— Ты чего? — полюбопытствовал я.
Парнишка быстро, как волчонок, глянул на меня снизу вверх и, видимо, решив, что не стоит откровенничать с незнакомцем, даже если это и вожатый, хмуро ответил:
— Ничего.
— Да дай посмотрю, — я осторожно взял из рук парнишки чемодан. На чемодане был приклеен листок бумаги, на котором было написано: «Сережа Корольков». Ниже красовалась размашисто написанная красной ручкой надпись: «Уборщик туалетов».
Подавив улыбку, я сказал парню:
— Не переживай, сейчас все отчистим. Айда со мной.
— Куда? — насторожился паренек.
— Не бойся, потопали. Я вожатый лагеря. Матвей меня зовут.
— Я никого сдавать не буду! — упрямо сказал честный пионер, очевидно, выросший на историях Гайдара.
— И не надо, — твердо сказал я, — я тебя не ябедничать зову, а помочь тебе хочу.
Валька остался слушать орущую в мегафон Галю, а я повел паренька в хозкомнату. Проблема — сущий пустяк, я знал, как ему помочь. Кастелянша тетя Люба, которая приехала вместе с нами на автобусе, мирно что-то вязала, перекидывая петли.
— Лицевая, изнаночная, лицевая, изнаночная, две лицевых, одна изнаночная… — бормотала она себе под нос.
— Теть Люб, мы за чистящим средством! — окликнул я ее погромче. Полноватая, улыбчивая тетя Люба была глуховата на одно ухо — контузия еще с войны. На фронте она водила грузовики и очень любила свою професссию. Дмитрий Олегович, который как-то забирал Тамару из Валькиного общежития домой, однажды предложил подвезти тетю Любу домой — они жили не очень далеко друг от друга. Потом Тамарин папа нам рассказывал, как пожилая женщина во время поездки по привычке все время давила тапкой в пол. А еще под настроение она любила рассказывать очень интересные истории из фронтовой жизни.
Тетя Люба окинула нас быстрым недовольным взглядом (оторвали от важного дела), но потом, увидев расстроенное лицо паренька, сменила гнев на милость и заулыбалась (включились материнские инстинкты). Все так же молча она достала из шкафа какой-то пузырек, поставила перед нами на стол, кивнула и дальше продолжила считать петли.
— Ну вот, сейчас все ототрем, не бойся, — я был рад, что могу принести хоть какую-то пользу. — Капаем на тряпку, протираем, и все. Ты только в следующий раз бери в лагерь чемодан, какой не жалко, лады?
Про чудо-средство я знал не случайно. Еще будучи студентом, я как-то случайно сел на жвачку в аудитории и так проходил почти полдня. Тетя Люба, которая работала кастеляншей и у нас в общежитии, вовремя заметила прилипшую резинку и помогла мне ее отчистить. Ну а теперь пришел и мой черед кому-нибудь помочь.
Через минуту на чемодане не было и намека на позорную надпись, только имя и фамилия. Парнишка, который все это время молчал, вдруг заулыбался и поднял на меня полные благодарности глаза.
— Здооооорово! Спасибо! А то я уже совсем приуныл. Чемодан новый, отец подарил…
— Ругать будет?
— Не будет, — снова помрачнел паренек. — Он в Афганистане сейчас.
— Ладно, — я поспешил свернуть неприятный разговор. Было видно, что я коснулся очень щекотливой темы, и лучше ее не поднимать, чтобы не портить мальчику настроение. Про Афганистан я еще в свою бытсность студентом восьмидесятых много чего наслушался от дембелей, которым чудом удалось вернуться. Рассказы были не из приятных. А еще я и в ходе своей обычной жизни пару раз общался с бывшими срочниками, которым довелось там служить. Сейчас это уже взрослые дядьки, которым хорошо за пятьдесят. — Пойдем, сейчас полдник. — Я Матвей, кстати — протянул я пареньку руку.
— Сере… Сергей, — представился паренек. Он хотел казаться изо всех сил взрослым и держаться на равных, поэтому назвал полное имя. Я аккуратно пожал маленькую ладошку и повел его к главному корпусу. Валька, которому явно надоел ор Гали в мегафон, отошел от галдящей толпы и ждал нас у хозкомнаты.
— Все нормально? — полюбопытствал он.
— Ага, — я был очень рад, что моя работа в качестве вожатого началась с позитива. Видимо, задатки педагога во мне все-таки есть. Может, потом как-нибудь и перейду в учителя, если не получится вернуться обратно в свой двадцать первый век. — Вот помог надпись отчистить.
— Привыкай, брат, — сочувственно сказал Валька пареньку. — Народ разный попадается. Отдыхай и не бери в голову. Если что, мы тут — Матвей и Валентин, вожатые четвертого и пятого отрядов. Ты в каком?
— В пятом, — обрадованно ответил Сережка.
— Отлично, значит, твой вожатый — Матвей. Шагай запеканку есть.
Паренек кивнул и пошагал вперед дальше, к своим ребятам, ну а мы с Валькой пошли следом. Значит, этот добрый паренек с немного грустными глазами — из моего отряда. Вот и познакомились. Интересно, а сколько там еще таких Сережек? И сколько вообще в моем отряде человек?
— А как ты узнал, в каких мы отрядах с тобой вожатые? — спросил я.
