Вольф Маркос
От публикатора
Эта книга была подготовлена на Земле более полувека назад. Предназначалась она для информатория Института Бромберга. Надеюсь, она в конце концов там и оказалась. И снискала хотя бы малую толику того внимания и интереса, каковых она, несомненно, заслужила бы во времена более благополучные. Впрочем, кто знает, что творится на Земле? Ignoramus - и, скорее всего, ignorabimus.
Я стал невольным владельцем и хранителем этого текста при обстоятельствах, о которых подробнее расскажу ниже. Полагаю, читатель сочтёт их извинительными - в плане наличия или отсутствия у меня авторских прав, разрешения на публикацию и тому подобного. Впрочем, я в любом случае я не стал бы обращать внимания на формальности. Катастрофа ipso facto дарует спасшимся печальную привилегию свободного пользования всем тем, что осталось после неё. В этом отношении моя совесть чиста.
Публикация задерживалась по многим причинам. Приведу наиболее существенные - по крайней мере, для меня.
Первой было моё служебное положение. Вероятнее всего, книгу приняли бы за очередную провокацию моего ведомства, чего я ни в коем случае не желал бы. Далее: работа с данным текстом стоила бы мне известного количества времени, усилий, а главное, лишних переживаний - каковых я всю жизнь старательно избегал. Наконец, я полагал - да и сейчас полагаю - что наша общая травма помешала бы адекватному восприятию этого сочинения. Одни увидели бы в нём клевету, другие - попытку срывания покровов, третьи - глумление над памятью эпохи. Мне же желается, чтобы книга была прочитана sine ira et studio, как она того заслуживает. Не знаю, насколько это возможно даже сейчас. Но моя жизнь подходит к концу, и я не могу больше ждать, когда плод созреет.
Сказанное не означает, что все эти годы я ничего не делал. По мере возможности, урывками, но я всё же провёл определённую работу по выяснению обстоятельств, касающихся упоминавшихся в тексте лиц и организаций. Эти сведения я собрал буквально по крупицам. Личные контакты дали мне больше, чем архивы - работой с которыми я тоже не пренебрегал. Улов был жалок, но несколько интересных фактов я всё же спас от забвения.
Я мог бы этим и ограничиться. Однако я питаю надежду, что когда-нибудь книгой займутся по-настоящему компетентные специалисты. Разумеется, в их поле зрения попадёт и фигура публикатора. При этом некоторые сведения обо мне и моём участии в её создании недоступны сейчас никому, кроме меня самого. Так что я просто обязан ими поделиться.
Я понимаю, что репутация моей расы работает против меня. Но я не считаю нужным мести хвостом пол и клясться в своей добросовестности. Вместо этого я дам исследователю - и читателю - возможность взглянуть на меня со стороны и узнать некоторые подробности той истории, которая привела меня сюда.
Впрочем, к чему оправдания? Я не пошёл бы на подобное саморазоблачение, если бы меня не подстёгивало самое тщетное и самое извинительное из наших чувств - ужас перед грядущим небытием. Писать о себе значит пытаться продлить свою жизнь - или хотя бы след её - за пределы, отведённые природой и памятью ближних. Попытка с заведомо негодными средствами, я знаю. Но у меня нет других средств.
Как бы то ни было, feci quod potui. Я сделал, что мог - и уверен, что другие не сделают больше.
I
Нету двух одинаковых планет, но космос повсюду один и тот же.
Этими словами начинается строговский рассказ "Утопия уставшего" - самое грустное и изящное, что вышло из-под пальцев этого плодовитого, путаного, многословного литератора. Пожалуй, это единственный текст Строгова, который мне и в самом деле хотелось бы перечитать. К сожалению, я не способен извлечь его из памяти: он похоронен где-то там, глубоко в переплетеньях аксонов. Кто-то из древних сказал, что тело - могила души; но ведь и душа - могила воспоминаний, элизиум теней, саргассово море затонувших впечатлений. Впрочем, все эти уподобления не достигают цели. Мне - когда я думаю об этом - представляется нечто вроде резервуара со слитым окислителем, в котором медленно растворяются останки прошлого.
Ментоскоп мог бы помочь, но мне не хочется пользоваться ментоскопом. Мне почему-то представляется, что воспоминание, насильственно извлечённое из памяти, потеряет свою привлекательность. Пусть лучше от строговского рассказа мне останется то, что осталось: название, сюжет, несколько фраз, не все из которых удачны, да ещё трепещущий отсвет тоски по вечности, свойственной смертным.
Кстати о смерти. Когда я был молод, я мечтал умереть, - ламентации такого рода свойственны моей агрессивно-меланхоличной расе, - на Земле, созерцая закат над Белым морем. Сейчас я нахожу это безвкусным: для прощания с жизнью больше подошла бы Адриатика. Так или иначе, мне суждено окончить свои дни здесь, в орбитальном доме престарелых, смотря в иллюминатор на чужие, бессмысленные созвездия.
Впрочем, я возлагаю определённые надежды на предсмертные галлюцинации.
II
Если не знаешь, с чего начать, начни с начала. Пожалуй, последую этому немудрящему совету.
