— Живешь с менталистом, учись…
— Врать? — предположил Мартин, положив мои ноги себе на колени. Снял сапожки и начал массировать уставшие ступни. Хорошо-то как…
— Да… То есть нет, не врать! Ты же знаешь, что нет жены честнее меня! Да-да, вот здесь…
Я буквально растеклась по сиденью.
— Сам виноват. Не воспитал в свое время, теперь мучаюсь, — посетовал муж горестно.
— М-м-м…
И чего он расстраивается? Надо было спросить у моего деда, когда начал ухаживать. Тогда бы знал, что мы, Вернеры, трудновоспитуемые.
Глава 18
Свое разрешение Мартин дал, при этом четко оговорив условия моей работы и уровень ответственности. Единственное, чего он не смог добиться, — это позволения сопровождать меня при встрече с императором. Но это было ожидаемо.
— Крейн не любит менталистов, — коротко пояснил маг. — Впрочем, это не значит, что я отпущу тебя одну.
К огромному моему облегчению, сопровождающим оказался Джис. Вальтер Аркет все еще оставался моим телохранителем, но после памятных событий в университете относился к своей работе слишком уж… ретиво. Неудивительно, учитывая, что если он меня потеряет, может лишиться не только должности.
Джиса напугать Шефнером было сложнее, да и меня он знал хорошо.
— Пока вы на моем попечении, фрау, — весело сказал боевой маг, — можете ничего не бояться. Влипнуть в неприятности я вам не дам.
— Я и не собираюсь никуда влипать.
— Ну-ну, фрау София. Вы разумная молодая женщина, но уж больно легко увлекающаяся. В некоторые моменты вас просто нужно хватать за руку и не отпускать, иначе останешься позади пыль глотать. Как Вальт. — Джис злорадно хохотнул. — А я его предупреждал, что это не контрабандистов пасти или трясти незаконных торговцев зельями! Тут нужно ко всему быть готовым.
Замечательно. Мной уже сложность работы в СБ измеряют!
Во дворец я приехала спустя два дня после званого ужина. Котовский в этот раз был одет более неформально и сдержанно, но это шло ему даже больше, чем обычный его светский вид.
— Хороший сегодня день. Император чувствует себя чуть лучше, чем обычно, и уже ожидает вас увидеть. О… что это?
Охрана кронпринца занервничала, с опаской разглядывая огромный короб, который Джис извлек из автомобиля.
— Необходимо досмотреть, — вежливо, но безапелляционно заявил Хайнц, придворный артефактор, до этого прятавшийся за верзилами-гвардейцами.
— Только в моем присутствии, — столь же вежливо ответила. — Там сложная аппаратура, легко повредить.
— Я стал мастером до того, как вы появились на свет, фрау Софи! — возмутился чародей.
Пожала плечами. Старого артефактора я уважала, как и прежде, только пиетет перед статусом мастера испытывать перестала. Хайнц работал в классическом стиле, не признавая ни нововведений, ни нетрадиционных стилей чароплетения. Если б я хотела что-то от него скрыть в своей работе, удалось бы легко. Но признавать это мастер не спешил.
Он отвел нас в свою мастерскую и почти полчаса провел, изучая плетения на тонких цветных проводках, но гордость так и не позволила ему спросить, как это работает. В отличие от Анджея.
— Для чего это? Когда вы записывали мнемограф раньше, не использовали ничего подобного.
— Тогда я брала воспоминания из своей памяти, теперь задача усложнилась. Император не чародей и не маг, к тому же ослаблен. Поэтому я принесла дополнительные усилители. Их используют в основном для целительских артефактов, когда нужно регулировать влияние чар на организм человека.
— Вы изменили принцип работы, — проворчал Хайнц.
— Так и это не целительский артефакт.
Хайнц был не единственным, кто должен был следить за процессом извлечения памяти. Помимо него к нам присоединился придворный менталист, столь старый, что чуть ли не рассыпался на ходу.
— О, так ты жена юного Шефнера! — жизнерадостно воскликнул он. — Как там поживает Адель?
— У фрау Ратцингер все хорошо, — ответила, скрывая раздражение, — хотелось быстрее приступить к работе.
— Замуж так и не вышла второй раз? Нет? Посвататься к ней еще раз, что ли?
Заметив мой удивленный взгляд, подмигнул.
— О, у нас есть общая история. Ей было семнадцать, мне сорок. Я страстно увлекся фрейлейн Шефнер, а она ни в какую не желала отвечать мне взаимностью. Дело дошло почти до преступления. Я едва не вынудил Адель заключить магический брак. К несчастью, ритуал не сработал.
— Что за ритуал? — без особого интереса спросила я.
Менталист, которого мне так никто и не представил, открыл было рот, но тут же осекся.
— Так, древняя традиция, — уклончиво ответил старый маг. — О ней почти никто не помнит. Как и о магическом договоре между наставником и учеником, хотя уж от него-то вреда никогда не было.
— София, разве вы не заключали подобный договор с Рихтером? — спросил Анджей.
Менталист бросил быстрый взгляд на мою левую руку, на который красовался тонкий белый рубец, оставшийся после ритуала, и глаза его округлились.
— Вы… ученица повелителя стихий? Вы уверены, фрау?
