А вот в своей службе — ни хрена!
— Может, дадите совет?
Даже так?
— Вам известно о предстоящих событиях на фронте?
— Разумеется!
— В ходе наступления наши войска будут захватывать пленных. Их следует немедленно допросить, чтобы узнать планы немецкого командования, расположение частей, их численность и вооружение. Образно говоря, выдоить, как корову. Поручите это провинившимся жандармам. Пообещайте, что забудете об их проступке, если они будут своевременно снабжать наше командование нужными сведениями.
— Немцы могут отказаться говорить.
— Нужно заставить.
— Валериан Витольдович! — он повысил голос. — Предлагаете мне дать санкцию на пытки?
— Именно так, Владимир Федорович! Хотите воевать в белых перчатках? А сколько русских солдат и офицеров заплатят за это жизнями? Читали «Войну и мир» господина Толстого? Помните, как Андрей Болконский рассуждает о французах? Они пришли на нашу землю с оружием в руках, поэтому он будет их без жалости убивать. А ведь немцы не только пришли. Они убивают наших раненых и медицинский персонал, морят голодом пленных. Они преступили законы человеческие, и поэтому больше не люди.
— Вам легко это говорить! Не вам же пытать.
— Если потребуется, смогу. Сомневаетесь? После нападения на лазарет я заколол штыком раненого немецкого солдата, который просил о помощи. Знаете, почему? Перед этим он стрелял по лазарету и атаковал его. На здании имелся красный крест, но немцев это не остановило. Они шли насиловать и убивать. Я видел перед собой не человека, а бешеного пса, которого следует уничтожить. И сделал это, хотя заслужил неприязнь со стороны медицинской сестры, которое это видела. Она так и не поняла, что не защити я лазарет, ее бы разложили на полу, а после использования прирезали бы. Бывали в операционной?
— Не довелось.
— Из нее врачи выходят испачканные крови, а то — и в дерьме, если операция на кишечнике. Это неприятно, зато мы спасаем жизни. Вам доверили безопасность государства. Должность сродни хирургической, справить ее и остаться чистеньким невозможно. Не хотите пачкаться — подавайте в отставку! Вам даже поаплодируют наши либеральные интеллигенты. А вот Отечество спасибо не скажет.
— Можно еще рому? — попросил Джунковский.
Не жалко! Я напустил ему бокал. Он взял и выпил его в два глотка.
— Странный у нас разговор, — сказал, поставив бокал на столик. — Я — генерал, командующий Корпусом жандармов, выслушиваю нотации от врача, который годится мне в сыновья, и не нахожу, что возразить. Сколько вам лет, Валериан Витольдович?
— Двадцать четыре.
Исполнилось вроде. Я этот момент как-то упустил.
— Судя по словам, так все пятьдесят. А еще у вас нет уважения к старшим годами и чином. Где вы такого набрались?
— В окопах, Владимир Федорович! А еще в госпитале. Под ножом хирурга все равны.
— Запомню. Благодарю за угощение, Валериан Витольдович. Засим откланяюсь. Не провожайте. Честь имею!
Ушел… Наверняка с большой каменюкой за пазухой. Ну, и бог с ним! Выпить еще? Не буду. Завтра у меня показательные операции в госпитале.
Глава 5
— Здравия желаю, ваше императорское величество!
— И вам здоровья, Владимир Федорович! Чем вызвана ваша просьба об аудиенции?
— Покорнейше прошу принять мою отставку.
— Что случилось?
— Осознал, что не гожусь для исправления обязанностей командующего Отдельным корпусом жандармов.
— Вас в этом кто-то убедил?
— Имел разговор с господином Довнар-Подляским.
— Вот как? — Мария с любопытством посмотрела на Джунковского. — И что он сказал?
— Посоветовал для искупления вины направить офицеров из Минского жандармского управления на фронт и поручить им допрос германских военнопленных, при этом, не останавливаясь перед пытками. Главное, как заметил господин лейб-хирург, выдоить их, как корову.
— И что вас смутило?
— Я офицер и дворянин, ваше императорское величество! Отдать такой приказ бесчестно!
Мария встала из-за стола и прошлась по кабинету. Джунковский следил за ней взглядом. Императрица приблизилась к нему и посмотрела в глаза.
— Хотите остаться чистеньким, господин генерал? Чтобы даже пятнышко на мундир не село? В грязи пусть копаются другие?
— Но, ваше императорское величество…
— Понятие чести неприменимо к убийцам. Германия напала на нашу страну без всякого повода. Ее солдаты грабят, убивают и насилуют. На каком основании мы должны относиться к ним по-рыцарски? Они бандиты, презревшие законы человеческие. Это война на уничтожение, поэтому в отношении такого врага применимы любые метода. Жаль, что вы этого не осознали. Я принимаю вашу отставку! Чем планируете заняться?
— Прошу отправить меня на фронт.
— У вас есть опыт вождения войск?
— Нет, ваше императорское величество.
— Не смогу доверить вам даже бригаду.
