Писатели, проникнутые чувствомъ своего превосходства, глубоко презирающіе волненія толпы, обрекаютъ человѣчество всецѣло двигаться такимъ образомъ въ безвыходномъ, заколдованномъ кругу. По ихъ мнѣнію, толпа совершенно не способна къ самостоятельному мышленію, и неизбѣжно поддается демагогамъ, которые, преслѣдуя свои интересы, направляютъ массы отъ прогресса къ реакціи и обратно. Дѣйствительно, въ массѣ индивидовъ, тѣсно сплоченныхъ другъ съ другомъ, легко создается общая всѣмъ душа, всецѣло подчиняющаяся одной страсти, проявляющаяся въ однихъ и тѣхъ же крикахъ энтузіазма или отчаянія, — это какъ бы одно существо съ тысячью голосовъ, безумныхъ отъ любви или ненависти. Въ теченіе нѣсколькихъ дней, нѣсколькихъ часовъ водоворотъ событій увлекаетъ одну и ту же толпу къ самымъ противоположнымъ проявленіямъ — восторга или проклятій. Тѣ изъ насъ, которые сражались за коммуну, знаютъ эти страшные приливы и отливы народныхъ волнъ. Когда мы отправлялись на баррикады, насъ провожали трогательными привѣтствіями, слезами восторга въ глазахъ, женщины нѣжно махали платками. Но какъ принимали тѣхъ изъ вчерашнихъ героевъ, которые избѣгнувъ смерти, возвращались, какъ плѣнники, окруженные солдатами. Во многихъ кварталахъ толпа состояла изъ тѣхъ же самыхъ людей, но какой полнѣйшій контрастъ въ ея чувствахъ и настроеніяхъ! Какіе негодующіе крики и проклятія. Сколько дикой ненависти въ ея словахъ: «Смерть! Смерть! Разстрѣлять ихъ. На гилльотину»!
Однако бываетъ толпа и толпа, и коллективное сознаніе, слагающееся изъ тысячи индивидуальныхъ, хотя бы и слѣдовало полученному импульсу, все же болѣе или менѣе ясно даетъ себѣ отчетъ, по характеру своей эмоціи, дѣйствительно ли хорошо то, что совершено. Съ другой стороны не подлежитъ сомнѣнію, что вмѣстѣ съ прогрессомъ человѣчества увеличивается число людей, сохраняющихъ сильно развитую индивидуальность и остающихся самими собою, со своими собственными убѣжденіями и самостоятельнымъ образомъ дѣйствій.
Иногда такихъ людей, думающихъ болѣе или менѣе одинаково, самихъ бываетъ достаточно, чтобы составить цѣлое собраніе, настроенное единодушно и съ одинаковыми стремленіями; безъ сомнѣнія безсознательные инстинкты и привычки могутъ и здѣсь выступить наружу, но только на время, и личное достоинство беретъ верхъ. Обыкновенно такія собранія, члены которыхъ уважаютъ другъ друга, очень отличны отъ крикливыхъ собраній массъ, способныхъ опускаться до звѣрства. По своей численности они представляютъ какъ бы толпу, но по той выдержанности, которую они проявляютъ — это группа личностей, остающихся вполнѣ самими собой, съ своими собственными убѣжденіями, составляя вмѣстѣ съ тѣмъ въ своемъ цѣломъ, какъ бы высшее существо, сознающее свою волю и осуществляющее ее въ своей работѣ. Часто сравниваютъ толпу съ войскомъ, которое смотря по обстоятельствамъ или увлекается охватывающимъ всѣхъ безумнымъ героизмомъ или обращается въ бѣгство въ паническомъ страхѣ. Но въ исторіи не мало примѣровъ такихъ сраженій, въ которыхъ люди смѣлые и рѣшительные борятся до конца совершенно сознательно и съ непреклонной рѣшимостью.
Конечно, колебанія толпы имѣютъ мѣсто, но въ какой мѣрѣ? Что бы отвѣтить на этотъ вопросъ, надо обратиться къ событіямъ. Для того, чтобы констатировать прогрессъ, слѣдовало бы установить: на сколько увеличилось въ историческомъ процессѣ число мыслящихъ людей, сознательно дѣйствующихъ въ одномъ направленіи, не заботясь ни объ одобреніи, ни о порицаніи толпы. Но подобная статистика тѣмъ болѣе невозможна, что даже среди новаторовъ не мало такихъ, которые являются таковыми только на словахъ, въ дѣйствительности же легко даютъ увлечь себя окружающимъ ихъ мыслящимъ молодымъ товарищамъ. Съ другой стороны много такихъ, которые изъ гордости и тщеславія стараются казаться непоколебимыми, какъ скала передъ потокомъ событій, но однако теряютъ почву подъ ногами и помимо воли мѣняютъ свой образъ мыслей и свою рѣчь. Кто же теперь въ откровенной бесѣдѣ не признаетъ себя соціалистомъ? Хотя бы уже по тому, что онъ старается отдать себѣ отчетъ въ аргументахъ противника, онъ долженъ честно понять ихъ, до извѣстной степени даже раздѣлить ихъ и ввести въ общее понятіе объ обществѣ, отвѣчающее его идеалу совершенства. Сама логика требуетъ усвоенія чужихъ мыслей и дополненія ими своихъ.
Мы революціонеры должны дѣйствовать подобнымъ же образомъ. Мы также должны стараться понять совершенно искренно и правдиво всѣ идеи нашихъ противниковъ, мы должны сдѣлать ихъ своими, но придавая имъ истинный ихъ смыслъ. Всѣ запоздалыя разсужденія нашихъ оппонентовъ съ ихъ устарѣлыми доводами, конечно, найдутъ себѣ надлежащее мѣсто, но не въ будущемъ, а въ прошломъ. Они принадлежатъ философіи исторіи.
III.
Періодъ чисто инстинктивныхъ движеній теперь уже миновалъ: революціи не будутъ уже совершаться случайно, потому что прогрессъ становятся все болѣе и болѣе сознательнымъ и разумнымъ. Животное или ребенокъ всегда кричитъ, когда его бьютъ, и вообще реагируетъ извѣстнымъ движеніемъ или ударомъ: такъ и мимоза складываетъ свои листья отъ всякаго внѣшняго раздраженія; но отъ этихъ непроизвольныхъ движеній далеко еще до систематической и упорной борьбы противъ гнета. Народамъ прежде казалось, что событія слѣдуютъ одни за другими безъ всякаго порядка, но они наконецъ научились познавать связь между ними и ихъ неумолимую логику, они начинаютъ понимать, что и имъ также слѣдуетъ держаться извѣстнаго образа дѣйствій, чтобы выйти побѣдителями. Соціальная наука, указывающая причины рабства и какъ противовѣсъ — средства освобожденія, понемногу освобождается отъ хаоса противорѣчивыхъ мнѣній.
Первый фактъ, разъясненный этой наукой тотъ, что никакая революція не можетъ совершиться безъ предшествующей ей эволюціи. Конечно, древняя исторія разсказываетъ намъ о множествѣ такъ называемыхъ «дворцовыхъ революцій», т. е. о замѣнѣ одного короля другимъ, какого либо министра или фаворитки другимъ совѣтникомъ или новой фавориткой. Но подобныя перемѣны, неимѣющія ровно никакого общественнаго значенія и касающіяся въ дѣйствительности только отдѣльныхъ личностей, могли совершаться безъ малѣйшаго содѣйствія со стороны народныхъ массъ: для этого оказывалось достаточно, чтобы нашелся наемный убійца съ хорошо отточеннымъ кинжаломъ, и тронъ будетъ имѣть новаго замѣстителя. Безъ сомнѣнія, прихоть короля могла тогда вовлечь королевство и толпу подданныхъ въ непредвидѣнныя авантюры, но народу, привыкшему къ послушанію и покорности, оставалось только сообразоваться съ желаніями свыше: онъ не пытался выражать свое мнѣніе о дѣлахъ, которыя ему казались неизмѣримо выше его ограниченной компетенціи. Точно также въ странѣ, которую оспаривали другъ у друга двѣ враждебныя династіи съ своими аристократическими и буржуазными кліентами, кажущіяся революціи могли совершаться при помощи убійствъ: такой заговоръ убійцъ, благопріятствуемый успѣхомъ, передавалъ тронъ другому лицу, измѣняя личный составъ правительства; но какое значеніе имѣетъ это для угнетеннаго народа. Наконецъ, въ такомъ государствѣ, гдѣ основаніе власти было нѣсколько расширено существованіемъ оспаривавшихъ главенство классовъ, стоявшихъ надъ безправной толпой, заранѣе обреченной на полное подчиненіе торжествующему классу, еще возможны уличныя битвы, сооруженіе баррикадъ и провозглашеніе временнаго правительства въ городской ратушѣ.
