дания загса.
— Будь хорошей девочкой, — схватив за руку, притянул к себе Шлема и отчеканил, едва касаясь своими губами моего лица. — Истерики не устраивай, все равно, я смогу все замять, а тебе и твоим отпрыскам это встанет боком. Скажи «да», когда спросят, согласна ли ты… И, клянусь, детей отпущу.
— Я не уверена, что они у тебя… — жутко хотела доказательства.
— Ой, не проверяй, — скривился Эпштейн. — Я бы не стал громогласно таким оперировать.
— Дай хоть поговорить с ними, — молила с чувством.
— Школа № 123. 7 «а». Пацан был на уроке по русскому, а девчонка на математике, 3 «б». Этого хватит? — хитро ощерился Шлема.
— Я, — запнулась, наспех вспоминая, были ли сегодня такие предметы у ребят, но цифры врезались в голову, будто колья. Остальное уже было неважно.
— Скажи «да»… — процедил зло Шлема, и почти вытолкнул меня на улицу.
Меня трясло от страха, обиды, унижения и понимания хрупкости своего скорого будущего. Я не могла позволить даже на миг подвергнуть еще большей опасности своих ребят, поэтому молча, вошла в здание.
«Демьян!» — твердила точно заведенная, и даже когда меня позвали заключить союз, ведь как таковой церемонии бракосочетания не было. Скромная роспись без свидетелей. Дрожащей рукой, с некоторым сомнением и заминкой махнула витиеватую закорючку. Была глупая мысль поддельную нарисовать, но рисковать жизнью и благополучием Златы и Ильи не стала.
Часть 2 Глава 36
В моем паспорте появилась новая запись, я лишь осмелилась попросить оставить свою фамилию. Робко так…
Удивилась, когда Шлема не отказал.
«Демьян!
Демьян!
Тварь!
Ненавижу!»
Сдерживая слезы, вышла из здания, ведомая под локоть Эпштейном.
— Дети! — прошипела, вырвав из плена руку. Уставилась на Шлему: — Не сдвинусь, пока не докажешь, что дети свободны! — решительно озвучила ультиматум.
— Конечно, — прозвучало великодушно, но уже в следующий миг меня совершенно не по-джентльменски впихнули в авто. Причем это был не Шлема, а мужчина, который взялся непонятно откуда. Эпштейн уселся рядом со мной на заднее сидение, а мужчина-громила на переднее. Только дверцы захлопнулись, машина сорвалась с места.
Вжикнули фиксаторы, и я опять оказалась в ловушке.
— Шлема, — отчеканила негодующе, — что с моими детьми?
— Все отлично! — улыбнулся новоиспеченный муж.
— Дай я с ними поговорю! — упиралась зло.
Эпштейн помотал головой и цыкнул:
— Не стоит.
Порывисто отвернулась к окну.
«Демьян!» — молила гневно.
«Терпи!» — раздалось в голове, и я чуть не подпрыгнула от счастья и неожиданности.
Испуганно покосилась на Шлему, который то изучал телефон, то на меня хмуро поглядывал.
«Где мои дети?» — сделала надменный вид и опять отвернулась к окну.
«С ними все отлично. Я же обещал», — был холоден Демьян.
«Значит, — чуть выдержала паузу. — Шлема меня обманул?»
«Все зависит от того, что он сказал», — был спокоен Градов.
«Что мои дети у него!»
«Это не так».
«Черт! — стиснула кулаки, чтобы в голос не выругаться. Изо всех сил выражала спокойствие. — Значит, я вышла замуж зря?»
«Это как смотреть на ситуацию».
«Градов, — шипела гневно, на грани сорваться на визг, — я не понимаю, во что вляпалась… или во что меня вляпали, но дети не должны пострадать! А эта тварь уверяла, что Злата и Илья у него!»
«Нет!»
С облегчением выдохнула.
«Но… — Демьян замялся. — Святослав у него».
Опять метнула взгляд на Шлему. Сколько же подлости в одной особи?!
«Мне надо знать, где он его держит! — впервые дрогнул голос Градова. — Терпи и приведи меня в дом твари!»
«Ты меня… — запнулась на ужасающей мысли, — нарочно толкаешь в логово зверя?».
«У него мой сын…»
Так как Шлема уставился на меня с подозрением, решила нарушить молчание:
— Ты так и не сказал, чего хочешь конкретно от меня.
— А Демьян тебе не успел поведать? — взлетели удивленно брови Эпштейна.
— Можно подумать, — скривилась от возмущения, — он со мной вообще разговаривал. Ты же знаешь, что я для него… — специально о себе сказала в уничижительной форме, которая, по сути, красноречиво определяла мою значимость в жизни Градова. — Кто отчитывается перед бывшей фантош?!
— Ну-ну, — пренебрежительно хмыкнул Шлема, — не наговаривай на себя. Можешь любого дурить, но не меня. Я тебя изучил. А еще хорошо понял вашу с Демьяном обоюдную одержимость.
— Нашу? — уточнила со снисходительным смешком, на деле с диким желанием углубить тему.
— Вашу, вашу, — теряя интерес, вторил мозгоправ. — Только не говори, что эти идиоты не рассказали правды.
Меня нешуточно потряхивало, негодование клокотало яростно в груди, да пульсировало в висках.
— Как я уже тебе говорила, — спокойствие давалось с трудом. А если учесть бешеную тварь, что рвалась вцепиться в глотку Шлеме и было все сложнее ее игнорировать, так я вообще над собой насилие творила. — Со мной не особо сюсюкали. Ставили перед фактом, не утруждаясь объяснять, что и почему, — скептически изобразила улыбку.
