— Не понял…
— Забудь.
Сплюнув на землю, я зашел в кессон и со злостью бросил винтовку на пол. Выругался вслух.
— Виталь, ты в норме?
— Палец отбил, — соврал я, активируя air-lock на внутренней перегородке.
Отчего же так жутко?
От чужого крика, который скорее всего вообще померещился? Или от собственного голоса, услышанного час назад из радиоприемника?
А может, оттого, что ротный сегодня ни разу не взглянул никому из нас в глаза?..
За короткую гуштовскую ночь мы толком не выспались. Утром на улице оказалось довольно свежо и завтракать пришлось на борту шаттла.
После горячего бульона и сытной каши хотелось поваляться, нагоняя жирок, а не совершать марш-бросок в глубь аномальном зоны. К тому же у меня не шел из головы этот дурацкий голос.
— Слушай, Виталик, — спросил Давид, — а ты не уточнил, на какой частоте староста поймал эту странную передачу?
Я отставил кружку с чаем в сторону и взглянул на Лопатикова.
— Черт возьми, мне и в голову не пришло… Попросить, что ли, связистов посканировать эфир? Может, найдут чего…
— Как хочешь.
— Хватит жрать! — Паводников был помят, небрит и зол. Ему удалось поспать не больше трех часов. — На построение по форме номер три через две минуты у штабной палатки!
— Что это с ним? — удивился Лешка, забрасывая свою «эркашку» за спину.
— Климакс, — шепотом произнес Ренат. Мы заржали.
— Камалев! — рявкнул сержант, резко оборачиваясь.
— Я! — Ренат вытянулся.
— Когда вернемся с операции — сутки «губы»! Вопросы есть?
— Никак нет!
— Кру-у-угом! — Паводников потер веснушчатую физу ладонями. — Я те дам… климакс. Скоморох херов!
Возле штабной собрались два взвода — наш и еще один штурмовой. Плюс полторы дюжины инженеров, интендантов сопровождения, медиков и санитаров.
— Местность незнакомая, ориентироваться придется только по картам, составленным из орбитальных снимков, — объявил ротный. — Поселение обойдем с южного края и двинемся строго на запад. Развалины первичной базы находятся в полусотне километров — поэтому вечером придется разбить лагерь и переночевать в горах. Первый, второй взводы, получите сухпай у начпрода. Третий штурмовой остается здесь и дожидается ученых, чтобы эскортировать их.
— Разрешите обратиться? — Лопатиков сделал шаг вперед.
— Ну?
— Как действуем при обнаружении вероятного противника? Без предупреждения?
— Да какого к демонам противника? — Ротный прошелся взад-вперед, глядя в землю. — Если уж кого-то и встретим — огонь открывать только в случае крайней необходимости или по моему приказу… Наслушались баек, салабоны. Отставить мистику! Занимаем объект, дожидаемся «ботаников» и летим домой трахать баб. Задача ясна?
— Так точно! — дружно гаркнули пятьдесят глоток.
— Все, поскакали. Резвее, мать вашу, резвее!
Первый привал мы устроили возле деревушки. Из местных на нас вышли поглазеть только пара стариков и вчерашняя девчонка с четками. Некоторые бойцы принялись строить ей рожи, гогоча в полный голос.
— Дураки, — в конце концов крикнула девчонка, чем вызвала новый приступ смеха.
— А ты — малявка! — обидно высунув язык, ответил кто-то из второго взвода.
Девчонка покрутила пальцем у виска и убежала прочь.
Наша небольшая армия двинулась дальше.
Вышагивая в ногу, солдаты тихонько переговаривались между собой. Многие вообще не понимали, зачем понадобилось отправлять полсотни головорезов к какой-то заброшенной базе, словно их там поджидал по меньшей мере отряд спецназа.
Через километр мы вышли на небольшое скалистое плато. Практически в самой его середине был вбит столбик с табличкой. «Карантин» — коротко и ясно предупреждала надпись, сделанная белой краской.
— Там что, вирус какой-то? — спросил у меня Лешка.
— Хочется верить, что нет.
— Все равно жутковато. — Парень передернул плечами. — Когда враг виден и реален, не очень страшно. А вот так… когда табличка, и непонятно, что там дальше… Мерзостное чувство.
Я вгляделся в узкий проход между двумя утесами, изгибающийся и уходящий вправо. Тишина давила. Шарканье солдатских берцев по сухой земле только подчеркивало ее. А впереди, за поворотом, словно притаился кто-то коварный, ждущий своих новых жертв.
— Мересце, ты чего ворон считаешь? — злобно окрикнул меня Паводников. — Смотри… споткнешься, хавало разобьешь.
Я тряхнул головой, отгоняя вязкие мысли. И правда, напридумывал себе ерунды всякой. Ну случайно оказался у старосты запись голоса, похожего на мой — что ж теперь описаться и под крылышко к маме забиться? Я все-таки солдат, а не курица!
Неожиданно зачесалось правое плечо. Да так, что пришлось сбросить с него винтовку и остервенело поскрести ногтями под камуфляжем.
— Ты чего шаг сбиваешь? — недовольно проворчал Давид и тут же, извернувшись, заскреб у себя под лопаткой.
— На себя посмотри, — усмехнулся я. — Может, здесь эпидемия чесотки — потому и карантин.
