Евреи, конфуцианцы и протестанты. Культурный капитал и конец мультикультурализма — страница 6 из 44

[45].

7. Житейские добродетели. Хорошо сделанная работа, опрятность, учтивость, пунктуальность — это «смазка», необходимая для функционирования экономических и социально-политических систем. Как демонстрируют более 700 млрд долл., теряемые Эквадором из- за опозданий, житейские добродетели могут выражаться во вполне конкретных экономических показателях. Пунктуальность характерна для всех 15 стран, занявших высшие места в последнем Индексе конкурентоспособности Мирового экономического форума, из которых 8 — протестантские, а 2 — конфуцианские (Сингапур и Япония).

8. Образование. Ценность, придаваемая образованию как мужчин, так и женщин, тесно связана с модернизацией. Она испытывает сильное влияние религии или этического кодекса: протестантизм и иудаизм, в отличие от католицизма, поощряли образование, потому что иначе верующие не смогли бы читать Библию; в конфуцианстве ученость занимает высшее место на шкале авторитета; это подтверждается высоким положением ученых чиновников в императорском Китае. Стоит упомянуть, что в 1905 году более 90% японских мальчиков и девочек начального школьного возраста посещали школу — больше, чем в любой другой стране того времени[46].

Мы считаем, что именно образование является эффективным связующим звеном между человеческим и культурным капиталом. Нобелевский лауреат по экономике Гэри Беккер определяет человеческий капитал следующим образом: «Школьное обучение, компьютерные курсы, затраты на медицинское обслуживание и лекции о пользе пунктуальности и честности — тоже капитал. Это объясняется тем, что они приводят к росту заработков, улучшению здоровья, а также развивают полезные привычки и навыки человека на протяжении большей части его жизни. Поэтому экономисты рассматривают расходы на образование, подготовку, медицинское обслуживание и т.п. как инвестиции в человеческий капитал. Все это называется человеческим капиталом, так как люди не могут быть отделены от их знаний, умений, здоровья и ценностей таким же образом, каким они могут быть отделены от своих финансовых или физических активов»[47].


ЭКОНОМИЧЕСКОЕ ПОВЕДЕНИЕ

9. Труд/достижения. Труд как средство достижения благополучия и хорошей жизни —• это еще одна ценность, общая для протестантизма и иудаизма. В католической доктрине, унаследовавшей многие черты древнегреческой и древнеримской философии, хорошая жизнь отождествлялась с духовными предметами, созерцанием и художественными достижениями. Труд, особенно физический, ниже достоинства людей, принадлежащих к элите, это удел низших классов. Экономическая деятельность непрестижна. А если вспомнить о преимуществе, которое католическая доктрина отдает бедности («Легче верблюду пройти через игольное ушко, чем богатому войти в Царствие небесное» (Мф 19, 24)), легко понять, почему и сегодня в католицизме сохраняется двойственность в отношении к капитализму.

Католические ценностные приоритеты по сути дела разделялись конфуцианскими странами — в случае Японии до второй половины XIX в., а в случае Южной Кореи, Китая и родственных ему Тайваня, Гонконга и Сингапура — до второй половины XX в. Однако из соображений национальной безопасности и авторитета экономическая активность, которая в конфуцианской традиции считается менее престижной, чем занятия ученого, солдата и крестьянина, была выдвинута на передний план. Результатом стало раскрепощение всех ценностей, которые объединяют конфуцианство с протестантизмом: образования, роли личных достоинств, бережливости, стремления к достижениям, житейских добродетелей.

Сходную трансформацию ценностей, имеющих отношение к экономической деятельности, претерпели и католические — теперь именуемые порой «посткатолическими» — общества Ирландии, Италии, Квебека и Испании, хотя неполнота этой трансформации очевидным образом проявилась во время нынешнего кризиса евро.

Данные World Value Survey подтверждают значимость того, как люди относятся к труду. Инглхарт приходит к выводу: «Внутренняя мотивация к труду положительно коррелирует с прогрессом. Общества, в которых труд воспринимается только как источник средств к существованию, демонстрируют низкий уровень прогресса»[48].

10. Бережливость. Экономические «чудеса», явленные миру Японией, Южной Кореей, Тайванем, Гонконгом, Сингапуром, а сегодня также Китаем и Вьетнамом, во многом стали возможны благодаря очень высокому уровню сбережений. В 2001 г. в Сингапуре сбережения составляли 44,8% ВНП, а в Китае — 40,1 %[49]. Высокий уровень сбережений в сочетании с такими конфуцианскими ценностями, как образование, почитание личных достоинств и стремление к достижениям, а также с экспортно-ориентированной экономической политикой в значительной мере объясняет эти чудеса.

