Хороший вкус… И точно, слава — тлен…
Но разве взял, Фамира, ты всю радость
От струн, тебе покорных? Слаще есть
Для кифарэда приз, чем эти пальмы,
Иль тучный бык, иль бронзовый котел,
Иль даже глаз посул лукаво-синих…
Когда-нибудь, скажи, ты слушал муз?
Тут женщина была, что выдавала
Себя за мать мою, и мне она
Сулила муз.
Сулила муз. Скажите…
Ха-ха-ха-ха…
Смеешься ты, Силен?
О, больше нет… Но из благоразумья,
А не затем, чтобы твои слова
Казалися мне менее смешными…
Ты матери не понял, кифарэд:
Услышать муз не так легко и богу.
Силен, за что ж ее я целовал?
Он целовал, а я — скажи за что!
За красоту и милые заботы,
За то, что ты, почтеннейший, не только
Мудрец, но и малютка, кифарэд
И бабочка — подай ей, видишь, пламя
От факела.
Скажи, какой ценой
Евтерпу я достану…
Факел ярок,
А бабочка нелепа, и сгорит…
Оставь огни и мотыльков — я мог бы
Ей говорить любезности. Я ей
За сатира служить готов.
Сложеньем
Не подойдешь, мой сын. И кифарэд,
И сатиры приятны музам, только
На разный лад и в разные часы.
С Евтерпой петь — нельзя, но состязаться
И с музами возможно. Об заклад
Побейся с ней…
О, сладкое безумье!
Где ж я найду ее, Силен? Идем!
Тэ… тэ… тэ… тэ… мой милый… А условья?
Про Марсия ты слышал? Иногда
Заглядывать полезно… в Геродота.
Я подпишусь заранее, коль ты
Согласен быть посредником: вручаю
Тебе всего Фамиру — лиру мне
И кисть руки для струн, да разве сердце,
Все остальное вам.
Не торопись.
Подумаем. Кто должен начинать?
Кто начинать? Она, конечно, — муза.
А время?
Хоть сейчас.
А судьи кто?
Коль выбор мой, так ты.
И ошибешься…
Телесный вред вобще недопустим
Условие зараньше.
Ну, а приз?
Пускай, Силен, сама назначит муза…
А если ты с победой будешь, что?
Силен, ее ты видел; расскажи мне:
Высокая и тонкая, — бледна,
И темных кос завязан туго узел…
Прибавь: браслет у белого плеча,
И яхонт в нем горит, а пальцы длинны
И розовы…
Довольно — я на ней
Женюсь, старик, и мы родим Орфея.
Не уходи далеко, жди меня.
СЦЕНА ДЕСЯТАЯТЕМНО-ЗОЛОТОГО СОЛНЦА
Фамира. Вдали хор. Его строфы чередуются со строфами Фамиры.
Скоро пляска в лунном морс
Ноги белые обымет;
Усыпят нас только зори,
Только полдень нас поднимет.
Темные розы осыпали куст,
Осыпали куст…
О, бред!
Появись, кифарэд!
Улыбнись, златоуст!
О, бред!
И в сердце желанье вложи ей,
Твоей беловыей…
Там, покорные желанью,
Лань убив над водопоем,
Мы оставленного ланью
Грудью белою напоим…
Долго хранил ты Адмету стада,
Адмету стада,
О, бред!
Ты ль друзей, кифарэд,
Покидаешь когда?
О бред!
Цевницу настроив, вручи ей,
Твоей беловыей…
Бубна тяжкому гуденью
Вторить будет лес, волнуем:
Дни там будут таять тенью,
Ночи — сладким поцелуем.
В травах таяся, залоснился щит,
Залоснился щит…
О, бред!
И моей, кифарэд,
Он тоскою звучит,
О, бред!
Но песни угодны ль мои ей,
Твоей беловыей?..
Бубна, бубна не жалейте!
Надоест и дома ложе.
А изменит сердце флейте,
Кифарэдом стань, о боже!
Темные розы унес Дионис,
Унес Дионис…
О, бред!
Но до струн, кифарэд,
Лишь смычком прикоснись.
О, бред!
И розы тогда не нужны ей,
Твоей беловыей…
Стань, о Вакх, обманно-лунный,
Золотисто-синеглазый
Тиховейный, дальнеструйный,
И по фаросу алмазы.
Черные косы, — бела и строга,
Бела и строга,
О, бред!
Лишь твои, кифарэд,
Ей желанны луга…
О, бред!
На что и желанья мои ей,
Твоей беловыей?
СЦЕНА ОДИННАДЦАТАЯСУХОЙ ГРОЗЫ
Покуда звучат последние строфы, Нимфа, которая слушала разговор сына с Силеном и его песни, идет к дому медленными шагами. Некоторое время она молчит, опустив голову, и только перебирает угол фаты. Потом выпрямляется.
Душа его смутилась. И трепещут
От непривычной бури струны.
Роз
Мечта его полна, он кличет, ищет…
Горячими губами белый стебель
Тех музыку таящих роз — двух роз…
Зачем ему Евтерпа? Я ошиблась.
Сирены он соперник этой. Он
Унизить бы хотел ее…
Унизить?
Но как, но как?
Целуя, может быть,
Ей белый стебель шеи?
Он, Фамира?
И я отдам? Я уступлю его
Кому-нибудь на свете?
Но со мной
Он девять лун провел…
— да, без медовой…
О, страшный сон, уйди… молю, уйди,
Освободи мне волю…
Я забыла,
Как молятся.
О царь мой, я, Кронид,
От молнии твоей терплю, но пламя
Без радости уж гаснет — только слез
Соленый ключ в пустынном сердце выжгло.
Филаммон был таким же точно… да…
Но двадцать лет — я не хочу следов
В его кудрях — серебряных, и синих
Налитых жил, и загрубелой кожи
Остывшего объятья.
Замолчи,
Проклятое безумье! Эти тирсы,
И запахи небрид, и мускус…
Мать,
Опомнись, что ты делаешь! Толкаешь
Дитя в преступный бой и сумасшедший,
Как ты сама? Как все здесь, даже он,
Не загрязнен еще, но уж осилен
Раскаяньем любовным?
Да… о чем же
Молиться мне?.. О славе кифарэда,
Чтобы пришла к нему Евтерпа… так?
Или позор Фамиры сердцу слаще?
Да, да — позор Фамиры…
Про себя
Собрать слова такие страшно… Я же
Их отдаю эфиру…
О Кронид,
Коли твоею волей это пламя
Во мне горит безумья и тоски,
Пускай мой сын Фамира…
Нету силы
Произнести заклятье — молоко
Кормилицы мутится от соседства
С отравою лозы…
Я их солью…