – вон, мэр со своим «Нравиться людям» второго уровня уже сколько руководил городом, пока я в первой ванне бултыхался? А я ведь «улетел» на два года, захотев просто «Видеть». Сейчас – три года на прогресс основного навыка и на приживление навыка «Харизма» – тоже из одного слова. Еще оружие в руке, вроде как, должно было подрасти – но я пока еще не поймал с ним контакт, не пробудилось оно, наверное. Или поумнело настолько, что научилось лениться…
Мир за три года наверняка вновь поменялся – к нему придется привыкать. Я не обманывался обрывками слов сержанта про «вроде, стало безопасней». Так что-то с грохотом рухнувшее замирает через какое-то время в тишине и спокойствии – всегда найдется тот, кто назовет это хрупкое равновесие порядком и безопасностью. Завалы-то никуда не делись, как и выгоревшие фасады и следы мародерства. Не делось никуда и зверье – наоборот, его стало больше, и оно ушло под землю – по тоннелям и норам сновали зеленоватые, буро-алые и, совсем редко, синие силуэты. К окружной я шел долго, аккуратно выбирая дорогу.
Информации, конечно, хотелось бы побольше – взять бы и расспросить того же дежурного, что произошло, пока меня «не было». Но обстановка не располагала – сержант слишком быстро догадался, что я не тот, кого они ждали.
Прямо он этого не говорил, транспарантами не махал и таинственные рожи не корчил – только все встало на свои места, когда постовой потянулся к вещмешку, забалтывая. А как не получилось добраться до пистолета, запрятанного там под верхней майкой, начал говорить про долгожданную встречу. Пистолет тот я видел еще до того, как из сейфа выйти – все успел рассмотреть, пока дожидался, как сержант уснет.
В таких условиях расспрашивать было неправильно. Про все мои вопросы узнают армейские следователи; рядом с каждым названным мною именем поставят знак вопроса – очень им будет интересно, как это паренек-сектант из общины вышел из сейфа вместо их горячо любимого мистера Бернетта, в которого они уйму ресурсов вбухали. Потом они отправятся в общину и начнут беседовать с каждым из получившегося списка. Возможно – с пристрастием.
Не хотел я приносить знакомым еще больше проблем. Может быть, на них выйдут и без меня – а может, за три года все настолько изменилось, что расследование упрется в тупик.
Поэтому я изобразил, что спешу. Что, впрочем, не помешало терпеливо дожидаться рядом с банком, как поступит сержант, и что он станет говорить начальству. Даже на границе огромного банковского холла, выложенного мрамором, звуки доносились хорошо. Да и не сообщают о таких визитах – из прошлого, из закрытой камеры сейфа – шепотом и с опаской. О таком обычно кричат, паникуя и требуя дальнейшие указания.
Если сержант настаивал бы на перекрытии дороги к «эль-восемьдесят-вест» – я ушел бы на юг пешком. Все равно ехать мне в Сан-Франциско, и уже там искать рейсы на север. Если постовой стал бы паниковать и требовать помощи, не сообщая о цели моего пути – я постарался бы быстрее прорваться к трассе.
Сержант поступил гораздо мудрее, чем я думал.
Так что военным предстояло подождать мистера Бернетта еще какое-то время…
Тем временем, автобус проехал уже половину пути до меня – ему осталось пройти поворот, чтобы оказаться в прямой видимости. Я же тактически прятался за высокими кустами, разросшимися вдоль обочины. Яркий костюм уже давненько был заменен на армейскую форму сержанта Тиллмана – эта фамилия была написана справа на грудном кармане. Выглядел я к этому моменту чистым и опрятным представителем армейских, которые тут имели вес – а значит, человеком респектабельным. Главное, на еще одного такого респектабельного не нарваться, с ненужными вопросами в мой адрес…
Вдохнув, выдохнув и окончательно смиряясь со средством передвижения, я выбрался на обочину дороги и проголосовал – поднятой рукой с зажатым указательным и большим пальцем магазином от винтовки. Продемонстрировал, что есть, чем платить.
Жест был оценен верно – железный монстр на колесах, не успев разогнаться после поворота, начал притормаживать, взяв чуть правее и ближе к обочине.
Только он ни черта не остановился – продолжил ехать на малой скорости, да так, что пришлось идти быстрым шагом, пока стекло кабины не опустилось и оттуда не выглянула смуглая от загара голова в цветастой вязанной шапочке.
– К «железке», а? – Оскалившись белоснежной улыбкой, предположил парень лет двадцати семи, глядя больше не на меня, а по сторонам.
Что-то было в нем от латиноса – овал лица, наверное. А так – обычный местный работяга, просто в смешной шапке и с косяком за ухом.
– До объездной Сан-Франциско.
– Ого… А на кой тебе туда надо, военный? – Присмотрелся он ко мне внимательнее.
