Почему у нее было такое предпочтение? Брайс понятия не имел. Может быть, у девочек, залезающих в ящики, было запечатление, как у уток, выбиравшихся из яиц. В возрасте десяти лет он прекрасно понимал девочек. Пять лет спустя все, что касалось их, было тайной.
Глава 55
- Альфа-переход через двенадцать минут, гражданин коммодор, - сообщила гражданка коммандер Хартман.
- Спасибо, Миллисент, - сказал гражданин коммодор Адриан Лафф с нарочитым спокойствием. Он оглядел флагманский мостик своего нового флагмана, глубоко, ненавязчиво вздохнул с удовлетворением от дисциплинированной эффективности его персонала, а затем посмотрел на "советника", вежливо стоящего рядом с его командным креслом.
Сам по себе капитан Мэддок выглядел, как спокойный, профессиональный человек - несмотря на то, что Лафф всегда считал по-настоящему нелепой униформу флота системы Меза. Бывали времена, когда Лафф действительно испытывал искушение понравиться Мэддоку, но таких моментов было мало, и они были редкими. Каким бы вежливым ни был мезанец, и Лафф был готов признать, что капитан старался быть как можно более учтивым, хотя ни один офицер народного флота в изгнании никогда не мог забыть, что в действительности представляет собой Мэддок.
Их хранитель. Представитель их казначея. "Технический консультант", чья реальная функция заключалась в том, чтобы убедиться, что некий НФИ был готов выполнить именно то, что ему было сказано, когда оно было сказано, и где было сказано сделать это. И тот факт, что их казначеем было что-то такое отвратительное, как "Рабсила", только делал еще хуже то, что он символизировал. Мезанский капитан был живым напоминанием о каждом малом неприятном компромиссе, на который Лафф был вынужден пойти, обо всех отвратительных мерах, на которые он и его люди были вынуждены пойти в своем крестовом походе, чтобы сохранить что-то, что в будущем могло надеяться противостоять контрреволюционерам, свалившим Народную республику.
Бывало время, особенно поздно вечером, если ему было трудно заснуть, когда Адриан Лафф ловил себя на мысли, что задается вопросом, наступит ли когда-либо это "будущее". Теперь он знал, что так и будет. Хотя никто - включая его самого - ни на мгновение не стал бы утверждать, что шансы на окончательную победу НФИ (или даже его выживание) уже стали огромными, но, по крайней мере, у них был шанс. Каким бы жалким и куцым он ни казался, это был шанс, и он сказал себе - вновь - яростно, что покупка такого шанса стоила даже того, что они собирались сделать по приказу "Рабсилы".
Он взглянул на главную схему, которая показывала иконки кораблей его флота, неуклонно переходящих вниз по альфа-полосам, когда они двигались по одной из гравитационных волн в гиперпространстве к стене нормального пространства. Там было много - намного больше - этих значков, чем было раньше, в том числе солидное ядро линейных крейсеров. Десять бывших Неутомимых были меньше, чем четыре корабля класса Полководец-В, как его собственный "Бернард Монтгомери", которые оставались верными революции, и у Неутомимых была крайне недостаточная - по крайней мере, по стандартам квадранта Хевен - активная противоракетная оборона.
Но он вынужден был признать, что их базовая электроника была лучше любой в бывшей Народной республике, хотя управлявшее этой электроникой программное обеспечение потребовало значительных настроек. И у них было значительное количество боковых пусковых установок, хотя стандартные соларианские противокорабельные ракеты, честно говоря, были кусками хлама.
С другой стороны, от его мезанских контактов он знал, что ФСЛ находится в процессе модернизации всех своих стандартных противокорабельных ракет, и он должен был признать, что Катафракты в магазинах его линейных крейсеров были лучше всего, что народный флот - или государственная безопасность - когда-либо были в состоянии предоставить ему. Они были не так хороши, как многоступенчатые ракеты проклятых манти, которые ввели их в употребление (и которые с тех пор разработали Тейсман и его никогда-не-будут-достаточно-прокляты контрреволюционеры), но они предлагали гораздо больше возможностей, чем было у НФИ когда-либо до этого, и они могли быть запущены изнутри, не требуя подвесок.
Его восемь тяжелых крейсеров были кораблями класса Марс-В, сбежавшими от контрреволюционеров, но пять из его легких крейсеров - фактически, все, за исключением "Иакинфа", "Фелицы" и "Вероники" - были соларианскими кораблями класса Бриджпорт, по существу немного большими, чем укрупненные эсминцы класса Военный трофей. У Бриджпортов было больше на три энергетических орудия на бортах и значительно больше места в магазинах, чем у Военных трофеев, но у них было одинаковое количество труб и еще более удручающе, чем у не полностью оснащенных Неутомимых, пропорционально плохо с активной противоракетной обороной.
Все шестнадцать его эсминцев были Военными трофеями, а семь их капитанов были не совсем теми, кого он назвал бы надежными. У сил флота госбезопасности был крен в сторону тяжелых крейсеров и линейных крейсеров, а большинство остальных подразделений ГБ составляли корабли стены.
