можно рассматривать в двух основных плоскостях. Во-первых, принятый в настоящей работе подход к источниковедческому исследованию рукописной традиции двух различных по времени и условиям формирования германских традиций законодательства (франкские правды и капитулярии VI–IX вв.; англосаксонские законы и юридические компиляции VII–XI вв.), которые донесли до нас информацию об эволюции института рабства, может быть в дальнейшем полезен для анализа процессов складывания и бытования рукописных традиций других германских памятников права, в т. ч. варварских правд раннего Средневековья. В частности, таким образом могут быть сделаны выводы о принципах компоновки кодексов, в составе которых есть варварские правды; о соотношении германской правовой традиции с римскими юридическими памятниками и компиляциями; о предполагаемых областях действия и функциях отдельных германских законодательных памятников в составе одного рукописного собрания (кодекса) и т. д.[6] Во-вторых, научные выводы и результаты исследовательского поиска, отражённые в данной диссертации, могут быть использованы при написании обобщающих работ и в учебных курсах по источниковедению, историографии и истории Средних веков, а также по специальным историческим дисциплинам (в частности, латинской палеографии, кодикологии, сравнительно-текстологическому анализу источников).
Результаты исследования прошли апробацию в виде ряда докладов и выступлений на конференциях и круглых столах, а также курса лекций: — Научный доклад на заседании Центра «Восточная Европа в античном и средневековом мире» Института всеобщей истории РАН (28 января 2015 г.); — Спецкурс «Несвобода в Западной Европе в Средние века» в Университете Дмитрия Пожарского (I семестр 2014/2015 уч. года);
— Выступления на международных и всероссийских научных конференциях: + Ноябрьские чтения на историческом факультете СПбГУ (Санкт-Петербург, 17–20 ноября 2008 г.);
+ Международная конференция «Переходные периоды всемирной истории: динамика в оценках прошлого» (Москва, Институт всеобщей истории РАН, 23 сентября 2011 г.);
+ XXV Пашутинские чтения (Москва, Институт всеобщей истории РАН, 1719 апреля 2013 г.);
+ Чтения памяти О.А. Добиаш-Рождественской в Санкт-Петербургском Институте истории РАН (Санкт-Петербург, 27 июня 2013 г.);
+ II Всероссийская конференция «Европа в Средние века и Раннее новое время: Общество. Власть. Культура» (Ижевск, Удмуртский госуниверситет, 2–3 декабря 2014 г.);
+ XXVII Пашутинские чтения (Москва, Институт всеобщей истории РАН, 13–15 апреля 2015 г.);
+ Международная конференция «Власть и её пределы: к 800-летию Великой хартии вольностей» (Москва, Институт всеобщей истории РАН, 28–30 сентября 2015 г.);
+ II Межрегиональная научно-практическая конференция «Медиевистика: новые имена» (Тюменский госуниверситет, 27 октября 2015 г.);
— Выступления на круглых столах:
+ «Исторический факт как аргумент политической полемики» (Москва, Институт всеобщей истории РАН, 25 октября 2010 г.);
+ «Маргиналии в рукописях: практики чтения и культура текста в Средние века» (Москва, Институт всеобщей истории РАН, 22 октября 2014 г.);
+ «Источниковедение как инструмент сравнительно-исторического исследования» (Москва, Институт всеобщей истории РАН, 30 ноября 2015 г.).
§ 1. Источниковая база исследования
Основной группой источников, которые привлекаются в данной диссертации для решения поставленных исследовательских задач, являются т. н. «варварские правды» (лат. Leges barbarorum и производные от этого слова в современных языках: Stammesrechte, Volksrechte, Rechtsaufzeichnungen в немецкой историко — юридической традиции XIX–XX вв., barbarian laws в англо-американской историографии) — первые правовые памятники германских племён, зафиксированные при переселении на территорию бывших римских провинций или же записанные представителями тех этнических объединений, которые остались на зарейнских землях.
Существенным моментом является то, что при формировании корпуса источников такого типа племя или союз племён испытывали влияние античной цивилизации в совершенно разной степени. Западная Римская империя оставила после себя богатейшее правовое наследие, которое по-разному было использовано германскими этническими группами. Причиной этого является разная степень романизации бывших провинций Империи, обитатели которых взаимодействовали с пришельцами. Так, англосаксонские племена, переселившиеся с континента на Британские острова в середине V в., встретились со слабороманизированным кельтским населением, поэтому их установления в области социальной организации отличались архаичностью. На континенте аналогичная ситуация была характерна для законов фризов и саксов, остававшихся в поздней Античности на периферии римского влияния. С другой стороны, бургунды, вестготы и (в меньшей степени) лангобарды в процессе создания собственных потестарных структур и при трансформации общественных институтов интегрировали в собственное законодательство значительное количество римских правовых обычаев, терминов и установлений.
