Наверное, стоило воспринимать это как безобидную выдумку – обычное дело среди фанатов. А если она к этому не готова, нужно ли и дальше оставаться в шоу-бизнесе?
Мане была известна лишь одна сторона жизни айдола. Красивые костюмы, песни и танцы, зависть сверстников. А с другой стороны ее ждали похотливые взгляды взрослых мужчин. Но она делала вид, что не замечает, и продолжала махать им руками. Такова участь айдолов.
Сначала Мана пыталась с этим справиться. Не может быть, чтобы самые опытные их солистки с таким не сталкивались. Они, конечно, воспринимали это как своего рода обряд посвящения и затем лишь сильнее расправляли крылья. Вот и Мана продолжала улыбаться, решив, что и она так может, что она превратит эту неприятность в пусковой механизм. Все хвалили ее, и фанаты, и работники сцены – ты так стараешься в последнее время, Мана, так хорошо выглядишь.
Вот только каждый раз, натягивая улыбку и сосредотачиваясь на своем рте, Мана вспоминала, для чего его использовали в той истории. Задирая ноги в танце, она волей-неволей представляла, какое значение имеет для мужчин то, что находится у нее между ними. Да, на самом деле ничего не произошло, да, это были всего лишь слова, но они оставили после себя неприятное чувство, словно это все-таки было с ней.
Почему преступление, совершенное в чьем-то воображении, не признается таковым в реальности?
Ману стало это пугать – дикие танцы, одежда, выставляющая напоказ ее руки и ноги. Рукопожатия со взрослыми мужчинами, которых называют «фанатами», жизнь у них на виду. Они – это «Он». «Он» видел Ману насквозь, видел больше, чем ей хотелось бы показать.
Айдолы лишены собственной личности. И у Кумано Маны ее не должно было быть. В группе эксплуатируют их неопытность, делают вид, будто поощряют индивидуальные характеры каждой из девушек, но самом деле все это – сплошная видимость и выдумка. Это не индивидуальность в строгом смысле. Что тут говорить, если сама Мана верила, будто у айдолов нет личности, и всеми силами старалась соответствовать этому стереотипу. Вела себя точно живая кукла, одна из великого множества других подобных ей. Мана всего лишь воспроизводила существующий образ поп-айдола. Ей и в голову не приходило попробовать что-то новое. Но все-таки она отличалась от остальных. В ней была индивидуальность. И эта самая индивидуальность теперь громко призывала ее остановиться.
А дальше все было очень просто. Непопулярная девушка «выпустилась» из коллектива – только и всего, ничего удивительного. Новость опубликовали в сети, но кроме банальных комментариев, вроде «Это кто вообще?» или «Зачем мне эти новости, первый раз о ней слышу», за этим больше ничего не последовало. Так все и закончилось. Кумано Мана навсегда исчезла из этого мира.
Мана и раньше любила аниме, но теперь, когда ее карьера айдола закончилась и она вынуждена была вернуться в старшую школу, чтобы получить аттестат, пристрастилась к нему еще больше. Увлечение никуда не делось и потом, после устройства на работу.
Аниме – сильная штука.
Юная колдунья с длинными руками и ногами, с пышной грудью, сражающаяся с могущественными противниками, нисколько не робела под взглядом Маны. Эта мысль ее успокаивала, обещая спасение.
За просмотром аниме Мана время от времени замечала, что глядит на героев теми же глазами, какими «Он» когда-то следил за ней самой. Мана всегда хотела обладать этой привилегией – взглядом фаната. Хотела навсегда запечатлеть в своей памяти пышущую здоровьем и красотой юную колдунью, ее неестественно деформированное тело. Хотела невинно захихикать. Как сексуально! Хотела забыть о собственном теле и смотреть, смотреть, смотреть.
Как только по экрану побежали финальные титры, Мана открыла вордовский файл и продолжила незаконченную историю.
В последние годы она увлеклась фанфикшеном[18] – в этих историях она могла выплеснуть копившуюся внутри фанатскую любовь и преданность. Главными героями в них становились ее любимые персонажи из аниме, а события развивались так, как этого хотелось ей – Мане казалось, что таким образом ее чувство «фанатской любви» обретает более ясные очертания, становится упорядоченным. А еще она начинает лучше понимать персонажей.
В этом и суть фанфикшена.
Если так посмотреть, то теперь она отчасти понимала и того мужчину, который когда-то сочинял фанфики о ней самой. Для него она одновременно и была, и не была живым человеком. Или ему вообще было все равно, что у нее тоже есть чувства. Другими словами, значение имело лишь содержание. Но по крайней мере главной героине это видеть необязательно. Кстати, а если она всего лишь персонаж из аниме, выходит, с ней можно делать все что угодно? Мана частенько задумывалась об этом, но так ни к чему в итоге и не пришла. Впрочем, все же…
Ты серьезно, «дядюшка»?
Одетая в черный мешковатый спортивный костюм, скрывавший изгибы ее тела, Мана почувствовала, что у нее затекли ноги. Она подтянула одно колено к себе и уселась поудобнее. Удон с соусом карбонара давно уже остыл.
