Еврейское остроумие. Земля обетованная — страница 3 из 15

Такой же вопрос задают следующему.

— Мои родители имели поместье, но не такое большое, как колхоз «Светлый путь», а совсем маленькое…

Спрашивают третьего:

— Ну, а ваши родители чем до революции занимались?

— Мои родители имели бардак, но не такой большой, как сейчас, а совсем маленький бардачок.


* * *


— А при коммунизме в паспорте будет пятая графа?

— При коммунизме не будет паспортов. А в удостоверении личности будет пункт: «Был ли евреем при социализме?»


* * *


— Мы бы вас взяли, но нам нужен сотрудник со знанием высшей математики.

— Я окончил мехмат.

— Очень хорошо, но нужно также знать ядерную физику.

— Я также окончил физфак.

— Замечательно! Но дело в том, что в Ашхабаде у нас есть подшефное предприятие, так что нужно знать туркменский язык.

— Я знаю туркменский язык.

— Долго ты еще будешь надо мной издеваться, еврейская морда?!


* * *


Еврей поступает в аспирантуру на кафедру истории. На экзамене по истории он отвечает на все вопросы, но от него требуют все новых имен и дат.

— Историку нужна особенно хорошая память! — говорят ему.

— О, у меня прекрасная память. Себя я помню с восьмидневного возраста: надо мной склонился седобородый еврей и отрезал мне путь к поступлению в аспирантуру!


* * *


— Привет, Рабинович! Как ты изменился! Без бороды, без усов.

— Извините, но я — не Рабинович.

— Как? Ну, ты даешь — и имя поменял?!


* * *


Пришел вождь каннибальского племени к костру. Видит — кучка пленных сиротливо в уголке мнется. Вождь спрашивает у шамана:

— А чего ребята этих не жрут?

— Да ты понимаешь… отказываются. Говорят: «Мы их кушать не будем: они евреи».

— А ты им объясни, что евреи — тоже люди.


* * *


— Я русский, — гордо выпрямился Зорин.

— А я американский, — скромно сказал Киссинджер.


* * *


«Евреи — как намыленные муравьи!» — с возмущением и завистью говорил один аспирант с мехмата. Понятно, будучи славянином, он не слишком комфортно чувствовал себя в обществе всех этих семитов, полусемитов и околосемитов, составлявших подавляющее большинство. Но самым вожделенным и, увы, практически недосягаемым для человека с пятой графой был партбилет. Да, Рабинович хотел в партию. Это теперь он над этим смеется и с удовольствием рассказывает анекдоты примерно такого содержания.


Рабинович приходит к секретарю парторганизации и просит походатайствовать о его приеме в партию. Секретарь говорит, что нужно сначала пройти собеседование:

— Ты знаешь, кто такой Карл Маркс?

— Нет.

— А Фридрих Энгельс?

— Нет.

— Слушай, ты не готов к приему в партию, никого из товарищей не знаешь.

— Скажите, вы Изю Федельмана знаете?! Нет! А Арона Гершензона? Тоже нет?! Ну и что из того?! Я не знаю ваших товарищей, вы — моих. Примите меня в партию и все перезнакомимся!


* * *


Рабиновича рекомендовали в партию как передовика производства, автора стенгазеты и многодетного отца. На собеседовании Рабиновича спрашивают:

— Дети есть?

— Нету!

— А по паспорту — трое!

— Разве это дети? Это — сволочи!

— Сколько лет?

— Простите, что?

— Ну, сколько лет вы жили?

— А! Тридцать!

— А по паспорту — сорок!

— Так 10 же лет — в колхозе!

— Но вы же жили!

— Шоб вы так жили!

— Родственники за границей есть?

— Нету!

— А по нашим сведениям, в Израиле…

— Так разве то они за границей? То я за границей!


* * *


— Рабинович, вы — член партии?

— Нет, я ее мозг!


* * *


У Рабиновича спрашивают:

— Возможна ли в СССР многопартийная система?

— Невозможна, потому что больше одной партии народ не сможет прокормить.


* * *


У Рабиновича спрашивают:

— Будут ли деньги при коммунизме?

— Будут. Но не у всех.


* * *


— Рабинович, какой ад лучше: капиталистический или социалистический?

— Конечно, социалистический: то дров нет, то смолу на другой объект отправили, то черти пьяные…


* * *


Рабиновича выгнали из партии. Хаймович интересуется за что.

— Вынесли три выговора — и выгнали! Подходит ко мне парторг и спрашивает, почему я не был на последнем партсобрании. Ну я ему: «Я же не знал, что оно — последнее! Если бы знал — обязательно бы пришел!»

— А второй за что?

— Да опять этот парторг! Пришел ко мне в кабинет, а у меня над столом два портрета — Хрущева и Брежнева. Он так строго спрашивает:

— Зачем ты эту морду повесил?

«Какую?» — спрашиваю, а он мне второй выговор. Невзлюбил он меня и на общем собрании под монастырь подвел, спрашивает: «Рабинович, как ты представляешь себе коммунизм?» Ну, я ему с энтузиазмом:

— Прямая, ярко освещенная солнцем дорога, с одной стороны лежат деньги, с другой — продукты, подходи — бери сколько хочешь!

Он аж затрясся.