— Мне рассказывал о договоре дед, так что я просто следовала инструкциям.
— А больше вам дед ничего не рассказывал?
Ответить не успела. Хайнц объявил, что с моими артефактами все в порядке. Кто бы сомневался.
Весь путь до покоев императора я чувствовала тяжелый взгляд на затылке, даже прикосновение чужой магии. В какой-то момент я не выдержала и, резко обернувшись, строго посмотрела на старичка мага. Тот виновато улыбнулся и развел руками.
— Любопытная у вас чувствительность к менталистике. Были в роду маги разума?
— Вроде нет.
— И мастер Вернер так говорил, — задумчиво отозвался придворный маг. Он подошел очень близко, сладко улыбнувшись напрягшемуся Джису, подхватил меня под локоть и тихо сказал: — А вы знаете, у вас очень интересное ментальное поле. Появлялись ли у вас в последнее время необычные мысли или желания?
— Н-нет.
— Странно. Видимо, крепко вы мужа любите, — невпопад заявил менталист и отпустил мою руку, оставив в недоумении.
Это он на что-то неприличное намекал?
Стоило нам зайти в покои императора, как все мысли о намеках тут же испарились. В огромной спальне пахло болезнью и приближающейся смертью. В истощенной фигуре в широкой белой рубашке с трудом можно было узнать когда-то довольно массивного Крейна.
— Это… та чародейка, Анджей?
— Да, дядя, — почтительно ответил Котовский, подводя меня близко.
Блеклые глаза с трудом сфокусировались на моем лице.
— Девочка Гревениц, так ты вроде говорил? Хороший род, верный. Подаривший трону одну из лучших императриц. Тебе бы следовало не щелкать клювом, позволив этому канцлеровскому выкормышу получить ее. Верно, девочка? Хотела бы быть императрицей?
К счастью, Крейн не ждал моего ответа. Он вяло махнул рукой, подзывая к себе. Я уселась на край кровати.
— Ваше величество?
— То море, что ты мне подарила, было прекрасно. Но сейчас я хочу преподнести свое воспоминание не всем, а лишь одному человеку. Своему дорогому племяннику. Ты сможешь это сделать?
— Да, ваше величество. Процесс передачи не позволяет увидеть ваше воспоминание, а сам мнемограф легко можно настроить на одного человека.
— Хорошо. Что нужно от меня?
Я подозвала слугу, подавшего мой короб. Вытащив на свет провода, подсоединила их к стоящему на прикроватном столике мнемографу.
— Как долго длится воспоминание, которое вы хотите записать, ваше величество?
— Не больше десяти минут.
— Тогда вам нужно просто сконцентрироваться на нужном моменте. На запахах, образах, звуках… Чем ярче вы вспомните интересующий вас эпизод, тем лучше будет конечный результат.
У меня самой подобное получилось не с первого раза. Но с усилителями дело должно было пойти быстрее. Под пристальным взглядом всех находящихся в спальне людей я прикрепила проводки на висках и лбу императора, подсоединив его к мнемографу. Само устройство поставила на колени. Ласково пробежалась пальцами по хрустальным граням, оживляя его. Камень внутри замерцал, затем стал совершенно прозрачным. Я стерла из него свое воспоминание о море, на мгновение испытав сожаление.
— Теперь закройте глаза и попробуйте вспомнить.
Крейн нахмурился, пытаясь выполнить мои указания, но не слишком успешно. Я подавила вздох. Этого и следовало ожидать. Еще бы венценосный не преставился в процессе, а дождался моего ухода…
Дядя Клеменс, барон Гревениц, терпеть не мог, когда об императоре Грейдора говорили дурное. Но иного отношения Алазар Крейн и не заслуживал. Пьяница, обжора и кутила, устраивавший роскошные праздники даже во времена эпидемии, он бы растратил всю государственную казну, если бы мог.
Мне не следовало сочувствовать этому человеку, но сейчас я видела больного умирающего человека, и жалость зашевелилась в моей душе. Я аккуратно взяла императора за сухую когтистую ладонь и легко сжала ее.
— Не стоит напрягаться. Напротив, попробуйте расслабиться. Вспомните деталь, наиболее ярко запомнившуюся. И восстановите, что вы чувствовали, когда смотрели или думали об этой детали. Вспомните, каким были тогда…
Сначала я почувствовала дрожь, исходящую от мнемографа. Затем засияли провода — серебристым, фиолетовым, изумрудным… Топаз внутри устройства замерцал, а потом наполнился цветными всполохами. Дыхание, кажется, затаили все.
Я склонилась над императором, чтобы поправить сбившийся проводок, и задела укрытое одеялом тело выпавшим из выреза платья медальоном на тонкой цепочке. Я подвесила созданный недавно ментальный идентификатор рядом с обручальным кольцом и забыла о нем.
Артефакт же, коснувшись императора, так нагрелся, что почти обжигал пальцы. Это не могло быть результатом работы мнемографа. На ментальные чары идентификатор почти не реагировал, лишь на сами ментальные заклинания. И на тех, кто им подвергся.
Пытаясь сохранить спокойствие, убрала медальон под одежду и искоса посмотрела на имперского менталиста. Он пытается заколдовать императора? Вот так, в присутствии стольких свидетелей?