«Их только две таких у нас бывает».
О нимфа, так ли это? А цветы?..
Твои цветы? И эта ночь? Была ли
Когда-нибудь менада беспокойней,
Что тень небес все медлит… все нельзя
В рассеянном уме запечатлеть
Позорно-сладкой тайны? Те — Гекаты
Бескровные колдуньи в волоса
И черные и душные своей
Владычицы старались ли упрятать
Поспешнее и глубже змей своих
И желтые яды… чем это сердце
Через глаза горящие глядеть
В невидные глаза, и на свободе
С другим сливаться сердцем, и его
Тревогою безвольной заражать?
Братцы… женщина…
Другой, погуще
Не наша?
Плохо вижу я, папаша.
Проберитесь по кустам,
Да узнайте там, не наша ль.
Но смотрите: если кашель
Или насморк, я задам.
Шелест в траве, потом:
Не менада…
Ореада…
На свиданье собралась,
Вся цветами убралась.
С кифарэдом, с кифарэдом…
Вот и он из рощи следом…
СЦЕНА ШЕСТНАДЦАТАЯПЫЛЬНО-ЛУННАЯ
Фамира и Нимфа. Хор невидимый и рассыпанный по траве и кустам. Фамира хочет подойти к Нимфе, но, смущенный ее нарядом, отступает, потом, справившись с собою, подходит к ней и хочет обнять ее. Но Нимфа стоит неподвижна. Она вся ушла в глаза.
Родимая… Простила ль ты Фамиру?
На исповедь тяжелую твою
Он отвечал холодным недоверьем…
О, мне не надо знаков.
Только мать
Без зависти дает такое счастье
И слез своих не помнит…
Пауза.
Я делю
Твою удачу, сын мой. Победитель…
Удачу, ты сказала? Но с какой
Победою меня ты поздравляешь?
Ты шел на бой.
Да, в самом деле, шел
Бороться я, как на песке, и потный
Тебе доспех доставить.
Но турнир
Не состоялся, Нимфа.
Отступил ты?
Я отступил.
Из травы, тихо:
Вот тебе раз…
Ай да Фампрас!
Ты ж вызывал ее
И говорил, что счастлив…
Бесконечно…
Ты женишься на музе?
Нет, зачем?
А песни, а мечты твои… Когда
Мерещились и розовые пальцы,
И яхонты тебе…
О, я стыжусь
Минутного похмелья. Поцелуи
Волнуют кровь, и сладко, но от них
Гармония бледнеет, и в досаде
Она ломает руки и бежит
В дремучие леса — к косматым корням
И филинам глухим… Я не женюсь…
— Скрипач-то холостой?
— А как красноречив… Ума палата.
— Послушаем еще — постой!
— Палата-то палата,
Войдешь — так сразу озарит.
— Великолепно говорит…
— Да, хорошо, хоть больше для луны:
Все будто ей рассказывает сны
Витиевато, темновато,
Вобще — цветок без аромата.
О кифарэд! Скажи мне, в чем же это
Особенное счастье! И меня
Красивее ли муза?
Не заметил.
Я на закат смотрел, как розы там
Небесный путь засыпали, а ноты
Со струн ее кифары на стезю
Вздымались и дымились… Это были
Не вы и вы — не знаю, но грубей
Была б и тень. Иль это души были,
Не жившие еще? Иль формы их,
Слепив, разбил ваятель, чтоб потом
В отчаяньи зарезаться? Они,
Там розовый заняв и горний путь,
Созвездия сперва образовали,
Потом Змеей и Рыбой хоры их
И Обручем, и Лирой тихо-тихо
Задвигались, и нежная звезда
За нежною звездою загоралась
Над каждым из мечтаний — и кружилась,
И таяла в эфире вместе с ним,
Не изменяя ритму. Только точки
Воздушные остались под конец,
Да жадные глаза, чтоб золотыми
Соединять их нитями сквозь слезы.
Ты скажешь — бред?.. Да, до сих пор себе
Не объясню я, что со мною было:
Глядел ли я иль слушал? Облака ль
Там надо мной звучали, или струны
Рождали в небе формы, а закат
Был только нежной гаммой?..
Какой туман!.. от слов…
Да, для иных ослов…
По-моему, скорее кратер,
Прикрытый стылостью золы…
Как жаль на этот раз, что мы козлы
Или что он не наш, не сатир.
Вот побеждать учитесь у кого…
Где разобрать не можешь ничего,
Там женщина и видит божество.
А ореада-то растаяла совсем…
А, право, хорошо, что забрались сюда мы!
Еще такая речь — и от прелестной дамы
Останутся глаза — горящие две ямы
И двадцать бесполезных хризантем.
Во время этой паузы Фамира смотрит на небо, точно стараясь что-то припомнить. Нимфа смотрит на Фамиру горящими глазами, обмахиваясь, как веером, каким-то большим и бледным листом.
О, закат
Был только нежной гаммой.
Безраздельным
Я счастием владел. И не во сне…
Я чувствую, как к пальцам приливает
Из сердца кровь — там золотые пчелы
Соскучились по струнам… Сердце мне
Они давно щекочут бесполезно,
Но я не дам им воли.
В улей их,
Пусть ладят дом, — искусный, золотой
И сладостный…
Сравненье-то, козлятки, фу-ты ну-ты!..
Запомнить бы для сладостной минуты.
О, сладостный…
Все, чем я жил, что думал,
Осмыслялось, о Нимфа. Да, играл
Я иногда недурно… Но как мальчик.
Разохался, смиренник…
А турнир,
А очередь… Ты побежден, Фамира?
Я не играл. Не думай, чтобы их
Боялся я. Но бесполезны судьи
Меж музою и человеком. О,
Я побежден — ты видишь: нет кифары.
Пусть там они судьбу мою решат,
А струны мне Силен вернет с вердиктом
Или, скорей, со счетом за мое
Блаженство, мать, за сладость неуспеха.
СЦЕНА СЕМНАДЦАТАЯЯРКО-ЛУННАЯ
Силен приходит довольно поспешно. За поясом по-прежнему чаши, и за спиной снова полный мех, в руках кифара. Фамира, Нимфа, Силен, притаившийся хор. Фамира, увидев Силена, невольно вздрагивает.
Твой инструмент… в сохранности… прими
И сберегай на память.
О подруга,
Как мы давно не виделись! По мне
Скучала ль ты или Силену пели
Вы, чуткие?
Да, только и заботы,
Должно быть, у Силена, что пугать
Ворон его кифарой знаменитой…
Фамира берет лиру, но рассматривает ее с удивлением, жесты его странны; он не решается коснуться струн.
Что ж ты глядишь? Подруги не узнал.
Фамира опускает лиру.