Безусловно, нахождение на римской земле какого-либо племени, даже в течение длительного временного промежутка, вовсе не означало автоматического включения римских юридических норм и институтов в состав законодательства, которое принимали их предводители — основатели первых королевских династий в Западной Европе (как Хлодвиг салических франков). Именно поэтому законодательство салических и рипуарских франков в относительно небольшой степени задействует в практике правоприменения специфические римские институты, правовые нормы и представления, продолжая апеллировать прежде всего к архаическим порядкам и обычаям эпохи общинного строя, некоторые из которых сложились задолго до появления франков в пределах Галлии.
Нельзя не отметить и тот факт, что германская правовая традиция после вторжения варваров являлась на территории Галлии преобладающей, но не единственной, поскольку для римского населения Южной Галлии, помимо законодательства завоевавших их салических франков, сохраняли актуальность нормы римского права, содержавшиеся в Бревиарии Алариха II (Breviarium Alarici, 506 г.) и Кодексе Эйриха (Codex Euricianus, согласно современной датировке — 476 г.[7]; согласно датировке конца XIX ― начала XX в. — между 469 и 481 гг.[8]). В пределах всей Галлии продолжал сохранять значительное влияние в качестве свода римских правовых норм Кодекс Феодосия (источник Бревиария); римские юридические нормы и представления были широко распространены не только среди преобладавшего по численности в V–VI вв. галло-римского населения, но и в среде завоевателей-германцев[9].
Кроме того, мы имеем в своём распоряжении интересные свидетельства контактов в сфере правовой культуры германцев — завоевателей и исконных жителей Британии и Галлии — кельтов[10]. Несмотря на относительно позднюю фиксацию, континентальное и островное кельтское право должно было отражать довольно развитую систему юридических понятий и институтов, также отражавших архаические реалии развития общества кельтов. Кроме того, на Британских островах огромное влияние на развитие социально-экономической организации — в целом, и правовой культуры — в частности, оказали нашествия викингов, начало которых принято относить к 793 г.[11]
Языковая ситуация в сфере фиксации права на континенте и на Британских островах в раннее Средневековье не была однородной. Если в англо-саксонских королевствах право изначально фиксировалось на народном, древнеанглийском языке, а латинский их перевод появился только в начале XII в., то на континенте, в области обитания салиев и рипуариев, фризов, саксов и тюрингов, право с VI по IX вв. фиксировалось исключительно на латыни, а единственный перевод на древневерхненемецкий язык относился уже к периоду правления императора Людовика Благочестивого (814–840).
Для тех территорий континентальной Европы, которые были заняты германскими племенами и союзами племён, была до известной степени характерна языковая пестрота. Крупные союзы племён формировали свои собственные диалекты в рамках единой германской общности. Территория салических франков в языковом отношении делилась на носителей нижнефранкского, восточно-франкского и южнофранкского диалектов. Территория расселения рипуарского союза племён совпадала с зоной распространения рипуарского диалекта, соприкасаясь на юге с мозельско- и рейнско-франкским диалектами[12]. Западные области расселения франков (бассейн рек Сена, Луара) были до конца V в. провинциями Римской империи, поэтому под влиянием галло-римского населения здесь происходила быстрая романизация пришлого германского населения[13].
Преобладание бывших подданных Рима, а затем — большие усилия Римской церкви (при поддержке правителей франков) по массовому обращению завоевателей в истинную веру приводили к тому, что латинский язык становился официальным языком права и частной переписки[14]. Вместе с тем тот вариант латинского, который в отечественной исторической науке принято называть «вульгарной латынью», на территории расселения франков впитывал в себя многочисленные заимствованные слова из языка германцев[15] и некоторые лексические единицы галльского языка[16]. Последний безоговорочно уступил роль языка повседневного общения латинскому языку только в IV–VI вв., по мере продвижения языка победителей из городов в сельскую местность, с юга на север, в бассейн Сены, Луары, Мозеля.