– Там мой взвод… И мой автомат, – сделал я вид чуть пришибленный. – И вещи мои… Короче, свалили эти сволочи! – Добавил я в сердцах, надеясь, что буду звучать убедительно.
Потому что, в самом деле, одинокий солдат без оружия хрен знает где – выглядит подозрительно. Не учел, блин…
Из кабины в голос заржали:
– А, тогда ладно. Видишь номер двенадцать на борту? Сейчас канат отпустим, успевай забраться.
– А в кузове не вариант? – Скептически оценил я вид одной из последних корзин.
Там, оказывается, еще веревки не просто так привязаны, а к подъемным механизмам.
– Не… – Покачал головой парень. – Я ж тебя вижу, ты мне всех пассажиров поубиваешь. Там такие хари… – Приглушил он голос. – С самого прииска пьют.
Или они меня убьют, что ему тоже даром не надо.
– Может, наверху есть места?
– На «люкс» тебе патронов не хватает, братишка. – С сочувствием отозвался он.
– Да как не хватит? Магазина-то?!
– Не хватит. – Добавилось жесткости в его голосе. – У тебя на корзину ровно.
– Да что за цены такие?! – Возмутился я.
– Нормальные цены. Не хочешь – иди пешком.
– Хоть половину оставь, будь человеком!
– Я вот на каждом армейском посту то же самое говорю, – сплюнул он на землю. – Ни черта не срабатывает. У вас свои ставки, у меня свои.
– Дружище, да где я, а где пост? Ты пузо у меня видишь? – Похлопал я себя над ремнем по впалому брюху. – Нет, ты скажи?
– Нет пуза, – хмыкнул чел в шапочке.
– А видно, что я жру три пайки в одно рыло? Я похож на того, кто с честных перевозчиков деньги трясет? – Возмущался я, вышагивая рядом.
– Да угомонись.
– Да меня за этот магазин еще неделю не слезут! Дай ты хоть десяток патронов на бедность!
– Хрен с тобой, пятерку себе отсыпь. Все, никаких больше разговоров.
– И сам магазин тоже заберу. – Рискнул я вставить. – Ну зачем тебе эта железка? А с меня спросят, что я в автомат вставлю?
– Да понятно что, – гоготнул тот.
– И надо нам, серьезным парням, этих мудаков смешить?
– Ай, отстань уже! Будет тебе железка, – поманил он жестом руки.
Я аккуратно подкинул магазин – его ловко подхватили, забрали в салон, чуть повозились и скинули обратно – с пятеркой патронов.
И то неплохо. Был еще снаряжённый пистолет за поясом сзади, но с него патроны торговать не хотелось. Без патронов с него лучше сразу мушку спилить…
– Благодарю вас, сэр!
– Все, не испытывай мое терпение, лезь в корзину. Хорхе! – Заорал он в окошко. – Двенадцатый!
Сверху грузовика, под самой крышей завозились – лязгнул металл, заскрипела быстро раскручивающаяся катушка, и за моей спиной упала и принялась волочиться по земле крайне сомнительного вида конструкция, она же – мое пассажирское место.
Вблизи были видны деревянные засовы, плотно обнимающие узкую дверь-решетку с двух сторон, не давая ей открыться, ложе из утрамбованного сена, прикрытого одеяльцем, и еще одно одеяльце сбоку – чтобы ветер в лицо меньше дул.
Комфорт на грани фантастики… Еще и, не исключено, блохи в тряпье…
«Может, реально лучше пешком?» – Зародилось закономерное сомнение.
Но лучше плохо ехать, чем хорошо идти, и я не стал выпендриваться. Тем более, патроны мне точно никто не вернет, а о странном сержанте доложат на первом же посту.
Короче, двинулся я рядом с корзиной, открыл дверку – чуть дернулся, когда вся конструкция принялась подниматься наверх – и быстро заскочил внутрь, пытаясь не раскружить клетку и одновременно закрыть створку, чтобы та не расшиблась о борт.
А как получилось, улегся на импровизированное ложе, пытаясь перевести дух.
«На вокзале-то полегче залезать, не на ходу», – поворчал я про себя, прощая себе всю неловкость.
И ухватился за боковые прутья, когда корзина двинулась еще выше – сверху неизвестный Хорхе с тихими матами крутил ворот и рывками поднимал меня до нужной высоты.
Надеюсь, тут примерно такой же сервис при высадке, и меня не грохнут без затей об землю…
Беспокойство заставило вспомнить, что я корзину-то не привязал к кузову – там были заглубленные проушины под это дело и где-то кусок веревки сбоку от корзины. Иначе даванут на газ, и полечу…
«Так, где она там была», – завозился я на месте, пытаясь, не шевелясь, найти веревку.
Тесно, неудобно, корпус вибрирует… Еще и пассажирка «люкса» сверху скалится белоснежной улыбкой – высунулась из окошка, на ладони оперлась и наблюдает.