— А Тишь — это кто? — решительно отставила стаканчик со сладким в сторону.
— Ну как же? Оружейник наш, он же тебя про мачете спрашивал! — уже поднявшись со стула, кивнул на Танькин кукри Старый. — Он из Чернобыльской Зоны кстати, в Припяти раньше жил.
— А эта зона как называется? — поинтересовалась напоследок.
— Фактор Одиночества, — удивился Дед.
Место в одной из плохо освещенных комнат Таньке досталось на нижней ярусе. Могла выбрать и верхний — пустых коек в большом помещении хватало — но ей было плевать: развернула свой эксклюзивный спальник на грязном матраце — и все обустройство. Дед выделил ей сундучок для оружия и личных вещей, но пользоваться им синеглазая не спешила.
«И правильно! Лагерь — значит все по-спартански должно быть! — поддержало себя Второе Я.
Как?! Ты где нахваталась такого? — чуть не поперхнулась Танька.
А что? Никаких излишеств же: закутались — и спатки? Да?
В нашей „пещерке“? Трехкомнатной? С горой подушек на двуспальном ложе? Ну-ну, аскетка. С диетой только не переусердствуй.
Ка… какой диетой? — в испуге прижало к груди очередную конфетку Альтер Эго.
Так тут всухомятку часто живут: на консервах и без сладкого, — озадачила свое подсознание Танька.»
Хотя Лютый и лежал на мешке в ногах, и отпугивал редких проходящих по комнате тихим урчанием, вечером отдохнуть Таньке спокойно не дали.
Прежде всего, она растянула трофейную «шкурку» на спинке соседней пустующей двухъярусной кровати.
Затем, уже в своей походной пещерке, она вычистила от грязи все, что можно, даже своего защитника. Досушила, наконец-то, одежду, а для себя сотворила маленький душ. И только укуталась с головой в огромное пушистое одеяло, постаравшись одновременно обнять сразу все подушки, как из зала нахлынули волны жутко искаженных мелодий и безголосого хора подпевал. Звуки электрогитары еще можно было терпеть, но отсутствие слуха у некоторых хористов убивало на месте.
Танечка никогда не страдала стеснительностью, но скромность у нее была врожденная. Чтобы не шокировать окружающий мир совершенством собственных форм, она сотворила себе черную футболочку с большим капюшоном от яркого света. Украсила трикотаж вопросом «Ангела вызывали?» под узнаваемым контуром фигурки с косой. На ноги придумала огромные пушистые розовые тапочки. Вынырнув из мешка, но не вылезая из дремы, сонная девочка отправилась наводить порядок.
Столы и стулья были сдвинуты в сторону. Посреди зала ожидания в импровизированном очаге развели настоящий огонь и теперь жарили на вертеле чью-то тушу. Рассевшиеся вокруг кто на чем, чейсеры изображали капеллу любителей панк-рока. От длинноногого явления в черном единственная гитара издала фальшивый писк. От надписи на груди явления ансамбль распался на затихающие звуки. А капюшон, грозно наброшенный на глаза явления, заставил мигнуть от страха лампочки под потолком местного бара.
«Они совсем петь не учатся? — приоткрыв один глаз, интересовалось Второе Я.
Они жрать хотят, — на окружающую действительность Танька глядела тем же приоткрытым глазом. — А пение — так, время в ожидании убить.
А что это у них так аппетитно жариться?
Мутант здешний, что непонятно-то? — рискуя окончательно проснуться, пожала плечиком Танька.
И как это есть? Оно ж радиоактивное, наверное! — окончательно проснулось Альтер Эго.»
Часть 14
— Простите, вы долго еще? Я спать хочу, — из глубины надвинутого на глаза капюшона спросила вежливая Танька. Её тихий нежный голосок не обещал ничего хорош…
— А тебе сейчас главное не вечером заснуть, а утром проснуться, — посмел пригрозить кто-то.
— Рискни, если Лютого не боишься, — зевнула в ответ. — Ну, так как? Поспать мне дадут или где? — она зябко поежилась и потерла правой рукой левое плечико, при этом неловко сведя от вечернего холода голые коленки.
— Тащи сюда своё животное, — поднялся со своего места высокий тип с огромным ножом в руках. — Тебя трогать нельзя, пока без оружия, а про кошек в правилах ничего не сказано. Сумеет меня поцарапать — будешь спать в тишине, так и быть, — вокруг засмеялись. — Ну, а не сумеет — будет из него добавка на ужин, не обессудь, — он оглянулся вокруг, собирая поддержку у разом оживившегося местного населения.
«Если не хочешь — я сама их утихомирю, — предложила защитнику синеглазая.»
«Как же! Веселье пропускать нельзя, — спрыгивая с мешка, подумал в ответ маленький леопард.»
— Лют, ко мне! — подала для виду команду, сбрасывая с глаз капюшон.
— О! Крутняк, он еще и лют! — пошутил отважный обладатель ножа.
— Ты бы шла спать, а? — посоветовал сзади знакомый голос. — Зверь — лучший охотник на мутантов, учти…
— А ты можешь пари принять, если хочешь, — не оборачиваясь, ответила Танька любителю шерстяных носков и домашних тапочек. — Победит Лютый — с тебя бесплатное оружие. Или подарю тебе классный клинок.
— Твой найф? — оживился в ответ.
— Нет! — резко обернулась к нему Танька. — Но очень редкий, поверь.
