Условия мужа были вполне разумными. И в какой-то степени совпадали с моими намерениями. К примеру, я и сама собиралась разорвать договор с Рихтером. Не из опасений, что рано или поздно поддамся соблазну и попаду в плен магического брака. Просто зависимость от кого-либо не входила в мои планы. Да и нечестно это по отношению к повелителю стихий, которому было гораздо сложнее справиться с любовным мороком, чем мне.
Мы встретились в странный период моей жизни. И расставались в странный. Хотя, учитывая все произошедшее, не ожидала, что в итоге мы с Рихтером окажемся в храме. В том самом, где я выходила замуж за Мартина.
— Твои клятвы мужу влияют на тебя и на наш договор. На уровне веры и желаний, но они не намного слабее магии. И где-то даже могущественнее. Поэтому в этом месте, — маг вытянул руку вверх, будто пытаясь коснуться свода храма, — где ты когда-то обещала себя другому, разорвать договор легче всего. Но ты уверена?..
Посмотрев назад, я поймала взгляд Мартина. В этот раз он был просто зрителем. Марта, Джис, дядя Клеменс, жутко встревоженный и ничего не понимающий… Они все были здесь. И Генрих тоже, мирно сопевший на руках няни.
— Мы не будем чужими людьми друг другу. Ты ведь не передумал становиться крестным Генриха?
— Ни за что не упущу этот шанс. Тогда поторопимся. А то священник точно скоро вернется с факелом, чтобы сжечь нечестивцев, — усмехнулся маг.
Рихтер поставил перед алтарем огромную золотую чашу и опустился на колени. Я последовала за ним.
— Здесь вода из анмарского источника. Храмовники считают, что она помогает стереть грехи. Маги древности же знали, что лучший способ ослабить одаренного — дать испить этой воды. Но у нас сейчас другая задача. Опусти в чашу левую ладонь.
Вода не была ледяной, но кожу тут же закололо. Корбин тоже погрузил в чашу руку и переплел наши пальцы. Я чувствовала жжение, пока еще терпимое, там, где соприкасались шрамы на ладонях.
Маг посмотрел на меня. В мерцании храмовых свечей его зеленые глаза перестали казаться человеческими.
— Признаюсь, у меня нет желания отпускать тебя. Но… Я, Корбин Рихтер, алхимик и повелитель стихий, сын своих родителей, первый маг в роду, отказываюсь от каких-либо претензий на твои тело и душу, София. Отныне мы идем разными путями. У тебя нет долга передо мной, у меня нет прав на тебя. Более ты не моя жена и не моя ученица.
— Я, София Шефнер… — Горло сжало, но, глубоко вздохнув, я продолжила: — Как дочь своих родителей, как потомок своего рода и как мастер артефакторики забираю свою жизнь обратно и не претендую на твои тело и душу, Корбин Рихтер. У тебя нет долга передо мной, у меня нет прав на тебя. Мы… мы идем разными путями. Более ты не мой учитель и не мой муж.
Вода на мгновение помутнела, левую кисть свело судорогой. Громко завопил Генрих, будто чувствуя, что происходит.
Когда я вынула руку из чаши, с нее капала кровь. Как и у Рихтера. Но вода оставалась темной, будто вместе с кровью в нее попало что-то еще. Древние ритуалы…
— Рубец все равно останется, — сказал алхимик, доставая из кармана платок. — Как ты?
— Чувствую себя как обычно. А ты?
— Все еще люблю тебя, — буднично ответил Рихтер.
Он помог мне подняться и обнял одной рукой, невзирая на стоявшего рядом Мартина. Я уткнулась лицом в его плечо и глухо спросила:
— Ты ведь будешь в порядке, да?
— Любовь — это не кандалы, это награда. Мне стало легче, когда я понял, что не обязательно разбивать лоб себе и другим, чтобы продолжать любить. И что мне нравится быть твоим другом. Я же могу продолжать спать с теми, с кем хочу… Ой!
Я ущипнула Рихтера за бок и, выпутавшись из объятий, погрозила ему пальцем.
— Вам следует стать серьезнее, мастер. И разборчивее в связях.
— Даже не проси! Я отправляюсь в Лермию, а ты представляешь, сколько там красоток?
— Мартин тебя отпустил?
— О, с огромной радостью! У него большие планы на Лермию. Да и я прогуляюсь в хорошей компании. Помнишь Лоренцо Моретти?
— Тихоню профессора? Конечно.
— Так вот, это девица, и она теперь на моем попечении… Ох, мы тут всё кровью закапали! Марти, не надо корчить такие рожи, я же ничего секретного не рассказываю. Лучше помоги своей жене смириться с тем, что люди обычно не такие, какими кажутся…
Менталист отвел меня за руку к скамейкам, где перевязал ладонь уже нормальным бинтом.
— Посиди здесь, мы скоро пойдем.
Священник так торопился убрать безумных магов из своего храма, что таинство провел в рекордно короткие сроки. Теперь у Генриха был крестный, лучший из возможных.
В особняк Вернеров собиралась отбыть тем же вечером. Наши с Генрихом вещи уже перевезли. Не все, только самые необходимые, ведь формально я уезжала для восстановления и лечения в стенах родного дома. И должна была вернуться. Рано или поздно.
