— Стой тут, за мной не ходи. — Харрис усадил сына на поваленное деревце и вручил ему рацию. — Вот эта тангента на вызов. Если не вернусь через десять минут, зажми и говори.
— Я с тобой, — поднялся было Генри, волнуясь. — У меня ружье.
— Мне просто глянуть и вернуться. — Отрицательно покачал головой патрульный, потрепав сына по щеке. — Тебе не надо видеть. Маленький еще.
Сын расстроенно понурил голову, но довод был ему знаком — оттого остался на месте.
Все верно — мелкий он еще для чего угодно, что может оказаться дальше. Харрис чуть потными от волнения руками взял в свободную от пистолета руку телефон и перевел на видеозапись.
Если там действительно сенатор, то этот билет в счастливое и обеспеченное будущее патрульный упускать не собирался. Весь риск в том, чтобы не попасться — а Харрис по лесу ходить умел. Свидетели, они ведь разные — одни внезапные, шумные и мертвые в диком лесу, а другие — подготовленные, незаметные и через пару часов в городе, живые и в окружении дорогих адвокатов.
Ну же, где вы там — вот и победный вопль слышен, резкий и неприятный. Глумятся над бессильным зверем, сволочи. Это вам, твари, миллионов в пять обойдется, не меньше.
Лишь бы сын за это время не начудил, лишь бы на него не вышли звери — но Харрис вернется быстро, да и деньги в том числе для Генри. Оправданный риск.
На последних шагах до лесной прогалины, скрытой плотным кустарником, Харрис добирался почти не дыша, очень внимательно контролируя каждое движение и сантиметр почвы, куда ставит ногу. Через переплетение ветвей он уже видел силуэт чего-то огромного на поляне — стального, ярко сияющего отраженным солнцем. Вертолет, точно вертолет!
Наверное, были и звуки — но учащенный пульс сердца перекрывал все. Сказывалось давно нетренированное тело, расслабившееся за время автомобильных патрулей. Так что умение было, а вот мышцы подводили.
Харрис отвел крупную ветвь кустарника пистолетом, осторожно заглядывая камерой телефона за преграду. А потом, тихо чертыхнувшись и увидев на экране только листья, сдвинулся еще вперед, чуть не вывалившись и еле сохранив равновесие. Кое-как удерживая тяжелое дыхание и обливаясь нервным потом, Харрис вновь протянул руку с телефоном и глянул сам. На некоторое время замерев в оторопи от увиденного и позабыв как дышать.
Во-первых, диспетчер был прав, и его лось действительно нашелся. А во-вторых, тут не было сенатора — но рука с телефоном только вытянулась вперед, до белых костяшек вцепившись в рамку смартфона.
В центре обширной прогалины, оставшейся после прошлогоднего пожара — одной когтистой лапой на поверженном звере, огромная, из чистого золота, сияющего в свете солнца — пировала над лосем огромная птица, размером, с мать его, дом. Золотой клюв, обагренный темно-алым, двигался резко, с жадным клекотом вырывая из туши целые куски плоти и закидывая в пасть твари, которой не только в заповеднике — но и вовсе существовать не могло. Длинное, золотое оперение придавало схожести с жар-птицей из сказок матери его сына — он видел картинки, хотя не понимал ее язык. Золотой орел, феникс или как еще это назвать — но оно убило и продолжало есть лося. Тварь рвала толстую кожу сохатого с легкостью хирургического инструмента, а острые когти всей массой прижимали мертвого зверя к земле.
Не поверив увиденному, патрульный покосился на экран сотового — в дрожащей руке записывалась в точности такая же картинка.
— Что за черт. — сглотнул Харрис, потянувшись было к рации, но вовремя вспомнив, что оставил ее с сыном.
Однако неосторожное движение, да еще с позабытым от волнения пистолетом в руке, тронуло ветви.
Огромная птица резко замерла, насторожившись. Замер и Харрис. Выждав десяток секунд, патрульный медленно убрал руку с телефоном, положил его у ветвей и перехватил пистолет двумя руками — так он хотя бы меньше дрожал. Выцелив тушу — тут он не промахнется, мужчина попятился назад.
Пристрелить бы — бравировал он, давя страх — да потом руководство со свету сживет. Редкий, так его, вид. Точно редкий — шептал беззвучно Харрис, выбираясь из ветвей и не сводя взгляда.
Птица резко дернула головой, остановив налитый золотом зрачок прямо напротив Харриса, и тут же резко развернулась к нему, приседая и поднимая крылья для широкого маха.
«- Да хоть последняя на земле!» — Пронеслось в голове, а палец уже давил на спуск.
Выстрелы ударили по ушам, один за одним, оглушая и заставляя щуриться. Он попадал — золотую птицу ощутимо шатнуло назад и в сторону.
А потом Харрис увидел, как распрямились золотые крылья, и десятки перьев, словно стрелы, выщелкнулись в его сторону, пробивая ему руки и грудь, ноги и живот. Но до того, как умереть, он успел сделать самое важное.
— Генри, беги!! — Заорал патрульный, в отчаянии фиксируя огромную тень, стремительно напрыгнувшую прямо на него.
Торжествующий клекот над грудью, прижатой узловатой лапой, и острый клюв твари, взрезавший брюшину, ненасытно потянулся к печени, разевая пасть.