Но новыя попытки въ этомъ направленіи едва ли могутъ удасться въ нашихъ городахъ, обращенныхъ въ укрѣпленный лагерь, съ казармами и цитаделями; уже послѣднія «революціи» въ этомъ родѣ имѣли только временный успѣхъ. Такъ въ 1848 г. Франція шла лишь прихрамывая за тѣми, кто провозгласилъ республику, не зная, что они понимали подъ этимъ словомъ, и воспользовались первымъ случаемъ, чтобы повернуть въ другую сторону. Масса крестьянъ, съ мнѣніемъ которыхъ не справлялись, но которая тѣмъ не менѣе все же заявила его — правда неясно, темно, неопредѣленно, но все же съумѣла выразить что пока эволюція крестьянства не совершилась — оно не хочетъ революціи, которая тѣмъ самымъ оказалась преждевременной; едва прошло три мѣсяца со времени революціоннаго взрыва, какъ масса избирателей возстановила старый порядокъ въ его традиціонной формѣ, къ которому еще тяготѣли ихъ рабскія души: такъ вьючное животное по привычкѣ подставляетъ свою надорванную спину подъ новую тяжесть. Точно такъ же революція коммуны, столь удивительно удавшаяся и неизбѣжно вызванная обстоятельствами, очевидно, не могла восторжествовать, потому что она была совершена только половиной Парижа и опиралась во всей Франціи только на промышленные центры: начавшійся отливъ затопилъ ее въ морѣ крови. Теперь уже недостаточно повторять старыя формулы vox populi, vox Dei, и испускать воинственные крики, развѣвая въ воздухѣ знаменами. Достоинство гражданина можетъ при извѣстныхъ обстоятельствахъ потребовать отъ него, чтобы онъ воздвигалъ баррикады, защищалъ свою страну, свой городъ или свою свободу; но онъ не долженъ воображать, что хотя бы малѣйшій вопросъ могъ быть отданъ на невѣрное рѣшеніе ружейныхъ пуль.
Преобразованіе должно совершиться въ головахъ и сердцахъ прежде чѣмъ напрячь мускулы и превратиться въ историческій феноменъ. Однако, что вѣрно относительно прогрессивной революціи, не менѣе вѣрно и относительно революціи регрессивной или контръ-революціи. Конечно партія, захватившая правительственную власть, располагающая высшими должностями, почетомъ, деньгами и общественной силой, можетъ причинить очень много зла и въ извѣстной степени способствовать ослабленію тѣхъ, у которыхъ она узурпировала ее; однако она можетъ воспользоваться своей побѣдой только въ границахъ, опредѣляемыхъ равнодѣйствующей общественныхъ мнѣній, въ иныхъ случаяхъ ей придется отказываться отъ рискованнаго примѣненія уже декретированныхъ мѣръ и законовъ, вотированныхъ собраніями представителей покорныхъ ея волѣ. Моральное и интеллектуальное вліяніе среды постоянно сказывается на обществѣ въ его цѣломъ, съ одинаковой силой на людяхъ, стремящихся къ господству, какъ и на послушной толпѣ добровольныхъ рабовъ, и въ силу этого вліянія колебанія двухъ концовъ оси могутъ отклоняться въ ту и другую сторону лишь довольно слабо.