— Не претендую, ваше императорское величество. Для начала хотел бы послужить в штабе под началом опытного командующего.
— В Ставку вам рановато. К Деникину пойдете?
— Почту за честь. Блестящий генерал.
— Договорились. Я распоряжусь о вашем направлении к Антону Ивановичу. Надеюсь, сработаетесь.
— Приложу все силы.
— До свиданья, Владимир Федорович.
— Честь имею, ваше императорское величество!
— Здравствуйте, Афанасий Петрович! Проходите, присаживайтесь!
— Благодарю, государыня.
— Как там ваш подопечный?
— Весь в делах, государыня. Взялся так, что пробуждает опасения. Ведь только оправился от ранения.
— Он врач, Афанасий Петрович, и ему виднее. Мы знаем, что он в состоянии исцелить себя сам.
— Это так, но молодым людям свойственно переоценивать свои возможности. Как бы не надорвался.
— Не такой уж он молодой…
— Простите, государыня?
— Не обращайте внимания, Афанасий Петрович, это о другом. Вы говорили о делах. Посвятите в подробности.
— Валериан Витольдович побывал у начальника Главного санитарного управления армии. Похоже, ему удалось заразить своими идеями Николая Александровича. При управлении организованы группы из ведущих ученых и врачей. Одна из них работает над методикой переливания крови и прочих инфузий, другая разрабатывает лекарства. Трудятся день и ночь.
— Вы хорошо осведомлены.
— Вхожу в состав одной из групп, приглашен лично Вельяминовым. Почел за честь участвовать.
— И как успехи?
— Рано говорить, но, похоже, получается. Уже удается определить группу крови. Помогли чьи-то наработки, которые передало в наши руки санитарное управление. Не знаю только их происхождения.
— Не задавайтесь этим вопросом, Афанасий Петрович! Государственный секрет.
— Понял, государыня! А это правда, что в случае успеха, все причастные к нему будут удостоены наград, включая ордена и пожалования потомственного дворянства тем, кто его не имеет?
— Правда, Афанасий Петрович! Только у вас это есть.
— Не претендую, государыня! Радуюсь за коллег. Они теперь горы перевернут!
— Горы не нужно, а вот то, что положено, сделайте.
— Не пощадим сил, государыня!
— Вернемся к вашему подопечному. Чем еще отличился?
— Проводит показательные операции в учебной зале Московского университета. Поначалу на них присутствовали студенты и профессора, а теперь не отбиться от практикующих хирургов. Пришлось даже очередь организовать. Понять коллег можно, сам присутствовал на операциях. Валериан Витольдович гениальный хирург и отличный педагог. Объясняет дотошно каждую мелочь. В университете от его лекций в восторге. Руководство предложило Валериану Витольдовичу профессорскую кафедру.
— А он?
— Ответил, что сейчас не время. Предложил вернуться к этому вопросу по окончании войны. К тому же требуется ваше разрешение.
— Я его не дам. Рано.
— Понял, государыня.
— Не задерживаю вас больше, Афанасий Петрович! Держите меня в курсе событий…
— Представляешь, дочка! Твой предмет уже отправляет в отставку генералов. А именно: командира Отдельного корпуса жандармов Джунковского. Имел с ним разговор, после чего Владимир Федорович запросился с должности.
— Ты приняла отставку?
— Да. Основания серьезные.
— Значит, Валериан прав.
— Но он лезет в государственные дела!
— Он сам приходил к Джунковскому?
— Нет. Владимир Федорович — к нему.
— Значит, не лезет.
— Меня настораживает отношение к нему окружающих. Все хвалят наперебой. Подозрительно.
— Почему?
— Слишком много восторгов. Неспроста это. Довнар-Подляский становится популярным, а это может представлять опасность для престола. Не забывай, что он из мира, где свергли законного монарха.
— Не думаю, что Валериан преследует подобную цель. К тому же его не интересует власть.
— Уверена?
— Он говорил, что был бы рад видеть меня простой мещанкой.
— Это всего лишь слова. Нам неизвестно, что у него на душе. Ему сорок пять, а в этих летах люди умеют таить мысли.
— Ты несправедлива к нему, мама! Валериан не щадит себя ради блага Отечества.
— Которое новое для него. И неизвестно, стало ли родным.
— Позволь мне встречаться с ним! Я разузнаю.
— Даже не проси!
— Почему?
— Попадешь под его влияние. Этот рыжий хам умеет очаровывать людей. Даже я, послушав его пение, поддалась. Он как сирена из Одиссеи Гомера. Так что никаких встреч и писем!
— Это жестоко, мама!
— Ты не знаешь, что такое жестокость! Когда я объяснилась с твоим отцом и попросила покойного батюшку признать Александра моим женихом, он сослал его в дальний гарнизон и держал там три года, запретив иметь со мной переписку. Хотел выдать меня за одного из своих собутыльников. К счастью, тот умер от неумеренного употребления горячительного. Только после этого отец смилостивился. Я всего лишь определила тебе срок до окончания войны.
— Она может затянуться.