Минуло шесть дней и шесть ночей, в течение которых они почти не проронили ни слова, ибо на сердца их давил скорбный груз размышлений о судьбе Иерусалима и его народа. Наконец они прибыли в долину, образованную руслом высохшего потока. Справа и слева тянулись два горных хребта, совершенно лишённых растительности, склоны холмов и возвышений были изрезаны глубокими белёсыми трещинами, на дне которых зеленели чахлые и редкие кустики горного тёрна.
Внезапно слева от них Варух заметил гору странной пирамидальной формы, таких совершенных пропорций и внешнего вида, что она казалась рукотворной.
— Мы не найдём ни пищи, ни воды там, куда мы идём, учитель, — встревожился он. — Далека ли ещё наша цель?
— Нет, — успокоил его пророк. — Мы почти прибыли, — и он натянул вожжи.
— Прибыли... куда? — удивился Варух.
— К священной горе. К Синаю.
Варух широко раскрыл глаза:
— Так Синай это здесь?
— Да, но ты не увидишь его. Помоги мне перегрузить Ковчег и священные сосуды на одного осла, чтобы я мог вести его под уздцы. Ты останешься здесь со вторым ослом. Жди меня тут один день и одну ночь. Если я не вернусь, уходи отсюда и возвращайся назад.
— Но, учитель, если ты не придёшь сюда, то Ковчег никогда не будет найден и наш народ потеряет его навсегда...
Пророк склонил голову. Вокруг царило полное безмолвие; насколько хватало взгляда, на бесконечных камнях не видно было ни одной живой твари; только высоко в небе кружил орёл, описывая широкие круги в уносящем его ветре.
— А если так оно и будет? Однако же Господь вызовет его из недр земли, когда вновь настанет время вести народ к последнему месту его предназначения. Но сейчас мой обет — доставить его туда, где он был создан. Не смей следовать за мной, Варух. Со времён Исхода только одному человеку из каждого поколения открывалась тайна места расположения священной горы, и только один человек из каждых четырёх поколений смог вернуться оттуда. До меня это был пророк Илия, но только я, со времён Исхода, получу доступ к самому потаённому месту земли, чтобы спрятать в нём Ковчег Завета Господня.
Если Бог захочет, ты узришь моё возвращение через день и ночь, если же не увидишь, значит, жизнь моя стала ценой, которую Господь наш Бог запросил за сохранение этой тайны. Не сходи с этого места, Варух, ни по какой причине и не пытайся искать меня, ибо тебе запрещено попирать своими ногами эту землю. А теперь подсоби мне.
Варух помог ему навьючить поклажей более крепкое из двух животных и накрыл всё своей накидкой.
— Но как же ты справишься с этим, учитель? Ты слаб, и года твои преклонны... — забеспокоился он.
— Господь даст мне сил. Прощай, верный мой спутник.
Он стал удаляться по пустынным камням между двумя рядами гор, а Варух неподвижно замер под палящим солнцем, провожая его взглядом. По мере того как пророк отходил всё дальше и дальше, ему стало понятно, почему тот хотел идти только с одним ослом, без повозки. Он передвигался по камням таким образом, чтобы не оставить за собой никаких следов. Варуху стало страшно, его одолевали мысли, что вот символ самого существования Израиля удаляется к неведомому месту и, возможно, канет навсегда в небытие. Взгляд его растерянно следил за тем, как фигурка его учителя становится всё меньше и меньше по мере удаления, пока она совсем не пропала из вида.
Теперь пророк продвигался по безлюдной пустыне, шагал по царству ядовитых змей и скорпионов, ощущая на себе неотступный взор Бога, пронзающий его насквозь. Он добрался до точки, в которой перед ним раскрылась такая же безжизненная долина: над ней справа возвышалась гора, похожая на спящего сфинкса, а слева другая, напоминающая пирамиду. В этот момент на него налетел такой стремительный порыв ветра, что он был вынужден крепко прижать к себе узду, чтобы её не вырвало из рук.
Старец продолжал идти с большим трудом, ибо постоянное напряжение и боль, терзавшие его душу, привели его в какое-то горячечное состояние: ему казалось, будто земля ходит ходуном, как при землетрясении, а его самого обволакивают вспышки пожирающего огня. Но пророк ведал, что всё так и должно случиться, как это уже однажды произошло с пророком Илией.
Внезапно, как во сне, он оказался у входа в пещеру, у основания голой, выжженной солнцем горы; пророк начал восхождение на вершину. Когда он одолел примерно середину подъёма, то увидел высеченный на скале знак, изображавший жезл и змею рядом с ним; старец повернулся, чтобы обозреть долину, и явственно различил знак на дне — выложенный из камней прямоугольник. Эта фигура укрепила его уверенность в том, что он находится в самом убогом и в то же время в самом сокровенном месте Израиля, там, где Бог впервые выбрал своё жилище меж людей.
Пророк спустился к входу в пещеру, взял тонкую кремнёвую пластину и начал копать вглубь, пока не добрался до каменной плиты, скрывающей спуск, присыпанный тончайшей белой пылью. С большим трудом старец спустил вниз Ковчег, установив его в высеченной в стене нише, затем священные сосуды. Он уже собрался вернуться по своим же следам, но поскользнулся, ударившись о пол подземного хода, и услышал вибрирующий отзвук падения, как будто там, с другой стороны, находилась ещё одна пещера. Опасаясь, что кто-то может найти иной путь доступа к его тайнику, пророк запалил смоляной факел, установил его в расселине, дабы немного осветить укрытие, затем взял камень и несколько раз ударил по стене, которая ответила всё усиливающимся дальним эхом. Внезапно он услышал нечто вроде глухого щелчка и тотчас же после этого сильный грохот, стена подалась в сторону, его потащило вниз, как будто вместе с лавиной, и, на мгновение ослеплённый и полузасыпанный обломками и щебнем, он подумал, что пришёл его последний час.
Когда старец открыл глаза и присмотрелся сквозь завесу пыли, стоявшей в подземелье, его лицо исказилось от ужаса, ибо ему открылось то, чего он ни за что на свете не пожелал бы увидеть. Он испустил вопль отчаяния, и вопль этот вылетел из подземелья подобно рыку дикого зверя, попавшего в западню, отдаваясь эхом средь нагих и пустынных возвышений горы Божьей.
Варух внезапно пробудился глубокой ночью, уверенный в том, что услышал крик: глас своего учителя, оборванный рыданием. И он погрузился в долгую молитву.
На следующий день, не дождавшись возвращения пророка, Варух пустился в путь, чтобы пересечь пустыню в направлении Беэр-Шевы и затем Хеврона. Он вернулся в Иерусалим по той же дороге, по которой вышел из него.
Город был пуст!
Вавилоняне выгнали всех жителей из домов и увели их. Храм был разорён и предан огню, царский дворец стёрт с лица земли, мощные стены старинной иевусейской[1] крепости разрушены.
Тем не менее он ждал, считая дни, прошедшие с ухода пророка, как будто следуя по отрезкам пути, которые тот мог пройти; и вдруг он увидел его, оборванного и исхудавшего, у дома торговца овощами.
Варух подошёл к нему и легко коснулся его одежды.
— Учитель, — вопросил он, — видел ли ты разорение Сиона? Пуст ныне град, некогда полный люда, и князья его затерялись средь черни.
Пророк обернулся к нему, и вид его поразил Варуха: лицо старца было опалено, руки в ранах, в глазах горел сумрачный свет, как будто он побывал в недрах преисподней. И в этот самый момент ученик понял, что вовсе не вид поруганного Иерусалима, следствие воли Господней, низверг учителя в это состояние мрачного отчаяния, а нечто, увиденное им. Нечто столь ужасное, что затмило гибель целого народа, угон и искоренение его людей, злодейское убийство его правителей.
— Что видел ты в пустыне, учитель? Что так смутило ум твой?
Пророк обратил свой взор в ночь, надвигавшуюся с юга.
— Ничего... — пробормотал он. — Вот так внезапно оказаться одним, без начала и конца, без места, без цели и причины...
Он хотел удалиться, но Варух сделал попытку удержать его за одежду:
— Учитель, заклинаю тебя, открой мне, где спрятал ты Ковчег Завета Господня, ибо верю, что однажды Он вызволит свой народ из вавилонского изгнания. Я повиновался тебе и не следил за тобой, но поведай мне, где ты спрятал его, молю тебя...
Пророк посмотрел на него потускневшим взором через пелену слёз:
— Всё бесполезно... но если Господь однажды призовёт кого-то, он должен будет зайти за сфинкса и за пирамиду и пройти через ветер, землетрясение и огонь, дабы Господь указал ему, где он спрятан... Но это будешь не ты, Варух, и, возможно, никто другой и никогда... Я видел то, что никто никогда не должен видеть...
Он отстранил ученика и пошёл, вскоре исчезнув из вида за грудой развалин. Варух смотрел вслед удаляющемуся старцу и обратил внимание на его странную ныряющую походку, ибо одна нога у него была босой. Он ещё попытался пойти за ним, но когда стал искать пророка взглядом уже с другого места, того не было видно, и, какие бы усилия ни прилагал ученик, ему не удалось вновь обрести своего учителя.
Больше никогда он не видел его.
Глава 2
Чикаго, Соединённые Штаты Америки,
конец второго тысячелетия после Рождества Христова
Пробудившись с великим трудом, Уильям Блейк ощутил во рту привкус горечи — последствие бурно проведённой ночи, спа, насильно навязанного транквилизатором, а также плохого пищеварения — и поплёлся в ванную. В зеркале, освещённом светом расположенной сверху неоновой лампы, отразились лицо зеленоватого оттенка, запавшие глаза и всклокоченные волосы. Он высунул язык, покрытый белёсым налётом, и тотчас же втянул его обратно с гримасой отвращения. Ему захотелось расплакаться.
Обжигающие струи душа изгнали спазмы в желудке и мускулах, а остатки энергии перетекли в глубокую истому, в крайнюю слабость, которая заставила его, почти лишившегося чувств, улечься на плитки пола. Он долго лежал, растянувшись под испускающим пар потоком, затем протянул руку к смесителю и резко повернул рукоятку к синей отметке. Ледяная вода забила фонтаном, и Уильям подскочил, как будто его огрели плетью, но постарался продержаться достаточно долго, чтобы восстановить прямую осанку и вновь осознать то ничтожное состояние, в которое он впал.