Мартин вызвался проводить нас лично, даже не взял водителя. Когда-то, четыре года назад, он так же вез меня домой с попойки, устроенной Петером в доме дяди. Интересно, если бы той встречи не было, где были бы мы сейчас? Я посмотрела на личико сына, смешно хмурящегося во сне, и улыбнулась.
Жалеть можно было о многом. Но не о том, что получилось у нас в итоге.
— Твоя тетя более чем уверена, что у Генриха талант к боевой магии. Тебя это не расстраивает?
— Уж что-что, а боевых магов воспитывать я умею, — снисходительно усмехнулся Мартин.
— А элементалистов? Впрочем, для этого у нас есть Рихтер.
Что там муж проворчал себе под нос, я так и не услышала. Видимо, это было не для женских ушей. Что-то меняется, а что-то остается прежним. Дразнить Мартина было по-прежнему приятно. Он и сам любил меня позлить. Раньше. Но в последнее время предпочитал все больше отмалчиваться. Хотелось бы знать, что с ним происходит.
Войдя в дом, вздохнула полной грудью. Место, в котором я выросла, и теперь оставалось для меня лучшим приютом. Я знала все его секреты, знала все щербинки и уголки. Даже старые чары, наложенные еще моим дедом, не выветрились до конца.
— Кати еще не приехала? — спросил Мартин, знающий, что я попросила свою старую няню пожить с нами немного.
— Судя по всему, нет, но я справлюсь. Не такая уж и безответственная у тебя жена. А где Эзра?
Самым главным условием моего переезда стало согласие на внешнюю охрану и на присутствие в моем доме любого человека на выбор мужа. А так как он мало кому доверял, я полагала, что это будет кто-то из уже знакомых мне сотрудников СБ.
— Эзра? Она в отпуске — у нее родилась внучка. Первая девочка в их семье. Она жуть как довольна, — ответил Мартин, передавая слуге шляпу и трость.
В этот момент я вдруг заметила, что среди чемоданов, которые еще не успели убрать, было несколько чужих.
— Так кого же ты оставишь с нами? — уточнила, полная подозрений.
— Если хочешь что-то сделать хорошо, сделай сам, — назидательно сказал Мартин. — У тебя же найдется лишняя спальня для уставшего пожилого канцлера? Мне много не надо. Ты даже не ощутишь моего присутствия…
Эпилог
Я тебя отвоюю у всех времен, у всех ночей,
У всех золотых знамен, у всех мечей.
Я закину ключи и псов прогоню с крыльца —
Оттого, что в земной ночи я вернее пса…
Впусти кота в дом — и скоро сам не заметишь, как он станет в нем хозяином.
Нет, Мартин не пытался командовать, был абсолютно ненавязчив и не рвался ко мне в спальню ночью, желая стребовать супружеский долг. Последнее было даже немного обидно. Иногда мы с мужем встречались за завтраком. Генрих просыпался ни свет ни заря, и мне приходилось вставать с ним. Изредка ужинали вместе. Несколько раз я обнаруживала Мартина в детской задумчиво наблюдающим за сыном. Но при моем появлении он тут же уходил.
И все же дом постепенно принимал нового хозяина. В гостиной пахло вишневым табаком, в прихожей лежали трости и зонты, на десерт стали готовить любимый мужем яблочный пирог. Новые слуги чем-то упорно напоминали бывших подчиненных Мартина, а в кабинете деда, который я любезно уступила канцлеру, постоянно разрывался телефон. Порой, выходя с Генрихом на прогулку, мы сталкивались с вежливыми доброжелательными господами, которые непременно интересовались, как у меня дела. В некоторых я потом узнавала министров, баронов и графов.
Даже присутствие Марты и ее близнецов чувствовалось не так сильно. Целительница, когда не пропадала в университете, проводила время с Эдмундом и Петрой. Близнецы были презанятными, но совершенно не похожими на моего Генриха. Эдмунд, пухлощекий рыжеволосый крепыш, почти все время спал, хорошо кушал и благодаря своей очаровательной улыбке и кроткому нраву был любимчиком всех домочадцев. Петра… Полагаю, характером она пошла в отца. Малышка родилась совсем крохотной и часто болела, но, несмотря на это, обладала любознательным и стойким характером и значительно опережала в своем развитии как родного брата, так и «дядю» Генриха.
Сама Марта с удовольствием общалась со мной, но избегала Мартина. Присутствие моего мужа вызывало у нее противоречивые чувства. Менталист не отказал вдове своего племянника в поддержке, но его снисходительность касалась только Марты. Не ее отца. Не знаю и не хочу знать, в чем уличил мэра Торнема канцлер, но Тиоли не только лишился должности, но был вынужден распродать все свое имущество и уехать из страны. С внуками ему увидеться так и не дали. Думаю, Мартин счел это лучшим наказанием для того, кто подверг опасности его беременную жену.
Но даже наша с целительницей немного неловкая, но искренняя попытка найти общий язык не могла заполнить пустоту в душе. Мне было мало случайных встреч с мужем. Быть просто соседями, но не возлюбленными оказалось… невыносимым.
В один из дней я внезапно, неожиданно для самой себя оказалась на пороге спальни Мартина. Его в это время дома не было, а дверь он не запирал. Было неловко вторгаться вот так, без спроса, но любопытство оказалось сильнее.