— Разговорчики в строю! — крикнул сержант. — Тоже на «губу» хотите, как Камалев? Или по морде схлопотать?
Дальше мы шли молча.
Там и тут вперемешку торчали нагромождения скал и заросли все тех же «кипарисовых» деревьев. Кое-где попадались довольно большие открытые участки, инфернально освещенные красным диском солнца.
До самого вечера мы топали вперед, лишь дважды останавливаясь на привал. Когда стало смеркаться, побросали вещмешки и стали готовиться к ночевке. Хозовики раскочегарили несколько примусов и принялись готовить ужин.
Тревожные ощущения и предчувствия уступили место усталости и приятной боли в мышцах. Ничего не происходило. Никто на нас не нападал, не пытался убить. Вокруг просто-напросто не было ни души — лишь мертвые горы и противная голубенькая травка под ногами. Из неудобств можно было назвать только одно: приступы чесотки, которые проявились к вечеру практически у всех.
— Говнюк этот ваш староста Клеменс… или как его там… — раздраженно прогундосил Лешка, чуть ли не до крови раздирая кожу на лбу. — Наболтал всякой дряни про разумную жизнь, а про обыкновенную чесотку не заикнулся. Изверг.
Язвы зудели невыносимо. К утру практически все бойцы в группе были испещрены кровоточащими болячками и гнойничками. У кого-то обнаружилось всего по одному небольшому нарыву, а у некоторых все тело было покрыто красными пятнами и сыпью.
Медики взяли у нас анализы крови и мочи, пропустили через свою хитроумную полевую аппаратуру и лишь пожали плечами. По их заверениям все члены группы были абсолютно здоровы.
— Любезнейший, вы что, издеваетесь? — с тихой яростью в голосе поинтересовался ротный у командира медотделения.
— Я… я сам диву даюсь, — растерянно пожал плечами тот. — Все показатели в норме. У солдат даже количество антител в крови не увеличилось. Это первый на моей памяти случай такого странного отклонения в системе гуморального иммунитета…
— Не парь мне мозги заумной чушью! — взорвался ротный. — Это зараза какая-то?
— Сложно сказать. Местная микрофауна не изучена. Нас забросили на Гушту в такой спешке…
— Ну так вколите бойцам какую-нибудь сыворотку! Я что, должен смотреть на то, как сорок этих обезьян будут чесаться всю дорогу, словно вшивые?
Командир медотделения приказал своим подчиненным приготовить раствор универсального Р-антидота, который часто использовали для комплексного обеззараживания организма в чужих мирах. Гарантий это, конечно, никаких не давало, но могло хоть как-то поднять настроение у озлобленных на неожиданный недуг солдат.
— Нет, ты видал, как меня перекорежило? — разжевывая галету, возмутился Лешка. У паренька пол-лица было покрыто бордовой коркой.
— Это что! Сюда гляди! — Ренат расстегнул портупею и стянул штаны. На ногах, чуть выше колен у него обнаружилось четыре язвы размером с пятирублевую монету. — А главное — сзади, на ляжках, такие же блямбы, но побольше! Во! Прямо-таки симметрия!
Я потрогал внешнюю сторону правого бицепса, ощутив пальцем неприятный бугор на коже. Захотелось почесать, но я пересилил это желание, решив, что этим сделаю только хуже.
У Давида язва проявилась над лопаткой, у Паводникова вообще вся нижняя половина тела покрылась гадостной сыпью и нарывами.
После того как всем солдатам впрыснули дозу антидота, ротный скомандовал:
— В походную колонну по трое — ста-а-ановись! До объекта осталось всего пятнадцать километров… Ша-агом марш!
Сегодня небо затянуло тучами, поэтому громадного диска звезды не было видно. И пейзаж, окрасившись в грязно-серые тона, стал окончательно похож на земной. Только в земной природе почти нет таких мест, где не слышно щебетания птиц, шуршания мелкой живности, жужжания насекомого, и даже сам воздух кажется мертвым…
Во время перехода через одно из глубоких ущелий случилась неприятная история. Один из инженеров — рослый молодой бугай, которому впору было в штурмовики идти — неожиданно уселся на каменистое дно пересохшей речки и принялся раскачиваться из стороны в сторону.
Я уже не раз видел подобное: люди часто теряют рассудок на войне. Но тут ситуация вырисовывалась совсем иная: ведь никаких боевых действий не было и в помине, обстановка оставалась спокойной, хотя и несколько напряженной.
— Дружище, что с тобой? — мягко спросил один из медиков, подходя к мотающемуся туда-сюда инженеру. — Устал?
Тот замер, машинально почесал нарыв на кадыке. Вскинул безумный взгляд и прошептал:
— Bellum internecinum.
Я непроизвольно содрогнулся. Настолько неожиданно было снова услышать эти слова.
— Что теперь? — вздохнув, подошел ротный.
— Его всего лихорадит…
— Там что-то не так! — перебил инженер, показывая рукой в сторону нескладного клиновидного уступа. Его взор снова стал осмысленным.
— Ты хорошо знаешь латынь? — спросил медик.
— Латынь? — Парень, казалось, был искренне удивлен. — Так себе, учил кое-что в школе…
Командир медотделения, внимательно наблюдавший за всей сценой, отвел в сторонку ротного и шепнул: