Тогда мне казалось, я понимаю. Но теперь, когда я смотрел не только на город, но и на Ячейки с самого дна округа Син, то я видел перед собой тот же муравейник. Мой князь, неужели вы ошибались? Или я не мог понять вас до конца? Что мне предстоит, господин? Какой из муравейников предстоит мне разворошить сейчас?
Чертов город шумел до звона в ушах, до рези в глазах. Ненавижу. Забиться бы в грязную вонючую дыру – такую, как моя комната – и не высовываться. Я так бы и сделал… Более того, именно так я и сделал. Пнул дверь этого чудовища – моего нового соседа, прошлепал в свою каморку. Темно, привычно. Душно, тесно. Выскочить из самого себя. Или выпить. Ненавижу быть трезвым – это еще хуже похмелья.
Как он сказал? «Ада нет»? Ха! И еще раз – ха…
Да что он вообще о себе возомнил, этот мудила ячеечный! Нифига они в своей Ячейке не знают о жизни! Тоже мне, высшая раса! Больные они, на всю голову больные. Выращенные в пробирке жертвы собственных научных извращений… И это дерьмо будет меня еще жизни учить?! Да чтоб они сдохли! Ненавижу!
И я пнул – что было силы – попавшийся по пути мусорный бак. Тот опрокинулся, вырыгнул из своей утробы кучу разнокалиберных отбросов, сдобренных зеленой вонючей жижей. Ну и пофиг – всё равно вокруг бака этой красоты немало валялось. Вот за что я люблю округ Син? За то, что куда здесь не плюнь – везде помойка. Душу греет. Почти ад. Которого вроде как нет. Ха и еще раз ха! Разуй глаза, урод, – вот же он! Или мне мало?
– Ого, какие люди! – Визгливый голос резанул по ушам. – Неужели это красавчик Вин тут на улице мусорит? Ай-я яй, как нехорошо, плохой мальчик…
Я повернулся, хотя мне этого не хотелось. Совсем. Видеть моего бывшего импресарио, его лоснящуюся от жира рожу, тоненькие волосочки, зализанные назад, чтоб скрыть лысинку, хищную улыбку, сверкающую зубом из псевдозолота, пальцы-сосиски, унизанные кольцами… Еще одно чудовище… Только мелкое и гадкое. Не страшное, но противное.
– Какого черта ты приперся, Кинрик? – выплюнул я.
– Ай-я яй, разве можно так говорить со старшими… Совсем плохой мальчик. Воспитывать тебя больше некому…
– Я спросил: какого черта ты приперся? Как ты вообще сюда попал? Или тебя тоже деклассировали? – спросил я со злорадством.
Впрочем, последнее вряд ли могло быть правдой: уж я то хорошо знал, что значит «процедура лишения всех прав». Имущество деклассированного изымается, включая псевдозолотые зубы. В обмен он получает весьма щедрый дар: бесплатная дезинфекция, серая роба, ключ от клетушки проживания, рабочая карта, продовольственный паек на три дня и пять кредов «подъемного капитала». Вот и всё, живи и радуйся. Как хочешь, так и живи. Хочешь, как примерный гражданин на работу ходи, получай там денежную подачку и надежду на амнистию. Благо предприятий в округе Син хватает – все самые тяжелые и грязные производства сюда вынесены. А не хочешь – не ходи. Валяй дурку и дохни с голоду. Или не дохни – в округе Син есть тысяча и один способ заработать деньги. Тысяча из них опасны и идут в разрез с законодательством и моралью, а один и вовсе приводит к мгновенной смерти. Ну и что из того? В округе Син нет места закону и морали. Закон и мораль – это для людей, а здешних обитателей права называться «человеком» уже лишили. А уж наши жизни вообще никому не нужны. Поэтому даже если мы тут друг друга живьем кушать начнем – никого это волновать не будет. Вот такой у нас тут ад. Рай, можно сказать. Полная свобода. И достать можно всё, что угодно, от лиловой краски для волос до зенитного комплекса «земля-воздух» докатастрофичных времен. Вот только о том, какими путями всё достается, лучше и не вспоминать. Я, во всяком случае, не вспоминал.
Не похож был сытый и невозмутимый Кинрик на деклассированного. Никак не похож. А жаль. Этой сволочи здесь самое место будет.
Он приторно оскалился, щелкнул толстыми пальцами.
– Зачем приперся, спрашиваешь? Да вот тебя, дурака, искал. А как попал… Ну, когда в карманах денюжки звенят, куда хочешь попадешь. Скажу тебе по секрету, малыш, что можно не только попасть, но и выйти… Ты понимаешь, о чем я, детка?
Понимаю? Понимаю?! Да, я слишком хорошо понимаю! А вот он… Он понимает? Это чмо понимает?! Чудовище!
Я сжал кулаки, пытаясь сдержать баньши-крик, ногти в ладонь врезались, глаза чуть из орбит не повылазили… Не был бы я сейчас трезвым…
Но, как бы я не сдерживался, видно, все-таки часть моей трансляции прорвалась, потому что Кинрик дернулся, невозмутимость с лица слетела. Но он снова сумел выдавить из себя улыбку.
– О, смотрю, ты в хорошей форме, малыш… – проворковал он и тут же заговорил серьезно. Ага, он и это умеет, когда требуется. – Вин, я понимаю, что ты чувствуешь. Но нельзя же так… Из-за небольшого недоразумения пустить всё прахом! Ты звездой первой величины мог бы стать… Этот Брин – помнишь его, звездулька из Шоу Проектов, сейчас он тон задает, – он тебе в подметки не годится. Трансляция слабенькая, да и сами программы – дерьмецо. Любовь-морковь, небольшая страстишка, чуть-чуть любовной муки – и сразу наслаждение. Девочкам-малолеткам поначалу нравилось, но сейчас и им приелось. Публика хочет бури… Твоей бури. Безумец Вин должен вернуться. Понимаешь? Я всё подготовил. Только скажи – и амнистия…
– Да пошел ты! – бросил я ему. И сам пошел. Подальше отсюда.
