— Зачем ты хотел взять с собой этого грязного нищего? — спросил Камариддин.
— Пропадет парень в Самарканде.
— У тебя слишком добрая душа… Наш султан, да продлится его счастливое царствование тысячу лет, по своему добродушию дал слишком большую волю накшбандиям [18]. А они вместо того, чтобы возносить к аллаху благодарственные молитвы за покровителя правоверных, распространяют о нем самые нелепые слухи…
Помолчав, Камариддин добавил:
— Слышал, как султан посадил в лужу мухтасиба?
— Нет.
— Э-э, да об этом говорит весь Самарканд! Месяц назад, в пятницу, его величество пожаловал на молитву в Биби-Ханум. После молитвы мухтасиб при всем народе намекнул, что наш султан отступает от благочестия. Тогда Улугбек поднялся со своего места и направился к мухтасибу. Собравшиеся ожидали, что он прикажет наказать муллу. Но вместо этого султан обратился к мухтасибу: «Это правда, что Ходжа Ахрор сравнивал вас с пророком Мусой?» Сайд Ашик подтвердил это. Тогда султан спросил: «Вы принимаете его уподобление?» — «О нет, — отвечал мухтасиб. — Я недостоин даже лобызать след пророка». — «Теперь скажите мне, — продолжал Улугбек. — Кто более велик — я или древние фараоны?» — «Вы, умиротворивший вселенную!» склонился Сайд Ашик. Султан улыбнулся и сказал: «Всевышний дал наказ Мусе-пророку, чтобы он не величался перед фараоном, а, наоборот, был почтителен с ним. Так почему же тот, кто намного ниже пророка, смеет судить того, кто превосходит фараона?» Мухтасиб готов был сквозь землю провалиться.
Камариддин оказался умным и занятным собеседником. В разговорах с ним Шамсибек не замечал, как проходят дни. Сипах был одним из сильнейших людей Самарканда — мало кому удавалось положить его на лопатки. Глядя на могучую фигуру спутника, Шамсибек думал: «Если бы он не родился богатырем, то родился бы ученым».
Вечером четвертого дня, когда караван вступил уже на благодатные земли Ферганской долины, путники заметили множество огней в стороне от дороги.
— Кажется, свадьба, — кивнул в сторону огней Камариддин.
— Непохоже, — возразил Шамсибек. — Не вижу большого костра. Мне сдается, в кишлаке что-то стряслось.
— В таком случае давай посмотрим.
Пришпорив коней, они поскакали в направлении селения. По мере приближения к кишлаку все слышней становился разноголосый гомон толпы, собравшейся вокруг костров. Подъехав ближе, путники различили а центре сборища глиняную стенку, а возле нее огромного роста парня в рваном халате и с синяками на лице. Руки и ноги его были связаны. Рядом сидела хрупкая девушка, прикрывавшая лицо косынкой. Чуть поодаль стоял, перебирая четки, чернобородый человек в большой чалме.
Привязав лошадей к дереву, Камариддин и Шамсибек протиснулись сквозь толпу к бородачу. Сипах поздоровался и спросил:
— Уважаемый, что случилось?
Оглядев богато одетых гостей, чернобородый осторожно сказал:
— Кто вы? Я должен знать, с кем говорю.
— По велению султана мы направляемся в Андижан, — ответствовал Камариддин и достал из-за пазухи грамоту, подписанную Улугбеком. Поцеловав ее, он провел ею по глазам и передал грамоту бородачу.
Тот осторожно принял свиток, также поцеловав и проведя им по глазам. Потом развернул и, увидев подпись султана, низко поклонился:
— Готов служить вам, достопочтенные. Я местный кадий [19].
Вслед за ним вся толпа склонилась перед гостями.
— Я хочу знать, — повторил свой вопрос Камариддин, — зачем здесь столько людей…
— Народ собрался покарать преступивших закон пророка.
— В чем их обвиняют?
— Девушка, которую вы видите, была помолвлена с джигитом по имени Ахмадбайвачи. Этот нечестивец, — бородач указал на покрытого кровоподтеками гиганта, — вскружил ей голову и сговорился убежать вместе с ней накануне свадьбы. Их схватили и привели ко мне. Я постановил предать их смерти.
В это время в толпе послышался шум, и через минуту к гостям протискался худой седеющий дехканин. Он упал на колени перед Камариддином:
— Выслушай меня, облеченный доверием величайшего из подданных аллаха!
— Говори! — сказал сипах.
— Девушка, которую ты видишь, — моя младшая дочь. Это я виновник ее прегрешения, я заставил ее согласиться на помолвку с Ахмадбайвачи. Прикажи казнить меня, а ее отпустить…
— Так ты не давала согласия выйти замуж за того джигита, о котором говорит твой отец? — обратился сипах к девушке.
Она, вздрагивая от страха, отрицательно покачала головой.
— Кто ты такой? — спросил Камариддин изукрашенного кровоподтеками силача.
Гигант угрюмо молчал, даже не взглянув на вопрошавшего.
— Это местный полван [20], - поспешил объяснить дехканин.
— О, это любопытно, — промолвил сипах и подошел к силачу. — Как тебя зовут?
— Ганимурад, — мрачно ответил тот.
