— Вот опять одна ходите, неприятностей ищете. А вдруг чего?
Я отмахнулась — ну что может случиться в поезде, наполовину набитом военными и боевыми магами, возвращающимися домой?
Когда за окнами уже начали мелькать городские постройки, в дверь громко забарабанили. Джис вышел, но через пару минут вернулся с одним из офицеров.
— Фрау, вас никто не беспокоил? — спросил он.
— Нет, — вяло ответила я.
Внезапно начавшаяся мигрень делала мое настроение еще хуже, чем было. Наверное, не стоило пить кофе.
— И ничего странного не видели?
— Нет, ничего. Я почти не выходила из купе и ни с кем не общалась. Что-то случилось?
Офицер с сомнением посмотрел на Джиса, и тот кивнул.
— Думаю, большой беды не будет, если расскажем. Минут пятнадцать назад мы нашли труп в одном из вагонов. Мужчина, слегка за сорок. Перерезанное горло. У него был с собой билет и документы, но они, судя по всему, фальшивые. Убийцу мы пока не нашли. Так что будьте осторожнее.
— Непременно, — заверил Джис.
Когда офицер вышел, Берт спросил:
— Фрау Шефнер, у вас все в порядке? Вы выглядите очень бледной.
— Голова раскалывается.
— Может, спросить у проводника лекарство?
— Нет, думаю, само пройдет. Не стоит лишний раз выходить из купе, раз такое произошло.
Покинуть поезд нам позволили без проволочек — преимущество высокого статуса. На перроне нас уже ждала Эзра. Поздоровалась она со мной довольно формально, но у меня не было ни сил, ни желания выяснять, чем именно я обидела фрау Орвуд. Усевшись на заднее сиденье автомобиля, стянула перчатки и дотронулась до лба. Он показался мне горячим. Дыхание тоже было ощутимо затруднено.
— Не уверена, что мне стоит ехать в дом Шефнеров. Кажется, я простыла и могу заразить Генриха.
— Вы очень взволнованы, София. Нужно успокоиться, и все пройдет, — заметила Эзра с водительского кресла. Джис, сидевший рядом со мной, хоть и промолчал, но было видно, что он согласен с телохранительницей.
Меня просто считали симулянткой, избегающей встречи с Мартином. Прикрыв глаза, я прислонилась щекой к прохладному стеклу. В груди ощущалась боль, но жаловаться было бессмысленно. Может, и правда нервное.
По дороге я немного задремала и проснулась от легкого прикосновения Джисфрида.
— Где Берт? — спросила, с трудом разлепив глаза.
— Мы высадили его по пути. Малому не терпелось встретиться с матушкой. Фрау, вы действительно выглядите не очень.
— Это все чародейские эксперименты, а я ведь предупреждала, — проворчала Эзра, сворачивая к особняку. Но теперь уже и она поглядывала на меня встревоженно.
День выдался солнечным, поэтому мне пришлось хорошенько проморгаться, прежде чем слезящиеся глаза привыкли к уличному свету. И только тогда я увидела, кто помог мне выйти из автомобиля.
— Рад тебя видеть, — серьезно сказал он, неохотно выпуская мою руку.
— Добрый… — я не договорила, резко закашлявшись.
Приступ был такой сильный, что мне пришлось прислониться к хромированному крылу автомобиля. Кашель был странный — влажный, с всхлипами, раздирающий грудь. И убрав руку ото рта, заметила на белой перчатке пятна крови.
Только сейчас я поняла, что случилось. Тот человек в вагоне-ресторане каким-то образом заразил меня красной лихорадкой. Кто-то выпустил демона на волю.
— Софи! — Мартин попытался коснуться меня, но я отшатнулась.
— Нет, не трогай! Не подходи!
Я снова закашлялась, и перед глазами заплясали цветные пятна. Сделала еще шаг назад, наткнулась на кого-то и попыталась вырваться.
— Мне нужно… Я не должна быть здесь. Там, в поезде, это всё те семена… Только не вы… Не Генрих.
Встревоженные голоса вокруг. Мартин, невзирая на мои слабые попытки вырваться, усадил меня в автомобиль и сам сел рядом. Я почти плакала.
— Уйди! Ты заболеешь.
— Нет, нет, — горячо шептал муж, прижимая к своей груди. — Со мной все будет в порядке. И с тобой тоже. Обещаю. Мы едем в госпиталь, где тебе помогут. Есть лекарства.
— Карантин, нужно объявить карантин. И проверить, как там Берт. Джис, Эзра… Они все могли заразиться…
— Тс-с-с, помнишь, я говорил, что приручил демона? Не бойся. Я тебя вытащу. Клянусь.
Мне давно не было так страшно. Госпиталь, пустая палата, капельницы… Холодные иглы, осторожные руки, стягивающие с меня платье и белье и так же бережно одевающие в больничную одежду. Боль, раздирающая изнутри, пугающий калейдоскоп образов перед глазами. Голоса, но среди них чаще всего Мартина, успокаивающий, ласковый. И незримое присутствие Рихтера. Будто он держал меня за руку, не отпуская.
