Джек МакБрайд поднял стакан, чтобы сделать еще один глоток виски, затем замер, когда последняя мысль промелькнула у него в голове.
"Причинили, - подумал он. - Причинили ему. Это то, о чем ты действительно думаешь, не так ли, Джек? Не то, чтобы это просто была одна из тех ужасных вещей, что иногда случаются, но это не должно было случиться".
Что-то ледяное, казалось, пробежало по его венам, когда он понял, в чем только что позволил себе признаться самому себе. Опытный специалист по безопасности в нем осознавал опасность того, что он позволял себе думать о чем-то подобном, но человеческое существо в нем - та его часть, которая была сыном Кристины и Томаса МакБрайдов - не могло перестать думать об этом.
Это был не первый раз, когда его мысли отклонялись в этом направлении, медленно осознал он, вспоминая прошлые сомнения в мудрости генерального плана Совета по долгосрочному планированию, в его стремлении овладеть тонкостями, сформировать лучшие инструменты для достижения человечеством своего предназначения.
"Где мы сменили курс? - задавался он вопросом. - Когда мы перешли от максимизации каждого отдельного человека к производству аккуратных маленьких кирпичиков для тщательно спроектированного здания? Что подумал бы Леонард Детвейлер, если бы он был здесь сегодня, глядя на решения Совета? Неужели он бросил бы маленькую девочку, чей отец так отчаянно любил ее? Отклонил бы он предложение Херландера взять на себя все финансовое бремя заботы о ней? И, если бы он это сделал, что это говорит о том, где мы были с самого начала?"
Он вновь подумал о записке Фабр, о мыслях и взглядах, стоящих за ней. Он никогда не сомневался, что Фабр была абсолютно искренна, что она действительно пыталась защитить Симоэнса от последствий его собственных безумных, донкихотских усилий обратить вспять необратимое. Но разве это не было решением Симоэнса? Разве он не имел право хотя бы бороться за жизнь своей дочери? Принять решение уничтожить себя, если бы до этого дошло, в попытке спасти кого-то, кого он любил так сильно?
"Действительно ли это то, чем мы занимаемся? Чтобы Совет принимал эти решения за всех нас в своей бесконечной мудрости? Что произойдет, если он решит, что ему больше не нужны случайные вариации? Что произойдет, если единственные дети, которым он дозволит появляться, это те, которые были специально разработаны для его звездных геномов?"
Он сделал еще один, более глубокий глоток виски, и его пальцы сжались вокруг стекла.
"Лицемер, - подумал он. - Ты гребаный лицемер, Джек. Ты знаешь - знаешь на протяжении сорока лет - что это именно то, что Совет имеет в виду для всех "нормальных" людей. Конечно, ты не думал именно таким образом, не так ли? Нет, ты думал о том, сколько пользы это принесет. Как их дети, их внуки и их правнуки будут благодарны тебе за то, что ты позволил им воспользоваться преимуществами систематического улучшения вида.
Конечно, ты знал, что многие люди будут несчастны, что они не будут добровольно отдавать будущее своих детей кому-то другому, но это глупо с их стороны, не так ли? Это только потому, что эти ублюдки с Беовульфа промыли им мозги. Потому что они автоматически относились с предубеждением к любому, несущему клеймо "джини". Потому что они были невежественными, бездумными нормалами, а не представителями альфа-линии, как ты.
Но сейчас - сейчас, когда ты видишь, что такое происходит с кем-то еще, кто тоже является представителем альфа-линии. Когда ты видишь, что происходит с Херландером, и понимаешь, что, возможно, это может случиться с твоими родителями, или с твоим братом, или твоими сестрами... или в один прекрасный день с тобой. Теперь ты внезапно обнаруживаешь, что у тебя есть сомнения".
Он глубоко, судорожно вздохнул и задался вопросом, как тепло, любовь и забота его семьи смогли перекристаллизовать в нем эту темную, бесплодную ночь его души?
"Это всего лишь усталость - эмоциональная и физическая усталость", - сказал он себе, но сам не поверил этому. Он знал, что все гораздо глубже и больше. Точно так же, как он знал, что любой, кто оказался вдруг испытывающим подобные сомнения, задающим вопросы, которые он обнаружил, спрашивая себя, должен немедленно обратиться за консультацией.
И точно так же он знал, что не собирался делать ничего подобного.
Глава 21
В любом случае, те недели, которые Брайс Миллер и его друзья провели, беспокоясь о своей предстоящей встрече с пресловутым Джереми Эксом, оказались бессмысленными. Когда они, наконец, познакомились со страшным и свирепым террористом после того, как прибыли на Факел, оказалось, что реальность не имела никакого сходства с легендами.
Начнем с того, что он не был двухсот двадцати сантиметров ростом, и его телосложение не было схоже с огровским. Напротив, к удивлению и облегчению Брайса, бывший глава Одюбон Баллрум и нынешний министр обороны Факела был не более ста шестидесяти пяти сантиметров в высоту, а его телосложение было скорее жилистым и стройным, но не массивным.