— Так Галя орала, не слышал, что ли? Пока ты наскальную живопись помогал оттирать, — ухмыльнулся Валька. — Видишь, смена только началась, еще заехать не успели, а уже приключения. Это ты еще «Зарницу» и «День Нептуна» не видел.
— А что, и такое есть? — я вновь с воодушевлением приготовился слушать Валькины рассказы о лагерной жизни.
— Ну конечно! — живо откликнулся он. — Куда без этого? «Зарница» — военно-патриотическая игра. Потом узнаешь, что это такое. День Нептуна — это когда все друг друга водой обливают. Все раздеваются, обливаются водой и бегают мокрыми по лагерю в честь визита почетных гостей — Нептуна и его свиты. Задорно, весело, но к концу дня уже порядком надеодает — одежды-то не бесконечное количество. Ты, надеюсь, второй комплект формы-то взял. А то в трусах ходить придется… Я в прошлый раз под раздачу попал — на мне ни одной сухой вещи не было, все в комнату отнес сушиться, там влажность была, как в бане. Я, кстати, когда ребенком был, чуть не утонул…
— Как это?
— А так это!
Мы с Валькой дошагали до столовой, взяли себе на раздаче по запеканке со сгущенкой и стакану киселя, присели за стол для вожатых и начали с аппетитом поглощать еду. Удивительно, но я как-то очень быстро привык к лагерной еде и даже не вспоминал про свои любимые панкейки из мажорной пекарни. Видимо, правду говорят, что человек — существо, легко адаптирующееся, и быстро ко всему привыкает. Еще пару месяцев назад я был обычным студентом, живущим в общаге и питающимся картошкой со шкварками, потом — вернулся в свою элитную новостройку у метро «Парк культуры», снова стал ходить в фитнес-центр премиум класса, отдыхать на недешевом курорте Шерегеш и пользоваться услугами быстрой доставки еды из дорогих супермаркетов. А теперь — живу в крохотной комнате с покосившейся старой мебелью, снова охотно уплетаю творожную запеканку за обе щеки и слушаю тихие разговоры пионеров, сидящих за отдельными столами чуть поодаль.
За столом, как я понял, разговаривать запрещалось, поэтому те, кто очень желал поговорить, общались шепотом. Перед полдниками все хором пожелали друг другу приятного аппетита и уткнулись в свои тарелки. На стене рядом я заметил намалеванные яркой краской плакаты: «Когда я ем, я глух и нем!» Так говорила мне в детстве моя бабушка. Ей тоже как-то посчастливилось провести летом в пионерском лагере, только, судя по ее рассказам, таких условий, как у нас, у нее и в помине не было. Ночевали в палатках, туалет был под елкой, раз в неделю топили походную баню, умывались в озере, готовили на костре, родители ни к кому не приезжали, сладостей не привозили. Но сам отдых, как рассказывала бабушка, был просто обалденным. Конечно, когда тебе всего десять лет, ты не переживаешь о том, что спишь на холодной земле, а не на ортопедическом двухспальном матрасе… Еще были плакаты: «Пионерский лагерь — кузница здоровья коммунистической смены!», «Пионеры, на отдых!», «Будь готов — всегда готов!», «Галстук пионерский пламенно горит и тремя концами словно говорит: с комсомолом, с партией дружба велика, связь трех поколений, как гранит, крепка!» и что-то еще. Сейчас пионеры налопаются запеканки, все друг с другом познакомятся, а вечером, наверное, начнут травить в комнатах страшилки. Все, как и рассказывал Валька.
Я вдруг смутно вспомнил, что лагерные страшилки, оказывается, были популярны и во времена бабушкиного детства — в начале пятидесятых. Вспомнил я об этом, потому что Валька как-то вскользь упомянул про Пиковую Даму. В то лето мне было, если не соврать, около пятнадцати лет, и родители собирались отправить меня в языковую школу в Лондон, на курсы Я тогда еще не очень понимал, как мне повезло — будучи студентом, я почти год копил на эту поездку, подрабатывая написанием курсовиков для ленивых лоботрясов. А тут родители все оплатили. Но я, как и многие подростки, не особо горел желанием целый месяц зубрить английские времена, сидя в душных аудиториях, и якшаться с совершенно чужими мне детьми. Я мечтал играть во дворе со своей уже давно сложившейся компанией: высоченным Витькой, по прозвищу «Штырь», добродушным низеньким Санькой и широкоплечим, как шкаф, Димон. Вместе мы тусили постоянно и развлекались вполне себе безобидно и без вреда для окружающих: играли в футбол, волейбол, после чего шли домой к кому-нибудь из нас и рубились в приставку до ночи, пока нас не разгоняли пришедшие с работы родители.
— Не повезло тебе, Леша, будешь отдыхать, как старикан — по музеям ходить, — развеселелиась бабушка, когда мама закончила вслух читать буклет с описанием экскурсий в Лондоне, куда меня должны были повезти вместе с остальными школьникам. Бабушка всегда говорила вслух то, что думала. — Вот у меня поездки в лагерь были такие… ух! На всю жизнь впечатлений…
— Да уж, впечатления! — кисло улыбнулась мама. — Что хорошего? Друг друга пастой зубной мазать, да умываться из ведра.
— Ничего ты не понимаешь в жизни! — рассердилась бабушка. — Ты думаешь, мальчонке эти развалины смотреть интересно? Ему впечатлений набраться надо, да таких, чтобы на всю жизнь запомнились. Вот мы, например, каждый вечер истории страшные друг дружке рассказывали… Про красные перчатки, например.