— Я умею покорять сердца! — веселилась, раскинув руки в стороны.
Бесполезно хватавший ртом воздух, нападавший упал, решив, что лежа умирать будет удобнее.
— В лагере запрещены убийства, — невозмутимо заметила за Танькиной спиной управляющая. Она так и продолжала сидеть в своем кресле, за которым толпились чейсеры. Очень нерешительные без разрешения. — К тому же ты мне чуть вязание не испортила, — она недовольно пожевала свои губы.
— Да иди ты нахрен, Тортила. Кто так гостей встречает? — рассматривая, синеглазая вертела в руках трофейное оружие. Самодельный ножик был не очень хорош, но изогнутый, словно сабля, чем-то был симпатичен. — Мы, вообще, по делу, — обернулась, наконец, к старшей.
— Хамишь? Ну-ну…
— И не с пустыми руками, — продолжила добрая девочка. — Персонально для вас — шкурка. Без выделки, правда, но в хозяйстве сгодится.
Танька подошла к брошенному рюкзаку и, отстегнув притороченный сверток с кожей проводника, неприветливо и метко швырнула его управляющей лагеря. Спокойствие окружающих не могло обмануть: последней каплей терпения людоеды дописывали приговор гостям.
— Оболочку с человечка она сама снимала, если вам интересно, — Тишь не остался в стороне и решил предупредить нападение. — С живого, в назидание, — он смотрел на развернувшую подношение атаманшу. — Если этого мало будет — у меня две гранаты взведены. Так, на всякий случай. Вдруг костер погаснет?
— А мясо куда девали? — хищно улыбающаяся хозяйка посмотрела, наконец, на Таньку. Тиша она предпочитала игнорировать.
— Лошадки голодные были, — съязвила Танька. — А он им си-ильно задолжал, — кивнула на подарок.
— Проводник ваш? — обрадовалась управляющая. — Поделом ему, отщепенцу. Что ж, проходите, гости. Могу пригласить к столу, как бы двусмысленно это ни прозвучало, да, боюсь, вы откажетесь! Ха! — довольная шуткой, она откинулась на спинку кресла и стала его раскачивать.
— Мы доктора своего потеряли, — сразу перешла к делу Танька. — Заблудился, наверное. Не встречали? — спросила очень дипломатично.
— Информация стоит денег, — пояснил из толпы серьезный голос.
— Можем обменять его, — добавил другой чейсер.
— Да цыц ты! — запоздало шикнули на опрометчивого.
— На что меняете? — деловито поинтересовалась синеглазая.
— М-да, — покачала головой вязальщица в кресле. — Вот на него сменяем, — кивнула на Тиша. — Наш оружейник не слишком-то и толковый, а ваш, слыхала, профи, — хитро прищурилась на Танькиного опекуна.
— Жди, когда рак на горе свиснет! — отрезала синеглазая.
— Так это ближе к закату только, они как раз в стаи собираются, — разочаровалась вязальщица.
— Кто?! — не поняла Танька.
— Раки… — удивилась главарь местных аборигенов.
— Как говорят у нас в Припяти, не стоит путать маразм с полтергейстом, — отрезала Танька. — Ты не врубилась: друзей не продаю. Другое предложение есть: он, — кивнула на Тиша, — с доком уходят, а я остаюсь. Идет?
Часть 26
— Мелковата же! Не соглашайся, Голова!
— Только на суп и хватит…
— Совсем без мяса, одни кости! — зароптали с разных сторон аборигены.
— А что ты умеешь? Исподтишка убить — не велика заслуга, — скривилась управляющая по прозвищу Голова.
— А я вас в живых оставлю! — легко предложила Танечка.
— Речь не о нас, — еле сдерживая хохот, пояснила старшая лагеря. Вокруг смеялись с удовольствием, раскатисто и громко. — Что из тебя приготовить думаем. И надолго ли тебя хватит, если сначала поразвлечься, а?
— А ты меньше думай, тебе не идет, — подсказала решение Синеглазая Смерть.
Танька подала знак Тишу и Лютому подобраться ближе к выходу. Оружейник оказался понятливым, а котёнок некоторое время упирался, недовольно фыркая.
«Лют, это не веселье. Ты иди с Тишем, я догоню. Будешь умницей? — попросила защитника.»
«Я так дисфа… диска… дисквалицируюсь совсем, — едва придумал ответ леопард.»
«Так! А давай не умничать! Я точно быстро обернусь, только информацию у них раздобуду. Всё, не спорь!»
— Ну, тогда оставайся! Скоро ужин, как раз поспеешь! — противно расхохоталась управительница. — Твой товарищ может идти, — подала подозрительный знак кому-то у себя за спиной.
— А док? Мы так не договаривались… — возразила Танька, тоже потихоньку приближаясь к выходу.
— А мы никак не договаривались. Иди, Тишь, иди с Богом…
— Ему и Лютого хватит, — исправив ошибку, уверенно мотнула своим русым хвостиком Танька. — Лют, охраняй Тиша! — вслух приказала серому. — Тишь, идите к лошадям, я догоню. И рюкзачок мой прихвати, а то здесь глаз да глаз нужен…
Танечкина справедливость иногда бывала жестокой. Но на то она и справедливость. Проводив взглядом наставника и защитника, она ударом ноги заклинила засов на двери. Начавшие было движение в её сторону, людоеды снова остановились и стали оглядываться на свою Голову.
— Итак, как говорят у нас в Припяти, горе есть — ума не надо? — даже не пыталась скрыть сарказм Танюша.