Чтобы через секунду содрогнуться от мощного залпа дробью почти в упор, разорвавшего изнутри глотку, глаза и мозг монстра.
Кое-как поднявшись с земли от отбросившего его выстрела, Генри подслеповато поправил съехавшие вниз тяжелые очки, и торопливо кинулся к отцу.
Наверное, он кричал и звал, пытался дозваться и отчаянно выл, зажав тангенту рации. Но когда рейнджеры нашли их и забрали Генри к себе в машину, в памяти его все было гулко и пусто.
— Ты в порядке? — Тормошил его сопровождающий, глядя взволнованно и с участием. — Парень, ты молодец. Ты отомстил за отца. Ты убил ее, боец.
Генри вздрогнул, только сейчас осознав, где он, и что они куда-то едут.
А еще он почувствовал, что в сжатой все это время руке что-то есть.
В газетах и по тиви о событиях в заповеднике так ничего и не рассказали.
Но золотое перо, поранившее руку до крови, но так и не показанное и не отданное спасателям, осталось с Генри до выпускного класса.
Глава 1
Бряцнул колокольчик, подвешенный над второй дверью ремонтной мастерской. Значит, кому-то хватило сил отодвинуть первую — железную и тяжелую, отсекающую не только уличную жару, но и случайных людей.
А еще это означало, что нужно прикрыть учебник по физике журналом с голыми бабами и хмуро глянуть на двух темнокожих пареньков, нагловато пялившихся через толстую решетку окошка. Все равно смотреть им особо некуда: весь зал для посетителей — это бетонный прямоугольник два на три метра, крашеный в бледно-желтый; серый пол и квадрат в стене с моим недовольным выражением лица. В общем, дизайн помещения располагает не тянуть время.
— Что у тебя? — Потерев уставшие глаза под очками, я демонстративно двинул рукой возле журнала, чтобы зацепить их внимание.
Заодно осмотрел повнимательнее, обращая внимание на положение ладоней возле мешковатых штанов. В прошлом году один идиот решил тут пострелять — посек рикошетом себе ноги. А я сидел за стальным листом, сброшенным специальной защелкой с ниши над проемом, и вдохновенно убеждал этого неудачника пустить себе пулю в тупую башку. Не убедил: «вызови скорую, вызови скорую!»… Тьфу… Потом весь вечер кровь оттирал, пока шеф учил бледного гангстера перевязывать себя самого и, лишив патронов, на пинках прогнал дохнуть с пустым стволом подальше от заведения. Копперам плевать, где был самострел — а нам лучше, чтобы они тут не топтались.
— Чел, тут кореш телефоном заплатил. — Непроизвольно вильнув взглядом по сторонам, в выдвинутый стальной лоток под окошком положили свежий смарт этого года. — А он не работает.
Не коцаный, без потертостей и разбитого экрана — с большим шансом, что хозяин отдал добровольно.
Отвернул телефон камерой от себя и попытался включить. Ожидаемо, стартовый экран закрыло изображение удаленной блокировки.
— Хороший знакомый? — Поднял я бровь.
— Да загулял тут один. — Улыбнулись мне белоснежной улыбкой. — Я ему показал, как выйти с района. Он расплатился.
Частая, между прочим, ситуация — рядом воткнули крупный стадион, откуда после матча чистые и приличные ребята любят прогуляться пешком. Вечером. В незнакомом районе, насквозь хреновом, бедном, наполненном наркоманами, сумасшедшими и вот такими веселыми пацанами. Да, прогуливаются группами, на адреналине и кураже — но куда ты прыгнешь против ствола? Так что частенько в сервис тащат телефоны, планшеты и прочую электронную хрень, которая «не включается».
— Он заплатил тебе двадцатку, — тщательно протерев от своих отпечатков, положил я телефон обратно в лоток и сдвинул местной гопоте. — Это не ремонтируется. Сдай на запчасти.
— Эй! — Нервно дернулся паренек, не торопясь забирать аппарат. — Мне сказали, ты сечешь.
— Ошиблись, наверное, — демонстративно потерял я интерес к абсолютно незнакомым людям.
Еще не хватало рисковать из-за отжатого телефона. Тем более в выпускном классе, с подбитыми документами в приличный институт и отличными рекомендациями. За каждую подпись воротящих нос директора и учителей пришлось отдать по две сотни, а хвалебный текст писать себе самому. Не нравился я им — они мне тоже. Сошлись на общей любви к деньгам.
Так что тут даже дорогу приходится на зеленый свет переходить — не то что лезть в явный криминал с поддельными чеками и индусами в техподдержке, которых можно развести на разблокировку.
Тем, кто отметит, что было бы благородно отдать аппарат настоящему владельцу, стоит знать, что обычно вместо благодарности сходу пытаются навесить статью за разбойное нападение. Или за кражу. Или за сбыт краденого. Или пытаются давить, чтобы выдал продавцов. Короче, к демонам такую благотворительность — не ходите по ночам в чужом районе. У нас просто заберут деньги с ценностями. В других местах еще и попинают.
— Давай еще раз подумай, — тупил клиент, из упрямства навалившись на стойку. — Чел, ты его даже не посмотрел толком.
— Ты во сколько контор до меня заходил? — Ответил я прямым взглядом.