Французский лингвист А. Доза предполагал, что к моменту вторжения франкских племён в пределы Римской империи большинство колонов и других зависимых жителей римских поместий говорили на «вульгарной» (народной) латыни[17]. Этот народный язык, как показывают исследования современных лингвистов и историков, до известной степени уже к 800 г. являл собой самостоятельное явление по отношению к латыни литературных произведений, юридических кодексов и богословских трактатов[18]. Именно на рубеже VIII–IX вв., с началом проведения реформы обучения и в особенности — деятельности Алкуина, советника Карла Великого, происходит чёткое разделение языка на «классическую» латынь (в том виде, как она была восстановлена Алкуином) и разговорный романский язык[19].
При этом в письменной народной латыни, на которой писались варварские правды, также отражались ведущие процессы развития языка, порой совершенно разнонаправленные. Например, в Рипуарской правде по мере последовательной фиксации четырёх хронологических слоёв (с VI по VIII вв.) происходила унификация написания латинских слов, их очищение в результате отхода от передачи их повседневного произношения, тогда как различия в написании окончаний, примеры неверного согласования различных частей речи, по мере приближения к эпохе Каролингов численно только возрастали[20].
Развитие языковой ситуации в Меровингском государстве, а затем в Империи Каролингов не было линейным. По мнению А. Баха, в VII–IX вв. происходила активная борьба между группами галло-римлян и романизированных франков, использовавших в бытовом общении народную латынь, и франками районов Турне, Камбрэ, Суассона, продолжавшими говорить на своём родном языке. В областях между Триром и Ахеном (горы Айфель), в долине Мозеля, несмотря на их особую близость к немецкому миру, «латиноязычные островки» сохранялись очень долго; язык завоевателей не ассимилировал язык местного населения, в результате чего двуязычие в этом регионе сохранялось до IX в. С другой стороны, окончательная романизация областей Северной Галлии, занятых франками в течение VI в., затянулась вплоть до IX–XIII вв[21].
Более того, невозможно было чётко разделить носителей языка по принципу социальной иерархии: первые Каролинги активно использовали рейнско-франкский диалект тех земель, откуда они были родом, в качестве языка повседневного общения «придворного» круга[22], а Карл Великий закреплял за собой право изъясняться на покорённых им территориях бывшей Римской империи на одном из древненемецких диалектов, содействовал созданию переводов церковных текстов и записи германских героических песен (не сохранились)[23]. Тем не менее, разделение латинского и романского языка на отдельные диалекты в IX в. только начиналось, поэтому термин franciscus, скорее всего, не обозначал чётко обособленный от письменной латыни и древненемецких диалектов самостоятельный язык[24].
Ряд германских слов и выражений, даже будучи латинизированными, были зафиксированы в двух франкских правовых источниках и капитуляриях, прибавленных к первоначальному тексту L. Sal. Сюда можно отнести обозначения должностей раннего Франкского государства (sacebaro, двн. saca — «судебный процесс»; grafio от двн. grävo[25], ср. древнеангл g(e)refa; thunginus — «судья на тинге»[26]; rachineburgius, возможно, от двн. rehhôn — «говорить, разбирать дело, толковать», и burgio — «поручительство»[27]) и различных судебных процедур ((ad)mannire от двн. manan, manen, manon — «призывать (на суд), распоряжаться»; mallus от двн. mahal, mäl — «судебное заседание», и производные от предыдущего — глагол admallare, причастие admallatus; forbannitus, ferrebannitus — «обвинённый в чём-либо» от двн. gibannan или kipannan — «вызывать в суд, созывать судебное заседание»[28]). Обозначения некоторых штрафов и выплат (achasius — «выплата вдовы в отношении рода умершего мужа или короля при новом замужестве»; fredus — «королевский мир, выплата в пользу короля»; liudis или leode — «штраф за лишение жизни»; reip(p)us — «плата родственникам вдовы со стороны нового мужа»; weregildus — «вира за убийство человека»), патроната одного человека по отношению к другому (mundburd — от древневерхненем. munt — «рот», эвфемизм)[29] также происходят из общегерманского пласта лексики.