Их подлинная функция заключалась в обеспечении надежности кораблей регулярного народного флота, с которыми они были размещены (и именно поэтому большинство из них было уничтожено в сражениях, когда корабли регулярного флота перешли в столь массовом порядке на сторону контрреволюционеров), и это придавало большое значение огневой мощи и размерам. Что, конечно, означало, что очень немногие военные корабли госбезопасности были простыми легкими крейсерами и эсминцами.
Он действительно предпочел бы внутренние продвижения, чтобы обеспечить командиров для всех эсминцев, которые "Рабсила" предоставила народному флоту в изгнании, но в первую очередь было гораздо важнее обеспечить прочный хевенитский личный состав его тяжелых подразделений, а добавление многих Неутомимых к его смешанным силам съедало квалифицированных офицеров с угрожающей скоростью. На самом деле, он был вынужден продвинуть немало старшин до офицерского звания только для того, чтобы сделать так много.
Обеспечить столь же солидное офицерское пополнение для эсминцев было невозможно, поэтому у него не было иного выбора, кроме как полагаться на большее количество этих наемников (не было никакого смысла использовать любой другой термин, чтобы описать их), которыми его снабдила "Рабсила". Он выбрал своих девятерых хевенитских шкиперов на эсминцы, не столько из-за твердости духа, сколько из-за способностей, но хотя он и не обсуждал это ни с кем за пределами своего собственного штаба и флаг-капитана, у него были серьезные сомнения относительно того, сколько из этих кораблей НФИ сможет удержать после операции "Феррет".
По его мнению, было гораздо больше шансов на то, что легкие единицы, укомплектованные наемниками, таинственным образом исчезнут - с одобрения своих капитанов или без него - и займутся своим пиратским бизнесом, тем более что наемники хотели бы как можно тщательнее отмежеваться от тех, кто был ответственен за операцию "Феррет". Однако он не слишком много мог поделать с этим, и если это случится, то случится.
Отсутствие этих кораблей не грозило стать огромной потерей для его тяжелой боевой мощи, хотя он глубоко сожалел бы о потере их как платформ для коммерческого рейдерства перед началом фактической, развернутой операции против контрреволюционного режима.
"Но это на будущее, - мрачно напомнил он себе. - Сначала у нас есть это... еще одна вещь, которую мы должны выполнить".
Он снова взглянул на Мэддока, мышцы челюсти слегка сжались при мысли о том, что он собирается сделать, затем повернулся к Хартман.
- Пусть Ивонн отправит сообщение, Миллисент, - сказал он.
- Общее сообщение всем подразделениям с флагмана, гражданин коммандер, - сказал гражданин лейтенант Адольф Лафонтен.
Арсен Боттеро вскинул глаза, подняв одну руку, чтобы приостановить свой трехсторонний разговор с гражданкой лейтенант-коммандером Рейчел Бартуме, старпомом "Иакинфа", и гражданином лейтенантом Джорджем Бэконом, тактическим офицером.
- Выведи на основной дисплей, Адольф, - отдал приказ Боттеро, и смотрел, как появилось изображение с суровым лицом Адриана Лаффа.
- Через несколько секунд мы приступим к операции "Феррет", - сказал коммодор без каких-либо обычных формальных (на самом деле, Боттеро обычно считал их "напыщенными") вступительных слов. - Я знаю, что все вы готовы к тому, что вскоре от нас потребуется. Я также знаю, что некоторые из нас продолжают испытывать определенные сомнения по этому поводу. Я сочувствую вам, но сейчас время отбросить эти сомнения в сторону. Мы стремимся, граждане, не только к этой операции, но к возможному окончательному освобождению всей Народной республики. В самом прямом смысле, то, что мы собираемся сделать сегодня, было навязано нам чудовищным предательством врагов народа, которые предали все, что они поклялись поддерживать и защищать. Чтобы достичь возмездия, которое заслужили эти преступники, мы должны сначала обладать средствами, и это истинная причина, по которой мы сегодня здесь.
Он смотрел на них с дисплеев, разбросанных по всей оперативной группе, и его взгляд был жестким.
- Мы проведем эту операцию, - решительно сказал он. - Мы выполним наши обязательства по отношению к благотворителям, которые снабдили нас столь многими кораблями, столь многим оружием. А когда мы выполним эту операцию, то это будет первый шаг на пути, который однажды вернет нас в Новый Париж как хранителей революции, которой все мы поклялись в преданности и верности столь много лет назад. Мы искупим эти клятвы, граждане, и те подлые предатели, которые предали все, за достижение чего так долго боролась Народная республика, пожалеют о своих презренных действиях.
Лафф, конец связи.
Кто-то тактично откашлялся, и Луис Розак оторвался от разговора за ужином с Эди Хабиб. Очень светловолосая, светлокожая, голубоглазая и необычайно моложавая лейтенант стояла в открытом люке столовой.