Он также казался довольно жизнерадостным парнем. Даже плутовски-злым, можно сказать - по крайней мере, если, как Брайс, вы еще недавно встречали этот термин и ухватились за него, но еще не читали достаточно литературы, чтобы понять, что "плутовски-злой" отнюдь не то же самое, что "безобидный".
Джереми Экс также не хмурился. Ни разу. Даже после как Хью Араи - гораздо более прямолинейно и точно, чем ему было нужно, по мнению Брайса - объяснил, каким образом клан Брайса выживал на станции Пармли за последние полвека.
К сожалению, в то время как Джереми Экс не хмурился, кто-то еще в зале аудиенций королевы Берри - во всяком случае, они его так называли, хотя Брайс думал, что это больше походило на большой офис без стола и с небольшим числом стульев - наверняка нахмурился. И она восполнила все, чего не хватало Джереми, и кое-что еще.
Ее звали Танди Палэйн. Оказалось, что она была командиром всей армии Факела. Брайс был удивлен, услышав это. Если бы кто-нибудь попросил его угадать род занятий этой женщины, он сказал бы, что это либо профессиональный борец или боевик преступной организации. К черту униформу. Эта женщина было просто пугающей. Даже без этого хмурого вида.
К счастью, сама королева Факела, похоже, не разделяла позицию своего военачальника. На самом деле, она казалась очень дружелюбной. А уже через несколько минут Брайс понял, что хмурый взгляд Палэйн все равно был направлен не на него. По-видимому, она хмурилась только по поводу общего состояния вселенной, ее моральных недостатков.
К тому времени, однако, Брайса перестало волновать, о чем думает или не думает Палэйн. На самом деле, он почти полностью забыл о ее существовании - и даже существовании Джереми Экса. Это было потому, что, не проведя и пяти минут в присутствии королевы Факела, Брайс влюбился в молодую женщину. Действительно, действительно очень мощное увлечение, вроде тех, что прогоняет все другие мысли из мозга подростка, как горячий пар очищает все поверхности.
А еще очень, очень, очень глупое увлечение, даже по меркам четырнадцатилетних подростков. Брайс не зашел так далеко, чтобы не осознавать этого, по крайней мере, какой-то частью своего мозга. Большое дело. Он представлял неврологам самые яркие доказательства, вероятно, когда-либо обнаруживаемые, того, что мозг подростков - подростков мужского пола, наверняка - не был полностью развит, когда дело доходило до тех частей, которые оценивали риски.
Судя по отвисшим челюстям на их лицах, он был уверен, что его друзья Эд Хартман и Джеймс Льюис поражены тем же увлечением. И, увы, - в отличие от Брайса, у которого все еще было несколько функционирующих нейронов в коре головного мозга - теперь полностью управлялись их лимбическими системами. С таким же успехом их можно было назвать первым и вторым миндалевидным телом. Он мог только надеяться, что они не делали ничего по-настоящему глупого. Слишком сильно, конечно, надеясь, что они не будут пускать слюни.
Это было странно. Брайс был уже достаточно самокритичен, чтобы понять, что его привлекало, когда дело касалось девушек...
Если честно, наверное, не то, чтобы зрелость. Хорошая внешность была на первом месте, скажем так И до этого момента он мог бы поклясться, что для его друзей Эда и Джеймса приятная внешность была на первом месте, на последнем и на всех промежуточных.
Но все же правда была в том, что королева Берри на самом деле не была хорошенькой. Она, конечно, не была и уродливой, но лучшее, что можно сказать о ее тонком лице, это то, что все было на нужном месте, ничто не деформировано, а цвет ее лица был в некотором роде хорошим. У нее были красивые глаза, конечно. Они были лучшей чертой ее лица. Яркие, бледно-зеленые, почти полностью компенсировавшие серо-каштановые волосы. Правда, те были здоровыми на вид и блестящими серо-каштановыми. Именно такими, как ни приглядывайся.
Верно также и то, что ее стройная фигура - совершенно очевидная в повседневной одежде, которую она выбрала, даже сидя на своем троне (который был в действительности просто большим, удобным на вид креслом) - была безошибочно женской. Тем не менее. Различные вторичные половые признаки, которые обычно выделялись в оценке Брайсом женской привлекательности, и, насколько он мог судить, полностью доминировали у его друзей - большая грудь, если назвать один из них - здесь заметно отсутствовали.
Так почему же он был сражен наповал? Что такое было в открытом и дружелюбном лице молодой королевы, которое казалось каким-то ослепительным? Что такое было в ее-безусловно-здоровой-и-не-более-того фигуре, что вызывало гормональные реакции более сильные, чем те, которые он когда-либо испытывал, глядя на пышную фигуру кузины Дженнифер?
Частично это объяснялось тем, что Берри Зилвицки была просто первой незнакомой молодой женщиной, с какой Брайс Миллер когда-либо сталкивался, если не считать кратких представлений о перевозимых рабах или о наблюдавших за процессом работорговцев, которые иногда также были женщинами. Одним из многих недостатков его воспитания в небольшом клане людей, весьма изолированных от оста