Раскаты ближе и сильнее.
Царь заглушить меня задумал — нет,
Желание мое сильнее страха.
Оставь Фамиру жить… Но не давай,
Кронид, ему победы… Заклинаю
Тебя твоим вертепом критским, царь…
Тучи расходятся — видимо, что где-то вдали идет дождик, блестящий и парный. В одном из просветлевших облаков вырисовывается абрис улыбающегося Зевсова лица.
СЦЕНА ДВЕНАДЦАТАЯ
С той стороны, куда ушел Фамира, слышны голоса и показывается кифарэд. За ним, причитая, идет Кормилица. Фамира, Нимфа, Кормилица.
Да перестань же, право. Если б даже
Она лгала. А для чего, скажи,
Выдумывать ей, няня? Разве сказка
Уж так плоха и очутиться в ней
С таким родством обидно?
Ох, малютка!
Ох, обойдут тебя! Беги от них,
Пока живым не съели.
Нимфа, слышишь?
Умоляющие жесты старухи.
Ты напугала няню. Посмотри же,
Кормилица, в глаза ее… иль там
Найдешь обман и злобу?
Если в детстве
Ты не дала мне ласки, мать, зато
Я счастием теперь обязан Нимфе
Единственным. Я буду как титан,
Похитивший с небес огонь, но людям
Я дам огонь и чище, и нежней…
Когда ж потом мой сын…
О нет, Фамира,
Загадывать не надо. И зачем
Ты принял бой так спешно?
Иль иначе
Небесный луч мелодии ее
Дойти бы мог до сердца?
Улыбнись же!
Не надо туч — я так тебя люблю,
И всех люблю, и все люблю, что сердцу
И грудь тесна, а звезды жили там,
Эфирные горели выси.
Нимфа, закрывшись, плачет.
Знаю,
О чем ты плачешь. Что же делать? Волю
Судьба таит до время. Но тебя
Не упрекну, не думай, дорогая,
За жребий мой — куда бы ни повлек
Дрожащей чаши он. Довольно… Сатир.
СЦЕНА ТРИНАДЦАТАЯСКВОЗЬ ОБЛАКА ПРОБИВШЕГОСЯ СОЛНЦА
Те же и Силен. Он несет за спиной мех с вином, и к поясу привешены чаши. Увидев его, старуха с криком убегает в дом.
Силен, Фамира, Нимфа.
Силен молча садится на землю и медленно начинает распутывать один за другим завязки меха. По лицу его струится пот.
Силен! Ну что ж тебе сказали?
Папа-Силен, когда ж мы к ней?..
Мешка еще не развязали,
А он уж молит: «Пополней!»
Минут так мало. Ради вышних,
Ее ответ! Я столько ждал.
У нас и много их. Но лишних
Силен на тени не видал.
Для вас и радость — только бред,
Коль не зарница ночи мрачной,
А для силенов, кифарэд…
А для силенов, кифарэд…
Она — в узлах одежды брачной…
Что счастье людям? Тень листа
На зыбкой пыли вертограда?
Гляди — и чаша налита,
А губы сухи — вот отрада.
Я жду, Силен…
Здоровье ваше…
Прикажете, друзья мои, по чаше?
Не пью.
Силен пьет с поклоном.
Зараз уж выпей и мою.
Силен выпивает и целует кончики пальцев.
И жаль, но солнце не без пятен…
А впрочем, ваш отказ понятен.
Вы отвечали: «Я не пью»,
Как я сказал бы: «Не пою».
Дельфийский бог кифару предложи мне,
Чтобы ему подтягивал я в гимне.
Ну, а теперь, любимые мои,
Какой-нибудь кусок.
Нимфа дает ему хлеба. Силен ест и пьет.
Дадим покой и чашам.
Поцеловать одну еще разок,
Один разок.
и я к услугам вашим.
Фамира, ты готов?
Мы живо вспашем
Обратный путь.
О, Феб еще высок…
Папа-Силен, ты шутишь?
Вот так раз…
А давеча-то кто ж: «Сейчас, сейчас!»
Условье принято. Пан будет за судью.
Состав суда — из нас и Терпсихоры.
Ну, дети, я свалил вестей такие горы,
Что вам оставлю мех…
Аккуратно складывает мех на землю, Фамира хочет ему помочь.
Постой… Сперва допью.
Пьет, вытирает губы и уходит с Фамирой.
СЦЕНА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯРОЗОВОГО ЗАКАТА
На орхестру сбегают группы сатиров. Немая сцена — они ищут в траве и кустах вакханок. Флейта. Кастаньеты. Пляски. Солнце близко к закату. Облака на западе уже огненны и розовы последними лучами.
Я искал тебя день,
Целый день голубой,
Но вина мне не пень:
Утолюсь я — тобой.
Любам ночи, флейте час,
Флейте час,
Зазнобил я губы…
Нимфы, прилелейте нас,
Нимфы, пожалейте нас!
Поцелуйте, любы…
Я — усталая лань,
Ты — родник ледяной,
О, блесни, только глянь
И сольешься со мной.
Скучны выси-дали нам,
Дали нам,
Голубые дали…
Но когда б ужаленным,
О, когда б вы дали нам,
Только губы дали.
Только глаз не таи:
Ты — обида, я — нож,
И в объятья мои,
Как в огонь, упадешь…
Ариозо томного Сатира
В закатном небе,
Где взор мой тонет,
Ужель мой жребий
Богов не тронет?..
Всегда к борьбе я
Атлет готовый,
И по тебе я
Тоскую, вдовый.
Ты уж не пламя ль,
И в высях дыма
Не жемчугами ль
Живешь, таима?
О нет, не пламя,
Нет там, не в звездах,
И, не колдуя,
В поспевших гроздах
Между цветами
Тебя найду я…
И на леваде
Душисторосой
Пушистокосой
Шепну менаде,
Что в синей дали
Все вижу лань я,
Что крепче стали
Мои желанья;
Что худ я страшно,
А голодаю,
Что слаще брашна
Я ожидаю:
Чтоб Амимона
Дала мне спелых
Два лунно-белых
Своих лимона.
При этом зное
Ночами зябнуть,
Немудрено и
Вконец ослабнуть.
О злая Парка!
Довольно мести
Твоей воочью,
О злая Парка!
Сегодня ночью
Мы будем вместе,
Сегодня ночью
Нам будет жарко.
СЦЕНА ПЯТНАДЦАТАЯЛУННО-ГОЛУБАЯ
Близка ночь. Сатиры мало-помалу прекращают игры и музыку и ложатся спать в траву. С востока показывается луна. Сумрак заменяется синеватым светом. Только деревья еще черней, сплошные и тяжелые. На сцену выходит Нимфа, убранная в большие и пышные цветы, белые и желтые. Она с голыми руками.