Странно, что одно и то же тело может иногда восприниматься как сексуальный объект, а иногда нет.
С жужжащим механическим звуком ноги широко раздвигают, и если вы не делаете растяжку на регулярной основе, это положение может показаться немного неудобным.
Занавеска, спускавшаяся примерно до поясницы, скрывала от нее врача.
Но все же они уже встречались лицом к лицу во время короткой беседы, предшествовавшей осмотру. Поэтому каждый раз, посещая врача, Кэйко задумывалась о том, насколько эта занавеска действительно необходима. Разве можно как-то сгладить то, что она лежит с широко раздвинутыми ногами? С другой стороны, тут и правда неприятно будет встретиться взглядом с доктором.
Врач подошел ближе – она увидела синие форменные брюки – и вставил какой-то инструмент ей во влагалище. Тот был холодным и твердым – Кэйко не сказала бы, что ей больно, ей в целом сложно было охарактеризовать для себя это ощущение. Она инстинктивно посмотрела наверх и заметила, что свисающий с потолка эндоскоп и небольшой жидкокристаллический экран аппарата УЗИ обвиты искусственной виноградной лозой. Это еще зачем?
– На этом все.
Как только синие брюки начали отдаляться, послышался незнакомый женский голос. Снова раздался жужжащий звук, и ноги Кэйко сдвинулись обратно.
– Какие у вас миленькие носки! – констатировал тот же голос.
– Ой, спасибо.
– Это из фильма «Инопланетянин»?[19]
– Ага.
Так получилось, что именно сегодня Кэйко выбрала носки с изображением мальчика, везущего того самого инопланетянина в корзине велосипеда. Их ей недавно подарила Кагава, причем без всякого повода. Так странно – лежишь с раздвинутыми ногами, а кто-то, кого даже не видишь, делает комплимент твоим носкам. Кстати, Кэйко ни разу не смотрела этот фильм от начала до конца. А ведь в ее детстве его столько раз крутили по телевизору. Наверное, она тогда была еще слишком маленькой.
Она поднялась с кресла, быстро надела трусы и широкие брюки, ожидавшие ее в корзинке, и подошла к столу, за которым уже сидел врач. В глубине кабинета как ни в чем не бывало чем-то занималась медсестра – уж не она ли только что похвалила носки Кэйко? Ее невозмутимый профиль, впрочем, ни о чем таком не говорил.
За результатами нужно будет прийти через неделю. Кэйко вышла из районного гинекологического отделения, совсем небольшого, к слову, и спустилась по узкой лестнице.
Она зашагала вперед по асфальту. Велосипеды сновали по торговой улочке, мимо кондитерской и ресторанчиков, где подавали рамэн[20]. Инопланетянин не ехал ни на одном из них.
Пока Кэйко шла к станции, на душе у нее стало легче.
Ее успокаивала мысль о том, что есть по крайней мере одно место, где ее не сексуализируют, где ее тело воспринимают как что-то, что необходимо осмотреть и вылечить, и это больница. Можно расслабиться, зная, что это нормально. Наверное, женщины так же ощущают себя и в родильной палате.
Многие, кажется, откладывают визит к гинекологу из стеснения или страха, но Кэйко нравились осмотры. Вот как сегодня – забавно получилось, она лежала обнаженная ниже пояса, а с ней обсуждали носки, так обыденно, будто они уже на том этапе, где на такие мелочи не стоит обращать внимания. Если собеседника не смущает ваше тело, то и вам не должно быть стыдно.
Когда Кэйко подошла к торговой улочке, в спину ей ударил резкий порыв ветра, точно летевший с ней наперегонки.
Странно, что одно и то же тело может иногда восприниматься как сексуальный объект, а иногда нет.
Кэйко снова вернулась к этой мысли.
После обеда атмосфера на работе становилась непринужденной, ни следа от утренней напряженности. Интересно, что когда ограниченное число людей всего-то спокойно разговаривают и занимаются своими делами, обстановка тоже приходит в норму, и так каждый день. Сияющие холодным светом стены казались мягкими – будто коснешься рукой, и ее затянет внутрь по плечо.
Кэйко уже настолько привыкла к новому месту, что у нее даже оставалось время на подобные размышления. Работа в основном офисная, но из-за того, что у них есть иностранные партнеры, в одни дни приходится выходить в первую смену, в другие – во вторую, с часу до девяти или с двух до десяти вечера. Если же тебе выпадает утро, то можно уйти пораньше. Сегодня вот ей не пришлось специально брать отгул на полдня, чтобы сходить к врачу – успела до работы, а еще можно посещать разные мероприятия и концерты, которые проходят до обеда.
Несколько месяцев назад, когда Кэйко увидела в интернете эту должностную инструкцию, она интуитивно почувствовала, что здесь будет комфортно работать, и не ошиблась.
Место притягивало и соответствующий контингент, так что атмосфера была вполне сносной. Впрочем, на прежней работе, где произошел тот самый инцидент, все начиналось так же – эта мысль не давала покоя.