— Так уверена?
— Скуба Демо.[5]
— Подделка, он один! — сглотнув комок в горле, с трудом произнес Тишь.
— Тридцать шесть утеряно, а два больше никто не видел. У меня — один из них, папа подарил.
— Как говорят у нас в Припяти, лучше декольте сбоку, чем ширинка на спине, — он для виду почесал за ухом. — По рукам!
Из-за угла показалась симпатичная серая мордочка с зажатым в клыках кончиком хвоста.
— Пиплы, принимаю ставки! — объявил Старый. — На Зверя и Зверька! — он водрузил на барную стойку небольшую доску-меню и, протерев ее рукавом, стал мелом чертить суммы и имена.
— Э! — возмутился Зверь.
— Лютый — леопард! — поддержала Танька, подбирая пушистого на руки.
— Исправил! — громко оповестил бармен-букмекер. — Зверь против Лютого!
— Ты шиза, герлёныш. Он его убьет, — совсем беззлобно предупредили Таньку из образовавшейся перед кассой толпы.
— Чуть не забыла! — не сходя с места, громко поддержала веселье синеглазая. — Может, тогда до смерти оба будут? А то нечестно получится: поцарапать против слопать на ужин… А?
После недолгого молчания, задор игроманов увеличился вдвое, а веселость Зверя сменилась кислой миной.
Лютый не оправдал свое имя. Ни свирепого рычания, ни грозных взмахов длиннющим хвостом перед броском никто от него так и не дождался. Когда Танька сказала: «Убей!», он, словно вода, плавно вытек из её объятий и очень быстро оказался позади Зверя на спинках сваленных в кучу стульев.
Противник, со сверкающим ножом в правой руке и свисающей с левой, словно у гладиатора, крепкой охотничьей сетью, едва успел обернуться, как Лютый, демонстрируя способности Снежного Леопарда, перепрыгнул через его голову прямо к горящему очагу.
Почти одновременно с прыжком, следом за котенком полетела сеть. Не найдя жертвы, сухопутный невод, словно тряпка, остался лежать на грязном полу. Лютик, презрительно хмыкнув себе в усы, и даже, как показалось многим, иронично приподняв одну бровь, смотрел на своего соперника уже со стойки бара.
На левой руке Зверя, теперь не скрываемые тенётами, красовались латные сегментные наручи и шипастая металлическая перчатка. Он был озадачен и явно нервничал. В желтом уютном свете старых лампочек все происходящее выглядело безобидной игрой, если бы не удручающие безысходностью голые стены старого вокзала.
«Откуда здесь электричество? — думало Второе Я.
Оно просто есть. Как эти вечные лампочки, например, — еще больше запутала себя Танька.
Как так? — глядя на источники света, не поняла саму себя.
Ну, так эта игровая фантазия придумана, что непонятно? Лучше скажи, чего Лютый тянет? Я спать хочу, — заразительно зевнула в ответ.
Он играется! Маленький еще. Давай прикажем заканчивать?
Он и так нас понял. Меня, в смысле. Тьфу, ты! Я с тобой с ума сойду.
Ой, ой, ой! Сколько оптимизма! — гордо вскинула подбородок Альтер Эго.»
В следующем прыжке ирбис рассек жертве кожу на ноге. Все, что успел сделать Зверь — повернуться в сторону Лютого и скривиться от боли. Его бесполезные взмахи ножом в пустоте выглядели комично. Очень быстро шум и разговоры вокруг стихли. Зрители поздно поняли, что веселье каждая сторона понимает по-разному.
Тишь был настолько предусмотрителен, что сделал ставку на Лютого и теперь почувствовал, что в любом случае он не останется в проигрыше. Кроме нескольких чейсеров, на маленького защитника поставил и Дед, и поначалу это была всего лишь моральная поддержка для Таньки…
Очередной прыжок пушистого оставил Зверя без ножа: разорванная когтями правая рука больше не слушалась.
Часть 15
— Есть желающие пересмотреть условия поединка? — поинтересовалась Танька, погладив усевшегося рядом Лютика. В глухой тишине раздавался только скрип зубов Зверя, из-за шока не чувствовавшего пока всей боли.
— Останови своего мутанта… — несмело попросил чей-то голос.
— Лютый не мутант, и он мой друг, — оповестила всех. — Так что? Победа засчитана или добить?
— Согласно правилам, в лагере запрещены убийства, — нехотя произнес Старый. — Победа засчитана Лютому. Есть возражения?
— А она? — прозвучало от зрителей насторожено. — Ей так и сойдет мочилово проводника?
— Проводника, насколько я помню, схомячили его же лошади и не в этих стенах, — рассудил Дед.
— Крэйза отпустила мутантов, оставила нас без проводника. Её кот покалечил Зверя…
— И док при ней пропал. Ты уж по справедливости давай, Старый, — добавил другой чейсер.
— Что скажешь? — обернулся к Таньке добрый бармен.
— Как говорят у нас в Припяти, — Тишь опять возник за спиной неожиданно, — мало есть человечину, чтобы оставаться человеком. Хотя не факт, — задумчиво приподнял одну бровь. — Короче, проводник не нашего круга был, так что получил свое. А она, — встал рядом с Танькой, — теперь мой ученик. И все претензии — ко мне, — несмотря на вполне домашний вид, поглядывали в его сторону с опаской.