Но бережливость не всегда является экономической ценностью — затянувшаяся экономическая стагнация последних лет в Японии частично может быть вызвана низким уровнем внутреннего потребления. Кроме того, бережливость не есть вечная ценность, о чем свидетельствует низкий уровень сбережений в США, плохо согласующийся с основами протестантской этики.

11. Предпринимательство. Йозеф Шумпетер, американский экономист австрийского происхождения, видел в предпринимательской функции основной двигатель экономики. Он доказывал, что одних сбережений и инвестирования недостаточно. Формула должна быть дополнена творческим духом человека: «Функция предпринимателей заключается в том, чтобы реформировать или революционизировать производство, используя изобретения или, в более общем смысле, используя новые технологические решения для выпуска новых товаров или производства старых товаров новым способом, открывая новые источники сырья и материалов или новые рынки, реорганизуя отрасль и т.д.»[50].

Шумпетер считал, что предпринимательство требует «совершенно особых способностей, которые присущи лишь небольшой части населения»[51]. Думаю, в данном случае он был не прав в двух отношениях: (1) доля предпринимателей в обществе зависит от культуры: в Швеции культура, тяготеющая к прогрессу, порождает в относительном выражении намного больше предпринимателей, чем противящаяся прогрессу культура Аргентины, не говоря уж об исламском мире и Гаити; и (2) в культурах, тяготеющих к прогрессу, предпринимательство — гораздо менее элитистская функция, чем полагал Шумпетер: взрывная индустриализация и бурный рост торговли в США и Японии были осуществлены усилиями буквально миллионов предпринимателей, из которых кое-кто создал крупные предприятия, но гораздо большее число создало мелкие. Более того, предпринимательство не ограничено лишь частным сектором — государственные администраторы, внедряющие инновации, могут сыграть важнейшую роль в прогрессе общества, творчески разрабатывая и осуществляя политические меры.

Тот факт, что доля предпринимателей среди жителей Гаити мала, ставит под сомнение действенность магического рецепта решения проблемы неразвитости, предлагаемого перуанским автором Эрнандо де Сото в книге «Загадка капитала»[52]. Он, безусловно, прав, указывая на то, что, если собственность бедняков официально зарегистрировать, это может принести огромную выгоду, поскольку они получат возможность использовать ее в качестве обеспечения кредитов. Но проблема в том, что именно такой человек сделает с заемными деньгами, если культура не сформировала в нем стремление к предпринимательству (не говоря уж об отсутствии благоприятного инвестиционного климата в таких странах, как Гаити — одна из тех, о которых пишет де Сото). Вероятно, реакция моего зятя-гаитянина на этот вопрос очень точно характеризует ситуацию: «Многие потратят деньги на то, чтобы уехать в США».

Контраст между англо-протестантским и иберо-католическим отношением к предпринимательству и глубина разделяющих их культурных различий тонко подмечены в дневнике американского ученого и дипломата Джона Л. Стивенса, который в 1839—1840 гг. путешествовал по Центральной Америке и после осмотра вулкана Масайя в Никарагуа записал следующее: «Я не мог не задуматься о том, как расточительно обходятся со щедрыми дарами Провидения в этой благодатной по климату, но бедствующей стране! В моей стране этот вулкан стал бы настоящим сокровищем, с хорошей гостиницей на вершине, с ограждением вокруг кратера, чтобы дети не могли свалиться, с лестницами, зигзагами спускающимися в кратер, и стаканом ледяного лимонада на дне»[53].

12. Готовность к риску. Готовность к риску неразрывно связана с предпринимательством. И то и другое — производные от мировоззрения, в частности от представлений о знании и о способности человека влиять на собственную судьбу. В фаталистических культурах риск скорее всего будет считаться не поддающимся расчету, так как он является следствием действия мистических сил. Невозможность просчитать риск может также поощрять авантюристическое поведение. В культурах, тяготеющих к прогрессу, ощущение контроля над своей судьбой в сочетании с готовностью учитывать реальные факты воспитывает способность оценивать вероятности и рассчитывать степень риска.

13. Конкуренция. Здесь будет уместно привести высказывание Грондоны: «Необходимость конкурировать ради достижения богатства и первенства есть характеристика обществ, благоприятных для развития. Конкуренция — это центральный элемент в успехе предпринимателя, политика, интеллектуала, профессионала. В сопротивляющихся развитию обществах... предполагается, что заменой ей будут солидарность, лояльность и сотрудничество... В сопротивляющихся развитию обществах отрицательное отношение к конкуренции отражает узаконенную зависть и утопию равенства. Хотя такие общества порицают соперничество