– Не так быстро, Вин, – на мое плечо опустилась лапища. Не Кинрикова – у того не лапы, а так, лапки, даром что пальцы поперек себя толще. Загребущие, конечно, лапки, но человека такими не загрести. Для работы с людьми у Кинрика специальные конечности имеются. И принадлежат они Большому Хо, телохранителю хренову. Откуда он только здесь взялся? В тенечке, что ли, прятался? Чтоб меня заранее своим видом не пугать? Знает Кинрик, как мы с Хо друг друга любим. Ага, так же, как вирус и антивирус в одной системе, только еще сильнее. Впрочем, явления Хо и следовало ожидать – в таком месте, как округ Син, без телохранителя делать нечего.
– Действительно, не так быстро, – это уже сам Кинрик. Теперь он не улыбается, маленькие сальные глазенки злобой сверкают. – Ты хоть понимаешь, сколько я денег в тебя вбухал? На помойке тебя подобрал, одел-обул, в люди вывел… Концерты, полные залы, фанаты – это всё, думаешь, тебе с неба свалилось?
– А сколько ты сам на этом заработал, будем считать? – поинтересовался я, пытаясь стряхнуть с плеча лапу Хо. Безрезультатно.
– А сколько я потерял после твоего последнего концерта? Давай, считай, если хочешь! Только сальдо в мою пользу будет, малыш. Ты еще посчитай, сколько я потратил, чтоб добиться пересмотра твоего дерьмового дела. Ты мне должен, понял, ублюдок?! И ты будешь отрабатывать, пока всё не отработаешь…
И тут меня прорвало, уже не сдержаться.
– Отрабатывать, говоришь? Давай, отработаю. Еще пару концертов хочешь? Таких как последний? Пси-искусство в моде – так заработаем на пси-искусстве, ага? Что значит несколько десятков смертей по сравнению с кучей кредов? Впрочем, этот мир перевернут, так какая разница? Давай, я вернусь! Давай, дам концерт! И пусть все сдохнут! Не жаль! Никого не жаль! Всё равно они мертвяки! Своих эмоций нет – решили чужими побаловать? Бурю им подавай! Страсть! Ненависть! Чудовища! Будет вам ненависть! Много ненависти, чтоб лопнули! Прошлый раз ничему не научил, да? Добаловались? Насладились?! Тридцать два самоубийства после концерта! Так и надо им всем. Хочешь повторения? Хочешь?! Ненавижу! Ненавижу! Чудовища! Все вы – чудовища!
Хо мое плечо отпустил, назад отшатнулся. Кинрик притих, вжался в стеночку, псевдокожаной туфелькой в зеленую жижу, вытекшую из мусорного бака, заехал. Я не знал, что происходит сейчас с ними. И знать не хотел!
«У тебя это хорошо получается», – так он сказал, да? Ха! Да, мудак ячеечный, прав ты. Хорошо! Только это у меня хорошо и получается – ненавидеть. А ненависть, оказывается, весьма востребованный продукт в этом перевернутом мире. Нарасхват просто. Покупателей тьма, кому бы продать? По мне так лучше чудовище с мертвыми глазами убийцы, чем чудовище с жирными загребущими пальцами.
Пойти сейчас, что ли, к нему, к моему соседушке, крикнуть, что согласен? Ты же ненавидишь этот мир, не так ли, Безумец Вин? Так почему бы и нет? Почему бы в самом деле его не уничтожить? Эти мертвые серые толпы, которым ни до чего нет дела… Эти мертвые дельцы, у которых кредитка вместо сердца и банкомат вместо разума… Эти мертвые, равнодушные ко всему Ячейки, захлебнувшиеся в нечистотах собственных теорий о светлом будущем… Этих чудовищ, окруживших тебя со всех сторон… Жалеть их?! Мучиться из-за них?! Вин, да ты свихнулся!
Но если так, то из-за чего я не просыхаю уже второй месяц? Чтобы забыть о чувстве вины? Или чтобы не думать об открывающихся перспективах? Чудовище познало вкус крови… Что будет с этим чудовищем?
Черт, мне срочно, срочно нужно напиться!
О том, что сосед возвращается в свою комнату, я узнал сразу. Во первых, он во всё горло пытался голосить похабную детскую песенку «На сером асфальте лежит твоя тушка», путая слова и перевирая ноты. А во вторых, я почувствовал небольшую сопутствующую трансляцию в пси-диапазоне. Я различал страх, ненависть, отчаяние… Кажется, так они называются, эти непродуктивные чувства? Впрочем, как бы они не назывались, это то, что нужно. На собственной шкуре проверено.
Я, заранее поставив психоблок, вышел из каморки, привалился спиной к косяку. Сосед меня не заметил, подошел, пошатываясь, к своей двери, попытался засунуть ключ в замок, но вскоре оставил эти безрезультатные попытки. Сполз по стенке, уселся на пол, икнул и закрыл глаза. Нет, он в самом деле безнадежен.
Наклонившись над ним, я достал ключ из его рук, открыл дверь. Запах, идущий из комнаты, меня чуть с ног не свалил. А свалить меня с ног – вещь небывалая. Насколько же страшным должен быть ад внутри, если человек создает себе такой ад снаружи? А впрочем, чем ему хуже, тем мне лучше.
– Вставай, – я пихнул его в бок.
Он попытался открыть глаза. Безуспешно. Хрюкнул и захрапел.