Помимо этого, нельзя не остановиться на столь интересном явлении в истории раннего континентального права, как мальбергская глосса (malbergische Glossen, в издании Экхардта — fränkische Glossen)[30]. В латинском тексте они повсюду выделены стоящим впереди сокращением mal. или malb. (с титлом над последними буквами), которое в критических изданиях расшифровывают как mallobergo[31]. Кроме того, нередко в сочетании с сокращением mal(b). препозитивно и постпозитивно употребляется латинское указательное выражение hoc est или глагол esse в личной форме 3 лица мн. числа (в рукописях групп A и C). Встречаются также титулы, в которых слово mallobergo опускается[32]. Происхождение слов и выражений, которые включаются в состав мальбергской глоссы, до конца не выяснено[33]. Дискуссия о датировке мальбергской глоссы очень обширна и относит время её возникновения к совершенно разным историческим периодам — от последних десятилетий V и начала VI вв.[34] до времени правления Людовика Благочестивого[35].
Есть определённые основания полагать, что мальбергская глосса являлась древним лексическим пластом[36], а ко времени начала Каролингской династии — и вовсе архаизмом. Во-первых, уже для переписчиков древнейшей группы рукописей L.Sal. (A) их происхождение, скорее всего, не было ясно: в рукописи München. Clm. 4115* после списка титулов L. Sal. стояло небольшое авторское пояснение относительно счёта солидов и денариев в тексте, а также о «греческих словах» (так он назвал франкские глоссы), которые были обнаружены переписчиком in ipso libro и, очевидно, отличались от современных ему выражений[37]. Ряд глосс в рукописи А-1 вообще не соотносятся с тем титулом или параграфом, в тексте которого они встречаются, что является результатом ошибки переписчика, возможно, связанной с тем, что изначально в протографе глосса стояла на полях (нем. Randglosse) напротив определённого правового казуса[38]. Предположение о том, что переписчик München, Clm. 4115* плохо знал древненемецкий диалект, может быть опровергнуто тем, что в тексте L. Alam. той же рукописи он дважды[39] написал внизу листов современные ему немецкие слова (morgengab и lande bunde).
Во-вторых, такие глоссы возникли в тексте L. Sal. и меровингских капитуляриев не единовременно: та их часть, которая представляет собой перечень штрафов за правонарушения, «вербализацию и дополнение латинского текста посредством технических выражений в том виде, как они использовались на судебном заседании (in mallobergo)»[40], безусловно, является наиболее древней и может происходить из дохристианских времён; некоторая же часть глосс и слов германского происхождения (примерно 10 %) происходит из класса рукописей D[41] и капитуляриев, которые не содержатся в классе А (Edictum Chilperici 561–584 гг., Capitulare V)[42]. Однако нам кажется, что отсутствие мальбергской глоссы в текстах класса E, K и S середины VIII — середины IX в. однозначно говорит в пользу её датировки временем не позднее середины VIII в. и вряд ли — ранее VI в.[43]
Как было отмечено выше, древнейшие английские законы VII–XI вв. изначально были записаны на народном (древнеанглийском) языке. Их выборочный перевод на латынь, с сохранением значительного слоя германской лексики, местами непонятной переписчику, местами трудно переводимой на другой язык, был осуществлён уже после нормандского завоевания, в начале XII в. До сих пор ведутся споры о том, почему англосаксонское законодательство было зафиксировано на древнеанглийском языке германской языковой группы, а не на латыни. В числе наиболее вероятных причин называются противостояние англо-саксов местному кельтскому населению, особенно многочисленному на границе королества Нортумбрии и современной Шотландии, а также на Западе Британии (королевство Уэссекс, земли Уэльса и Корнуолла); появление на Британских островах в конце VIII в. серьёзной угрозы существованию этонополитических союзов англо-саксов в лице данов и последующее объединение бывших англо-саксонских королевств под властью Альфреда Великого в конце IX в.; изначально тесные отношения между племенами англов, саксов и ютов, что также способствовало тесному межплеменному общению и малому различию диалектов; крайне слабая степень романизации Британии к началу V в.