— Скоро твой Тишь не так запоет. А не захочет на нас работать — посадим к доктору и посмотрим, кто кого первым съест! — закончив на веселой ноте, Голова, словно дирижерской палочкой, крутанула над головой оставшейся вязальной спицей, направляя проголодавшихся чейсеров на верную смерть.
«Они так ничего и не поняли, — расстроилась Танька.
Ты их перевоспитывать пришла? — удивилось Второе Я.
Надеяться же можно? Или только конфетки жрать?!
Ты крыска, — обсасывая леденец на палочке, заметило Альтер Эго.
Сама такая! Не может быть, чтобы в человеке всё ну совсем плохо было…
Хочешь попробовать жизнь на вкус? — чуть не поперхнулась половинка.
Чего? Да ты! Совсем, что ли?! Я говорю не о мясе! Блин, и одну тебя к психиатру не отправишь, ведь…
Вот, вот! А от нас двоих он сам мозгами двинется! — поддержала себя веселая сладкоежка.»
На улице раздались и внезапно смолкли крики. Напряженно вслушиваться в тишину, ловить каждый шорох и ожидать продолжения Танечка чейсерам не дала.
— Вы еще будете ерепениться? — доставая из ножен свой кукри, Синеглазый Иблис стала не по-детски серьезной и печальной. Те, кто не уловил сути происходящего, решили броситься на малышку скопом, рассудив, что отбивную на косточке можно готовить и из живого организма.
Первые нападающие лишились рук с такой скоростью, что наблюдавшие картину вдруг отрубленных верхних конечностей так и не поняли, как через мгновение девочка оказалась позади их Головы. Приставив Бритву Оккама к горлу вязальщицы, Танюша оповестила окружающих:
— Как говорят у нас в Припяти, рыба гниет с головы. В основном, с правой, — с этими словами она одним махом лишила администратора дара речи, просто перерезав ей голосовые связки, при этом слегка царапнув изогнутым клинком шейные позвонки.
— Доктора нашего, надеюсь, не обижали? — вытирая лезвие о плечо бесполезно дергающейся жертвы, поинтересовалось детское любопытство.
Остолбеневшие, но так и не лишившиеся здравого смысла, людоеды предпочли отвечать жестами и кивками. Неведомая им сила сама притарабанила дока к Таньке. Вполне приветливый и даже ничуть не расстроенный, врачеватель растерянно посмотрел на залитую кровью атаманшу, перевел взгляд на постепенно затихающих на полу безруких существ и улыбнулся:
— Пир будет! — сказал тихо, ни к кому конкретно не обращаясь.
«Это он чего? — не поняла Танька.
Это он всё, — поставило диагноз Второе Я.
И лечить поздно? — уточнила наивно.
Он здоров, — перекатилась за щечкой карамелька.
А раньше сказать? Мы чего сюда перлись?
А ты спрашивала? Вот кто тебе мешает просматривать будущее? — не осталось в долгу Альтер Эго.
Он от человечины так поплохел?
Он теперь без неё не сможет.
Ну, на том и порешим. Как говорят у нас в Припяти, сделал дело — засыпь ямку.»
И порешила добрая девочка всех, кроме дока. Ей очень хотелось поискать хорошее в человеке, но вспарывать животы у всех подряд Танюша посчитала утомительным, поэтому быстро и чисто отрезала головы присутствующим. Нехорошо оставлять свидетелей, тут с Танькой стоит согласиться.
Часть 27
— И как тебе не страшно было оставаться с ними? — в темноте у ехавшего верхом Тиша голос звучал немного глуховато.
— Как говорят у вас в Припяти, глаза боятся — да руки не отрежешь, — Танька поправила поводья, чтобы не мешали Лютому.
— А что ты там вообще делала? Или мне нельзя спрашивать?
— Хотела поискать прекрасное в людях, — сказала почти правду. Ночью собаки вели себя совсем иначе, чем при солнечном свете: шли крадучись, очень мягко и плавно. От такой поступи сильно клонило в сон, но для ночлега решили все же отъехать подальше. — А ты как тут управился?
— А никак. Пока вышли, пока глаза адаптировались, твой… котик сам всё сделал. Десяток трупов! Почти мгновенно! И чего он со Зверем тянул тогда?
— Лютый маленький еще, — нежно погладила дремлющего лохматого, — он играться любит. А удается не часто, — печально вздохнула девочка.
— Что с доком? Они его не отдадут?
— Жив, здоров. Только без мяска теперь ему нельзя. Ну да на ближайшее время я его обеспечила, — засмеялась чему-то своему Танька.
— Ясно. Как говорят у нас в Припяти, бог шельму метит, а ей похер, — по-своему рассудил чейсер.
— Ты в лагерь этот теперь не ходи. И другим передай. Пусто там, нет больше каннибалов. Аномалия голода сожрала, скажешь. Вместе с депо. Понял? — Танька так посмотрела на Тиша сквозь темноту, что он физически ощутил приказ.
— Не вопрос. Где ночевать будем? Или так в седле…
— Нетушки! Прямо здесь давай, на песочке, — останавливая Мармеладку, распорядилась девочка. — У тебя спальник есть?
— Есть, — растерялся наставник. — Только звери ночные…
— Ой, угомонись, — вылезая из седла, Танька следом стянула свой рюкзак. — Лютый на стрёме всегда, — она выудила свой трехкомнатный спальный мешок из кармашка. — Только собак расседлаем, пусть охотятся. Поняли? — обратилась к транспорту. — Рядышком деликатесы добывайте, далеко не уходите.