Позвольте представиться. Моё земное имя - Маркос Вольф, родовое прозвище можно приблизительно передать как Мррг"с-улпф Итрч. Я происхожу из старшей ветви рода Итрч-йенцн, что означает - помимо всего прочего - "долгоживущие". Не знаю почему, но именно на мне родовое прозвище сбылось буквально. Мне девяноста четыре условных года, а я всё ещё способен передвигаться без посторонней помощи. Ну то есть - в условиях пониженной гравитации мне это почти удаётся.
К сожалению, ныне я не могу похвастаться и крепостью челюстей. Когда я не смогу грызть кости - последнее доступное мне удовольствие, которое отчасти примиряет меня с бытием - то приму меры. Что касается имущественных дел, я уже отдал все необходимые распоряжения. Деньги и вещи будут распределены между рядом частных лиц и организаций, часть архива - та, что пройдёт республиканскую цензуру - перейдёт в общественное пользование. Остальное я оставлю Фонду Макартура.
Чьи-нибудь руки - или манипуляторы, мне это безразлично - вытолкнут моё тело в шлюзовую камеру. Моим последним пристанищем станет бесконечный Космос.
В предыдущей фразе можно расслышать отголосок чувства, подозрительно напоминающего надежду на посмертие. Нет, подобных иллюзий я не питаю. Death is very permanent. Но меня развлекает мысль, что через миллионы лет оледеневший кусок плоти, что был когда-то мной, случайно обнаружат какие-нибудь могущественные существа. Быть может, этот артефакт минувших эпох их заинтересует, и они потратят немного времени на его изучение.
Что они подумают о нашем мире? К каким придут выводам?
III
Вопреки земному названию моей расы, у меня довольно изящная голова. Я высокий - семьдесят восемь сантиметров в холке - самец благородной чёрной масти, в нашем роду редкой. Внешность портит не вполне кондиционный изгиб спины, - последствия старой травмы, - обрубок левого уха и седое пятно на боку, след радиационного ожога. В первые годы Республики я работал оперативником и получил несколько увечий, а также значительные дозы радиации. По этой причине - а также и по многим другим, говорить о которых у меня нет желания - я принял решение не продолжать род. Стаю заменила мне служба, а щенков - карьерные достижения.
Я пришёл в Департамент Безопасности Республики в момент его создания - то есть когда стало окончательно ясно, что без полиции и спецслужб нам не обойтись. Признаюсь, мной двигала не столько сознательность, сколько обещание повышенного кислородного пайка: я всё время задыхался.
Я начинал с рядового детектива. Благодаря способности подчинять взглядом, хорошему нюху, а также природной склонности к насилию, мне удалось выдвинуться, а впоследствии и занять главенствующее положение. Скажу без хвастовства: никогда ещё представитель моего народа не сосредотачивал в своих лапах столько ресурсов и возможностей, сколько их было у меня.
Доверие, оказанное мне, я окупал лояльностью. Я хотел бы написать - преданностью. Однако даже те из нас, кто способен на преданность, не может быть предан идее - а Республика, что ни говори, является именно идеей. Однако я не предал её и всегда действовал в её интересах.
Я и сейчас считаю это хорошей сделкой.
Как несостоявшийся литератор, я сожалею о том, что большая часть моих воспоминаний умрёт вместе со мной. К сожалению, это необходимо. Всё, что я могу сказать о себе: я повидал многое и многое совершил. Безопасностью первых лиц Республики я занимался во время войны с пустотниками, и тем же я занимался во время Битвы на Прайле. Я руководил блокадой Тёмного Треугольника, и я же возглавлял вторую делегацию на Лимес, когда нам - буквально в последнюю минуту - всё-таки удалось заключить спасительное перемирие. Моим именем назван обитаемый спутник в системе Лю - на нём я успел побывать и поохотился в его лесах. Зато рептилии Весты каждую весну сжигают моё чучело, дабы тем самым ускорить мою кончину. Участвовал я и в других делах, постыдных или похвальных, в зависимости от точки зрения. Сейчас мне всё это безразлично. Свой долг я исполнил, принеся Республике определённую пользу, а себе - относительно достойную старость.
Я ушёл на покой с поста первого заместителя Председателя Комитета Защиты Конституции в чине старшего советника. Это дало мне право жить в условиях пониженной гравитации. Моих личных накоплений хватает на то, чтобы каждый день получать капсулу с настоящим мясом и костями.
В наших текущих обстоятельствах странно было бы желать большего.
IV
Я никогда не видел родной планеты. Об этом я сожалею менее всего. Дом моих предков - не самое благополучное место в Галактике. Что той, что этой.
Впрочем, по порядку.
После событий, о которых читатель уже получил известное представление, наша раса разорвала Контакт с человечеством. До сих пор не могу понять, чем руководствовались мои соплеменники, принимая такое решение. Вероятно, ими двигали соображения чести. Под этим обыкновенно понимается смесь обиды и страха, замешанная на упрямстве и ограниченности. Пестование подобных чувств не проходит даром. Так что неудивительно, что разрыв Контакта сопровождался расправами над его сторонниками. К их числу принадлежала и моя стая. По счастью, наши вожаки успели попросить у земных властей убежища и получить его. Потом подтянулись и другие выжившие - так что к моменту моего рождения на Земле проживало около двух тысяч беженцев из нашего мира.