— Рабинович! При коммунизме денег не будет!

А я:

— А продуктов?


* * *


Выгнали Рабиновича из партии, лишили премии и отправили в отпуск в декабре. И

приснился ему как-то чудесный сон:

Снится ему, что Израиль захватил СССР, всех евреев построили на Красной площади, туда въезжает Голда Меир на броневике и через мегафон спрашивает:

— Евреи! Чего вы хотите?

И все евреи дружно, в один голос отвечают:

— Чтобы Рабиновича восстановили в партии!


* * *


Приходит Рабинович домой и мрачно говорит жене:

— С завтрашнего дня буду приходить домой на два часа раньше и на 30 рублей буду больше в получку приносить!

Жена, обрадованно:

— Тебя что, повысили?

— Да нет, из партии выгнали.


* * *


В поезде идет разговор о знаменитых людях. Участвующий в разговоре еврей повсюду видит «своих».

— Эйнштейн…

— Еврей.

— Спиноза…

— Еврей.

— Левитан…

— Еврей.

— Мендельсон…

— Еврей.

— Гейне…

— Еврей.

— О Господи Исусе, Пресвятая Богородица! — воскликнул сосед.

— Тоже евреи.


* * *


— Рабинович, почему вы в партию не вступаете?

— Потому что обязанности у меня будут, как у коммуниста, а права — как у еврея!


* * *


— Але, это КГБ?

— Да.

— К вам мой попугай не залетал?

— Нет. А вы — кто?

— Я — Рабинович. Я хотел вам сказать, что я его политических убеждений не разделяю!


* * *



— Тук-тук!

— Кто там?

— КГБ. Рабинович, у вас есть попугай?

— Есть!

— Покажите!

Рабинович открывает холодильник, оттуда вылетает попугай и орет:

— Слава КПСС! Слава КПСС! Слава КПСС!

— Спасибо! До свиданья!

После ухода гостей Рабинович поворачивается к попугаю и говорит:

— Понял, падла, чем Сибирь пахнет?!


* * *


Разговаривают два музыканта:

— Нет, ну я не понимаю, как такую классную музыку — джаз — могли придумать какие-то негры? — Сема, успокойтесь, они-таки были негры только по паспорту!


* * *


Еврейская семья на опере «Евгений Онегин». Теща спрашивает у зятя-гоя:

— Скажи, а Онегин — еврей?

— Нет, Роза Марковна, он русский.

Проходит пять минут.

— Скажи, а Ленский-то еврей?

— Нет, Роза Марковна, русский.

Проходит еще пять минут.

— А Татьяна, я вижу, еврейка?

— Нет, что вы, Роза Марковна. Она чисто русская.

Проходит еще время.

— Ну, а няня Татьяны, она-то ведь еврейка, да?

— Еврейка, еврейка… — вздыхает зять. Теща поворачивается к сцене, хлопает в ладоши и кричит:

— Браво, няня!





А. Корсунь И не забудь передать привет маме…

Сижу на нарах я, в Наро-Фоминске я,

Когда б ты знала, жизнь мою губя,

Что я ведь мог бы выйти в Папы Римские,

А в мамы взять, естественно, тебя.

…И в этом перегиб и парадокс:

Кого-то выбирают Римским Папою,

Кого-то запирают в тесный бокс…

В. Высоцкий


Харьков. 20 июня 2001 года. Квартира Иваненко. 2 часа 32 минуты местного времени[1]. Все спят. Истошно звонит телефон. Наконец хозяин просыпается и поднимает трубку, в ней раздается голос:

— Алло! Говорят, ты едешь к папе? Так вот; как увидишь папу, так передай ему привет от Нюмочки из Бердичева[2]. Как «какого Нюмочки»? А то он не знает. Того, шо жил в соседнем с ним доме на Старосинагогальной улице. Не, ну он помнит. И скажи ему, шо тот сюртук, который папа брал одеть на свою свадьбу[3] (шоб он мине был так здоров, как он возвращает вещи), пусть папа оставит себе — Нюмочка уже пошил себе новый.

Да, еще о дяде Боре скажи: умер три, нет, уже, наверно, четыре года назад в Бер-Шеве. Скучал ужасно. Все вспоминал о родине. О том, шо Кароль был должен ему 15 злотых, которых тот не отдал ему, когда началась война. Нет, ну об этом не говори. Папе это будет неприятно. Да и шлемазл[4] Сема, сын дяди Бори, все равно не знает ничего об этом долге.

Да, еще скажи, шо привет передает Сеня из Умани. Скажи, шо те облатки, которые папа дал ему в прошлый раз, Сеня уже продал, так шо пусть пришлет новые. И еще скажи: у народа совсем нет денег. Эти он продал по три гривны за штуку, а если больше десяти сразу — так по две гривны. Так шо более трех тысяч он не наторговал, а из них две ушло на покрытие расходов. Ну, ты же умный, ты же знаешь, шо сказать: сейчас все дорого — свет, вода, отопление.

А еще скажи, шо тетя Фира уже вышла на пенсию, так шо мы уже забыли запах курицы, которую мы ели, пока она работала экономистом на птицефабрике. Так шо пусть папа пришлет хотя бы одну итальянскую. Ну, или две… Пусть и у нас будет праздник.