— В Самарканде мало молодцов, которые могут похвастаться победой надо мной, — сказал Камариддин. — Если ты окажешься в числе тех счастливцев, что смогли припечатать к земле Камариддина, сына Ибрагима, ты будешь жить.
Сипах повернулся к кадию:
— Развяжите его.
Приказание было тотчас же исполнено, и Ганимурад принялся растирать затекшие руки.
— Дайте ему умыться и накормите, — сказал Камариддин. — Я не хочу победы над голодным джигитом…
— Тем временем кадий успел распорядиться о ночлеге для важных гостей и, подобострастно кланяясь, сообщил об этом сипаху. Камариддин благосклонно взглянул на расторопного бородача и сказал:
— Прикажи накормить наших лошадей. Да пусть принесут пояс этому силачу, — он кивнул в сторону Ганимурада.
— Пояс! — крикнул кадий, и из толпы сейчас же протянули несколько поясов.
— Ну держись, парень, — улыбнулся Камариддин, передавая богатырю пояс.
Туго подпоясавшись, молодой человек вышел в середину круга, очищенного толпой для состязания. Камариддин снял свой халат, протянул его Шамсибеку. Освещенные пламенем костра, борцы начали сходиться. Бронзово-красные блики играли на их могучих торсах. По толпе прошел невольный гул восхищения противники явно не уступали друг другу ни в красоте, ни в силе.
Взявшись за пояса, богатыри некоторое время не тревожили один другого и лишь редкими мощными рывками пробовали устойчивость соперника. Наконец Камариддин резко уперся подбородком в плечо Ганимурада и изо всех сил потянул его за пояс к себе. Тот не шелохнулся, словно врос в землю. Борцы быстро пошли по кругу, то и дело пытаясь оторвать друг друга от земли. Противоборство длилось несколько минут. Страсти накалились. В толпе слышались возгласы, подбадривавшие того или другого из противников. Казалось, что состязание кончится вничью. И вдруг — Шамсибек не сразу осознал случившееся — могучее тело Камариддина качнулось в сторону деревенского силача, приподнялось над землей, а в следующее мгновение гигант снова стоял на ногах.
Ганимурад мог бросить соперника на землю, но не сделал этого. Камариддин оценил великодушный жест и дружелюбно обнял молодого человека.
— Только истинный богатырь способен на такой поступок! — сказал сипах.
Затем Камариддин обратился к толпе:
— Люди! Ваши земляки — Ганимурад и эта юная девушка — они ведь так молоды. Простите им их прегрешение! Тем более что они любят друг друга, а юная подруга богатыря была просватана против своей воли… пусть они поженятся.
«Да что там!», «Простить, конечно!», «Правильно вы сказали, уважаемый!» — раздалось в толпе. Камариддин взглянул на кадия. Тот потупился и развел руками.
Наутро путники двинулись дальше в сторону Андижана. Около полудня Шамсибек и его спутник отделились от каравана и, пришпорив лошадей, поскакали в сторону большого селения, утопавшего в зелени садов.
— Твой Булакбаши — настоящий рай, — заметил сипах. — Теперь я понимаю, почему ты так упирался, когда шахрияр решил оставить тебя в Самарканде.
Ведя коней на поводу, путники прошли узкой улицей к дому Шамсибека. Толкнув низкую дверцу, молодой человек прошел в просторный дворик, затененный виноградными лозами. Первыми, кого он увидел, были годовалый младенец, ползавший возле суфы, и следившая за ним пожилая женщина.
— Мама! — негромко позвал Шамсибек.
Женщина обернулась на его голос и, вскрикнув, бросилась к сыну. Из дверей дома во двор устремились бабушка, тетка, жена Шамсибека.
— Жив, жив, сыночек! — повторяла мать, поглаживая его по плечу. — А мы уж столько слез по тебе пролили.
— Вы, женщины, всегда слишком много плачете, — с улыбкой промолвил Шамсибек и подхватил на руки ребенка. — Сын, ты уже совсем большой! Пора заводить для тебя коня…
Оказалось, что отец Шамсибека уехал на несколько дней по делам в Андижан.
До приезда отца молодой человек никому не говорил о повелении Улугбека переселиться в столицу. Когда Исмаил-Хаджи узнал волю султана, он сказал:
— Аллах милостив к тебе, сынок. Великий Улугбек призывает тебя для служения. Да хранит тебя на всех путях отцовское благословение.
Расстались на развилке дорог на холме. И долго еще стояли отец и мать, глядя, как маленький караван из нескольких повозок и двух всадников медленно тащится по большой торговой дороге, то и дело пропадая в клубах пыли.
Шамсибек и Камариддин договорились заехать за Ганимурадом и его женой. Сипах думал устроить богатыря в личную гвардию султана. Но когда через два дня путники прибыли в знакомый кишлак и остановились перед воротами дома новобрачных, никто не выбежал на шум. Камариддин привстал на стременах и заглянул через дувал во двор. Там никого не было. Тогда всадники спешились и, привязав коней, вошли во двор.
— Хозяева! — позвал Шамсибек.
За спиной его раздался какой-то шорох. Молодой человек резко обернулся — из-за занавески, закрывавшей вход на женскую половину, вышла жена Ганимурада. Лицо ее было не закрыто, волосы распущены. Шамсибек отвел глаза в сторону. Вдруг женщина вскрикнула и бросилась в угол двора. Через Мгновение оттуда раздался безумный хохот.