— С того момента, как ты вошла ко мне я понял, что ты одержима, — холодно напомнил Эпштейн, — но когда стала приходить на сеансы постоянно, я разгадал в чем суть — болезнь не только твоя, но еще и твоего кукловода.
— И это что-то значит? — изобразила скучающий интерес.
— Кроме того, что это первый случай, о котором я услышал — нет, — безлико обронил Шлема. — Хотя уникальность хотелось бы подробнее изучить.
— Спорить не буду, — с наигранным равнодушием повела плечом. — Я не так умна как ты. Впрочем, наивной тоже никогда не была. Зачем я тебе? Ставить опыты? — умело косила под дуру.
— Для мести. Сладкой, долгой, мучительной…
— Мести Демьяну? — уточнила сухо.
— Ты много задаешь вопросов, — опять нахмурился Шлема. Протянул мой телефон.
— Один звонок дочери или сыну. Уточни, где они. Убедишься, что я тебя не обманул. После, заверь, что у тебя все хорошо и сбрось вызов, — мобильник отпустил, лишь когда кивнула.
Звонок сыну был почти в несколько секунд:
— Илья, — мягко начала, судорожно сжимая трубку.
— Да, мамуль. Ты где? — непринужденно болтал сын.
— Я… у меня все хорошо, а вы с сестрой где?
— Дома, только что приехали…
Больше ничего не удалось ни сказать, ни услышать — Шлема буквально вырвал мобильный из пальцев:
— Хватит! Убедилась? — спрятал телефон у себя в кармане пиджака.
— Да, спасибо, — опять кивнула, стараясь изобразить благодарность, а на деле во мне бушевало и негодование, и злость. Эпштейн обманывал и нагло продолжал смотреть в глаза и требовать повиновения.
— Почему ты так смотришь? — озадаченно сощурился, подозрительно сверля взглядом.
— Как?
— Словно знаешь нечто, чего не знаю я, — был до жути прозорлив Шлема.
Опять попыталась стряхнуть с себя кипучие чувства:
— Я стала твоей женой. Не могу понять, зачем? Чего ты хочешь? А еще каким способом ты собираешься меня заставить выполнять твои требования.
— Тебе будет полезно знать, что нитки для дерганья всегда легко найти.
Сын Демьяна!
— Знаешь, — не успела озвучить хоть какую-нибудь бредню, чтобы не выдать свои мысли, продолжил, пиля злым взглядом Шлема. — Не будь ты обращенкой, я бы решил, что ты опять фантош.
Мне тотчас подурнело. Эта тварь ощущала слишком тонко. Он меня словно видел насквозь.
Высокомерно задрала подбородок:
— Это единственный плюс в том, кем я стала, — отчеканила холодно. — Больше не могу быть игрушкой твари. Хотя если, признаться, так и не поняла, почему… — это добавила, чуть мотнув головой.
— Рассудок бывшей фантош и уж, тем более, оборотня сложнее и прочнее. Пробить броню удавалось редким тварям, только и для них это заканчивалось плачевно, — со сладкой улыбкой пояснил Эпштейн. — Сломать коды, подобрать ключ и проникнуть в сознание — миссия практически невыполнимая и весьма болезненная для «крота». Вплоть до летального исхода, — многозначительно вскинул брови. — Демьян силен, бесспорно, но вряд ли рискнет подобной дуростью ради тебя и даже сына.
— Сына? — зацепилась за слово. — А при чем тут он? — изобразила искреннее недоумение.
Шлема помотал головой:
— Тебе нужно молчать! — пригрозил, буравя меня неприязненным взглядом. — Ты настолько очаровательна и мила в своей наивной простоте, что сможешь заговорить самого дьявола.
Это был не намек — угроза, поэтому благоразумно прикусила язык. Лишь с деланно безразличным видом поглядывая в окно, чтобы хоть как-то понять, куда едем.
Когда мы во второй раз миновали один и тот же поворот, поняла, что водитель Шлемы ловко петляет, дабы замести или запутать следы.
— Ты пытаешься запомнить дорогу? — наткнулась на подозрительный и уже весьма злой взгляд Эпштейна.
Хотела было открыть рот для возражения, но звонкая затрещина буквально оглушила. Второй удар тоже стал неожиданностью — перед глазами пронесся сноп искр, и меня быстро утянуло в темноту.
Часть 2 Глава 37
Очнулась, когда в мою тишину вторгся мерзкий голос новоиспеченного мужа:
— Неси ее в подвал!
Глаза открыла и поморщилась — лицо горело, голова раскалывалась.
Высокий мужчина, тот, кто в машину впихивал, держа меня на руках, шагал к двухэтажному скромному дому из белого кирпича и коричневой черепичной крышей. Аккуратные дорожки, компактные клумбы, ухоженный дворик, мощенный гравием. Ничто не кричало о богатстве хозяина, тем более поскрипывающая дощатая веранда.
«Это ты виноват! Ненавижу тебя! — с болью вопила. — Я не знаю, еде мы, — чуть погодя досадливо призналась. — Но, кажется, южные данные районы. Черт возьми! — вознегодовала праведно. — Ты же зверь! Возьми след… Сына! Мой в конце концов!»
«Шлема подготовился и замел следы. Какое-то средство, притупляющее запахи».
Так как меня вновь подловили на задумчивости, застонала: