Белая рубашка с аккуратным воротничком, костюм, в котором ее бедра и попа выглядят максимально странно, черные волосы, собранные сзади в хвост, челка, чулки, туфли на низком каблуке – вместе все это ощущалось так неестественно. Так, по крайней мере, показалось Аюму, пристально всматривавшейся в свое отражение.
Да, ужасно неестественно.
И хоть она и была одета по «стандартам», все собеседования заканчивались неудачей. Аюму решила не сдаваться и, обратившись в службу занятости, перешла на временные контракты. Она понимала, что это тоже своего рода отклонение от нормы. Интересно, а не является ли таковым вообще само стремление женщин работать?
Да, Аюму наконец стала взрослой, но как оказалось, взрослая жизнь – все та же старая добрая старшая школа, где все с презрением смотрят на тебя сверху вниз.
А уж презирать Кагаву Аюму, в которой всего сто сорок девять сантиметров роста, проще простого. Аюму на собственном опыте убедилась, каково это – жить в Японии с такой внешностью, что заставляет окружающих не воспринимать тебя всерьез. Школьную форму она теперь сменила на одежду, соответствующую требованиям компании, и тем не менее Аюму все так же настороженно оглядывалась по сторонам в переполненных электричках и предпочитала не ходить по ночам в одиночестве. Что бы она ни делала, ей не избавиться от своей женской униформы.
Возможно, из-за того, что Аюму казалась послушной, мужчины частенько пытались навязчиво с ней познакомиться, но стоило ей только заметить очередного претендента, она тут же старательно рушила его фантазии своими словами и действиями. В каком-то смысле это было даже просто, ведь все эти мужчины, независимо от возраста, почему-то терпеть не могли болтливых, громких женщин, общавшихся с ними на равных. Вот подошедший мужчина отпрянул, точно отлив отхлынул от берега – этот момент всегда был настолько четким, что можно было даже определить точное время, и Аюму каждый раз остро ощущала реакцию на произошедшее.
И все-таки она была бессильна.
«И почему только родители не научили меня убивать?»
Так думала Аюму, сидя в кинотеатре с одним своим знакомым и пытаясь ускользнуть от его протянутой сбоку мускулистой руки, пытающейся схватить ее ладонь. Вообще-то в «женский день» она хотела посмотреть фильм в одиночестве, но не смогла отказать ему.
На большом экране девчонка, которую специально обучал отец, профессиональный киллер, в одиночку вламывается в логово врагов и осуществляет идеальный акт отмщения. Аюму позавидовала ее мастерству, ее реакции и ее уверенности в себе, сформированной тренировками.
«Может, и мне стоило заняться хотя бы дзюдо или айкидо?»
Аюму и в самом деле сожалела о том, чего не сделала. «И зачем я только в детстве бегала на уроки фортепиано в ближайшую музыкальную школу, играла Бейера[14] по нотам? Ведь хотелось мне прямо противоположного. И вот меня, эдакую слабачку, швырнули в это общество. В мир, где никто меня не защитит».
Розовый электрошокер доставили довольно быстро, и с тех пор Аюму с ним не расставалась. Она и представить себе не могла, что однажды наступит момент, когда она действительно им воспользуется. Скорее, он был для нее чем-то вроде талисмана. Просто чтобы спокойно жить дальше.
По вечерам в электричках Аюму, уставшая, как и все остальные, бывало, рассеянно оглядывала вещи других пассажиров, размышляя, можно ли использовать их как оружие.
Например, вон та брошка в виде клоуна на одежде старушки – в случае чего можно уколоть кого-нибудь иголкой.
Или то массивное кольцо на пальце девчонки-панка – подойдет в качестве кастета.
У вон тех туфель – острые носки и шпильки, пробьют что угодно насквозь.
А вон ту сумку «Биркин» и как щит можно использовать, и бросить в кого-нибудь будет эффективно.
Все что угодно может стать оружием.
У всех найдется что-нибудь на крайний случай.
От этой мысли Аюму как будто стало легче. Грустно, конечно, что, будучи слабыми, мы не можем жить в безопасности, в мире, где брошка – это просто украшение, а туфли на шпильках – всего лишь фасон обуви.
А потом она представила себе старшеклассниц с бензопилами и топорами, отбивающихся от толпы «дядюшек». Как было бы здорово, если бы она могла провести так свои школьные годы!
Вот только когда в ее голове промелькнули образы девчонок в школьной форме с оружием наперевес, больше похожие на кадры из аниме – непропорционально большие груди, тонкие талии, руки и ноги, тесная одежда и экстремально короткие юбки, Аюму вдруг задумалась, а не стала ли уже и она сама тем самым респектабельным членом японского общества.
Какие все-таки у женщин красивые тела.
Унами Мана жадно поглощала ужин, сидя, скрестив ноги, на полу – она уже и забыла, когда последний раз делала уборку, и, согнувшись в три погибели перед экраном ноутбука, пристально следила за тем, как юная колдунья свободно летает и разит врагов наповал. Как же здорово, что она нашла в интернете рецепт удона[15] с соусом карбонара – быстро готовится прямо в микроволновке. После работы на хобби остается совсем мало времени. Даже чай заварить было недосуг, а по всей квартире то тут, то там валялись пустые пластиковые бутылки.
Главная героиня в обычной жизни – неуклюжая старшеклассница и одновременно невероятно популярная певица-айдол, которую обожают зрители. Но истинная ее сущность – колдунья, призванная защищать мир на Земле.
Как обычно, намешали всего.
Мана устало наблюдала за синеволосой ведьмочкой, в страшной суматохе пытающейся совместить все свои многочисленные роли.
«У меня сейчас глаза как у дохлой рыбы».
Мана иногда вспоминала то эссе, которое она давным-давно случайно прочитала в каком-то журнале – написал его художник, прославившийся необычными изображениями женщин. Он, мол, всегда разглядывает выдающиеся произведения «щенячьими глазками», что-то такое там было. Ее так поразило это простодушие, с которым мужчина лет сорока, а то и больше, писал о том, как восторгается чем-то, глядя на это «щенячьими глазками», что она до сих пор не смогла позабыть об этом.
По ее собственным ощущениям, в тот же миг, когда она вот так оставалась совсем одна в своей квартире и, нисколько не волнуясь о том, что подумают окружающие, включала любимое аниме, глаза у нее становились как у дохлой рыбы – точнее и не скажешь. И отражалась в этих глазах лишь юная колдунья с экрана. Ей хотелось бы жить так и во внешнем мире, но разве это возможно с такими глазами? И все-таки именно в эти моменты Мана и чувствовала себя живой.
Школьная форма или костюм айдола – голое тело – боевое облачение колдуньи – один за другим привычно мелькали кадры с превращениями героини.
Боевые одежды ведьмочки довольно точно напоминали школьную форму, вот только короткая юбка была настолько откровенной, что ее и юбкой не назовешь (интересно, а как тогда?), да и блузка тоже заканчивалась, не доходя до пупка. Пышная грудь, узкая талия, худые ноги. Каждый раз при движении было видно ее нижнее белье. Когда враги атаковали ее, ткань, которой и так было маловато, рвалась, обнажая все больше тела.
С детства она видела в аниме сотни подобных сцен. Обещание, превратившееся в пустую формальность. В младшей и средней школе она всякий раз нервничала на таких моментах – нормально ли вообще смотреть, как героиня становится голой в процессе превращения, как из-под ее развевающейся юбки виднеется белье? Впрочем, это же по телевизору показывают, значит, ничего такого. Мана уже давным-давно привыкла и даже не думала об этом.
Теперь героини аниме ее, наоборот, успокаивают.
У них есть тела.
И сколько бы Мана ни пялилась на них, сколько бы ни эксплуатировала и ни унижала их, они остаются неизменными. Тела с искусственными эмоциями. Тела и души, которые невозможно ранить.
– Прости, мы с Кэйко в пятницу вечером идем на концерт. Давай поужинаем на следующей неделе? В том ресторане с тако, например, как тебе? А можно и вечер вьетнамской еды устроить, давно ее не ела. Хочу что-нибудь вроде фо.
Кагава, сидевшая напротив Унами, и Кобаяси разговаривали об этом в начале недели.
– Эй, погоди, на какой еще концерт? – Кобаяси придвинулся ближе к собеседнице с таким напором, будто ему было что высказать по этому поводу.
– Группы ХХ. Они сейчас очень популярны.
– Ого, так они же айдолы?
Кобаяси, который время от времени подходил поболтать с Кагавой, частенько вставлял это «ого» в начало фраз – типичная привычка любого фаната, Мана тоже за собой замечала – поэтому-то она всегда с пониманием прислушивалась к разговорам этих двоих.
– Ну да. Кэйко, похоже, увлеклась не на шутку, – произнесла Кагава, провожая взглядом проследовавшего сбоку от них мужчину. Ну и жуткую гримасу она при этом скорчила!
– Ого, а я и не думал. Кэйко – она ведь работала здесь раньше? Мне казалось, она такая сдержанная.
– Говорит, любовь с первого взгляда. На самом деле я присутствовала при этом. И правда, будто наблюдаешь за тем, как человек влюбляется впервые в своей жизни.
– Ого, прямо как у меня с «Медом и клевером»[16]. Давненько это было. Впрочем, так у всех фанатов начинается. Я тоже через это проходил. – В дальнем уголке офиса Кобаяси мечтательно уставился куда-то вдаль. Кагава расхохоталась, и тот, мгновенно посерьезнев, продолжил: – Жанр, конечно, другой, но я понимаю. Как посмотришь на этих девчонок-айдолов, и на душе становится лучше. Они такие энергичные.
– Да, это точно. На сцене они стараются сверкать изо всех сил, так что от них и глаз не отвести.
Интересно, они удивились бы, узнав, что девушка, печатавшая на компьютере прямо перед ними, раньше тоже была айдолом?
Так подумала Мана, не отрываясь от работы.
А она ведь еще и пела в группе вроде той, где выступает теперь ХХ.