В тот момент я не верила, что выживу, поэтому судорожно пыталась закончить все свои дела здесь, на бренной земле. Умоляла увезти Генриха из Брейга, так как была уверена, что в столице бушует эпидемия. Уговаривала не выкидывать мои артефакты, а отдать их — хотя бы в университет. Почему-то мне казалось, что стоит мне умереть, как муж сожжет все мои вещи. Пыталась дать указания своим бывшим ученикам, которые, бестолковые, все время путали разные виды чар и однажды могли пострадать. Ругалась с Корбином — если это был он, а не моя галлюцинация — из-за его неосторожности и просила не учить Генриха ничему плохому.
И еще… звала Мартина. А когда узнавала — долго и путано оправдывалась за то, что когда-то обидела, не сказав сразу «да» на его предложение. Что думала о нем так плохо. Что теперь оставляла вот так, не успев побыть ему настоящей женой. Возможно, я говорила что-то еще. А может, сказанное никто и не слышал и слова звучали лишь в моем пылающем разуме.
Но я точно однажды услышала ответ: «Это все не важно. У нас все еще будет впереди».
И почему-то в этот раз получилось поверить Мартину. Поверить в то, что у нас есть будущее.
Сознание возвращалось ко мне постепенно, рывками. Вот целитель, обещающий, что уже через неделю я уйду из больницы на своих двоих. Вот Рихтер, вслух зачитывающий строки из газеты, тут же ядовито их комментирующий и сам смеющийся над своими шутками. После того как я начала задыхаться от смеха, его тут же вытурила из палаты медсестра и больше не пускала.
Чаще всего меня посещал Мартин. Три дня подряд он приходил поздно вечером, когда я уже практически засыпала. Почти всегда заставала его и ранним утром, скорчившимся в кресле и сопящим. Я не могла ничего у него спросить. Голос надорвался, и все, что мне оставалось, — это только кивать головой и шептать, надеясь, что меня услышат и поймут. Сил ни на что не хватало, сложно было даже завтрак съесть, не утомившись при этом.
О лихорадке муж рассказал мне сам. Про то, что нашел лекарство еще несколько месяцев назад, что угрозы эпидемии больше не было. Демон был порабощен и безобиден.
— Значит, ты спас меня, — прошептала я.
Он услышал. Или прочел у меня в голове. Лицо его болезненно скривилось.
— Нет. Я едва не убил тебя, так как самоуверенно думал, что смогу разобраться с последствиями, если Тренк попробует отомстить, выпустив лихорадку на волю. И это частично правда. Несколько людей в поезде, Джис и Берт заболели тоже. Но я уже знал, как их вылечить. Они провалялись в постели не больше суток с легким насморком и кашлем. И само проклятие было отменено почти сразу, до того, как болезнь успела неконтролируемо распространиться. Чтобы накрыть контрпроклятием весь Грейдор, пришлось подключить несколько десятков целителей, но у них все получилось. Вот только ты могла и не выжить. Тебя, в отличие от остальных, заразили напрямую. Семена слишком быстро прижились в легких, и лекарство оказалось практически бесполезным. Даже когда зараза перестала распространяться, когда семена были уничтожены, ты не приходила в себя. Организм не справлялся. Если бы не сила роанских жемчужин, если бы не связь с Корбином… Кто знает, каким бы был результат…
Странно было видеть Мартина таким. Подавленным, преисполненным сожаления. Сомневающимся. Только однажды он показывал себя слабым — когда погиб Петер. Но тогда мы были вместе, могли поддержать друг друга. Сейчас мое сочувствие, пусть и искреннее, показалось бы ему фальшивым. Мы слишком отдалились друг от друга. И все же я сделала жест рукой, побуждая Мартина склониться. Положив ладони на каменные плечи и потянувшись к нему, поцеловала в колючую щеку.
— И все равно спасибо. За то, что был рядом.
Болезненно жадно Мартин прильнул к моим губам, сухим и шершавым, и тут же отстранился, оставив в растерянности.
— Помнишь, как я злился, когда возвращался домой, а тебя там не было? Или ты пропадала в мастерской. Но тогда, по крайней мере, я понимал, что ты скоро придешь. Уставшая или взбудораженная, довольная собой или разочарованная. И станешь рассказывать об учениках, о безделушках, которые хочешь купить, о чарах и артефактах. Было немного обидно, что в этой части твоей жизни нет меня, но… ты всегда возвращалась. И была рядом, когда я нуждался в твоей поддержке. Почему ты качаешь головой? Не веришь? Но это так… Ты была единственной, кто искренне мне радовался. Теперь нет и этого. Если ты вернешься… то не ради меня, да?
Я беспомощно пожала плечами. Закон был на стороне Мартина — пожелай он, мне и видеться с ребенком не дадут. Мы оба это понимали. Поэтому было милосердно с его стороны не вести себя как победитель, щадя мое самолюбие. Делать вид, что выбор существует. Или… он на самом деле верил, что я захочу вернуться добровольно.
Смешно, но я скучала по мужу, хотела быть с ним. Только вот счастья впереди не видела. И обид забыть не могла, как бы ни хотелось порой попросить Мартина стереть все плохое и оставить лишь хорошие воспоминания. О вечерних беседах в гостиной и торопливых утренних поцелуях. Тайных переглядываниях во время официальных встреч и уединенности за закрытыми дверями. Где только мы вдвоем и ничто больше не имеет значения…
Этого больше не будет. Мне нужно было принять это, смириться. И Мартину тоже. И не требовать от меня невозможного — делать вид, что все может быть как прежде.